- Нэнси уехала. Она… кажется, тоже испугалась. Ага. Милые девушки очень пугаются, когда на них обращают внимание молодые и состоятельные, пусть не вдовцы, но почти… не верю. Вот если бы и вправду ей это внимание было лишним, она не приняла бы подарок. - Сказала, что ей нужно подумать. Попросила время. - Подумать о чем? - О том, возможно ли у нас будущее. Звук повторился, правда теперь он был тише и ниже, и больше напоминал рокот волны, которой удалось-таки добраться до берега. Эта волна терлась о камни и вздыхала. - Потом она написала, что заболела ее тетушка, и попросила перевести денег. - Ты перевел? - Да, конечно. Кто бы сомневался. - Нэнси не вернулась. Я писал ей, но ответа не получил. И телефон… оказалось, он принадлежит гостинице. Там сказали, что постоялица выбыла и достаточно давно. Я почувствовал себя обманутым. И признаться, был обижен. Ник убрал цепочку в карман и огляделся. Встрепенулся, сбрасывая пелену ненужных воспоминаний. Глаза его сощурились и посветлели. - Стой здесь, - это было сказано совсем другим тоном, жестким, не приемлющим возражений. Шаг, и Ник исчез в темноте. А я осталась. Таким я его прежде не видела. И это… да, пожалуй, немного пугало. Но страх тоже исчез, сменившись непонятным беспокойством. Что-то было не так. Неправильно. Здесь, в доме. Ночь. Темнота. Запах… гари? Я втянула холодный воздух. Определенно, воняло горелым. Но откуда? Пусть ма Спок и позволяет себе вмешиваться в хозяйские дела, но на кухне ее никогда и ничего не пригорало. Да и кухня должна быть заперта. Время позднее. Нет, не кухня. Запах пригоревшей еды другой. А это… будто где-то рядом костер развели. Где? Я прислушалась к себе. И к дому. Рыжие всполохи разорвали темноту. Пламя, устав прятаться, вырвалось на волю. Оно взметнулось, обняв стену, скользнув по белому камню и скатившись в разодранную крышу мастерской. - Ник! – мой голос утонул в реве огня, которого становилось больше и больше. Желтые клубы вырывались из окон, из дверного проема. Из дыр в крыше. И та с протяжным скрежетом обвалилась, выпустив огненного зверя. - Ник! Я видела его, стоящего перед пылающим зданием. Я бежала и понимала, что не успеваю. И что не бежать надо, а возвращаться в дом. Звонить. Вызывать пожарных, выводить людей. Что такое пламя может проломить защиту, и тогда зверь, вырвавшись на волю, сожрет и камень, и плоть. Но… Ник! Он медленно развел руки, встав на пути огня. Я издали ощущала жар, и видела, как дымиться одежда на Нике. Как начинает она тлеть. Как поднимаются и вспыхивают белые волосы. Я задыхалась от дыма. И жара. Я чувствовала, что вот-вот сама вспыхну. А он даже не обернулся. Он подходил к огню, медленно, будто не замечая, что старая его куртка занялась, а с ней и майка, и брюки. Что на земле от него остаются черные следы, в которых начинают тлеть угли. Что пламя отступает, но не из страха. Оно, звериною натурой своей, чувствует опасность и готовится атаковать. Нельзя подходить к незнакомым драконам. Нельзя лезть в бушующее пламя. Нельзя… считать себя бессмертным, даже если ты – урожденный Эшби. Ник, кажется, забыл. Я сделала шаг. И еще… Стены мастерской того и гляди рухнут. Кто бы ни устроил поджог, он постарался, чтобы от мастерской остались лишь угли. А что с домом? На нем защита, но старая. Выдержит ли? Еще шаг. Жарко. Жар пробивается сквозь куртку. И мне случалось получать ожоги. Мало удовольствия. Болят, заживают долго. Щеки ноют. Воздух сухой, дерет горло и нос. И кашлять буду потом… если выживу. Мне бы до Ника добраться. Выдернуть его, пока он не шагнул в сердце огня. А он почти добрался до обугленной двери. И вдруг, остановившись, заговорил. Его голос вплетался в шум пламени, он звучал здесь и вокруг, заставляя огонь прислушиваться. Подчиняться. И я остановилась. До Ника с десяток шагов, но я не пройду. Даже в своей куртке, пропитанной спецсоставом. Штаны вон, дымятся, и того гляди, плавиться начнут. Ник вовсе горит, но не замечает. Не понимает. Он беседует с миром и огнем, уговаривая тот отступить. Это не магия, не та, которой учат. Это нечто большее, но главное, что его слышат. Понимают. И принимают право повелевать. Вот огонь скатывается, складывается, он становится меньше, плотнее. Рыжие побеги еще оплетают деревянные стены, но это – мелочи. Сам дом вздыхает, как мне показалось, с немалым облегчением. Он тоже боится. Кто сказал, что дома не знают страха? А я… я все-таки решаюсь. Я знаю, что Ник будет зол. Но выдержу… я сильная, как говорят. И дойду. Тем более, жар спадает, и песня звучит тише. Каждый мой шаг поднимает облачко пепла, который кружит-кружит. И дышу я гарью, копотью и ядовитым дымом. Завтра будет плохо. Но ничего, главное, что завтра будет. Я успела. Я дошла до Ника и, стянув свою куртку, набросила на его плечи, сбивая остатки огня. И когда он покачнулся, я подставила свое плечо. А потом позволила опереться на себя. Я и вправду сильная. Глава 35 Глава 35 Лука не спал. Он закрыл глаза, прислушиваясь к дыханию женщины, которой не должно было быть рядом, но она была. Тонкая. Хрупкая. С рисунком шрамов на спине, которого она стеснялась, хотя этот рисунок был красив, как и все в ней. Жаль, что Лука не сумел ее убедить. И вряд ли сумеет. Утром она сделает вид, что ничего не произошло. А Лука примет это, потому как и вправду проще. Взрослые люди играют во взрослые игры. Но пока она спала. А он смотрел. И еще слушал. Слухом его Господь и вправду наградил чересчур уж острым. И порой это доставляло немалые неудобства. Как теперь. Ворочается в номере мальчишка, который мог бы умереть. Об этом ли думает? Или просто не спится? И потому он встает со скрипучей кровати, будоража не менее скрипучий пол. Бродит внизу хозяйка, толстая неряшливая женщина, которая выглядит одновременно и жалкой, и злой. Тоже не спится? Совесть не чиста?