- Могло бы быть и лучше. Красуется. - Что со мной? - Заблокированные воспоминания, - Милдред разглядывала его с тем же интересом, с которым дети смотрят на лягушку, гадая, стоит ли ее отпустить или все же разделать на ближайшем камне, выясняя, вправду ли можно есть лягушек. А Томас не замечает. Мужчины вообще слепнут, когда дело касается красивых женщин. - Вам следует сказать спасибо девушке, - маг тоже заставил Томаса вращать головой, причем так, что создавалось ощущение, что он не против был бы эту голову вовсе открутить. – Она вас удержала, когда блок начал сыпаться и произошел сбой. Вы и вправду могли умереть. Но остался жив. А благодарить меня ни к чему, я и без благодарности как-нибудь. Но Томас сказал: - Спасибо. А я вежливо ответила: - Всегда пожалуйста. Нет, ну а что еще говорят в подобных ситуациях? В нынешней идиотизма становилось все больше. Лысый громадина исчез, уведенный миссис Фильчер. Представляю, что она ему расскажет. Маг принюхивался и отнюдь не к содержимому желудка Томаса. Сам Томас все еще походил на умирающего… весело, блин. А Милдред наблюдала за всеми этак снисходительно и даже равнодушно. Вот только это равнодушие меня нисколько не обмануло. Они все пришли найти виновного. Или того, на кого можно возложить вину ко всеобщему удовольствию. А я… что я могла сделать? Улыбаться. И притворяться радушной хозяйкой чужого дома. Притворяться я никогда особо не умела. В местном мотеле тараканы передвигались медленно, сохраняя чувство собственного достоинства. Здесь было сыровато и прохладно. Из окон сквозило, а в темноте за стеклом чудились твари. Милдред встала и, запахнув полы шелкового халата, - следовало бы прикупить байковый, не так хорош, но всяко теплее – выключила свет. Она заставила себя подойти к окну и заглянуть в темноту. Чудовищ нет. Во всяком случае, там. Чудовища прячутся среди людей людьми же притворяясь. И надо успокоится. Это все нервы, нервы… возможно, стоит принять снотворное, но Милдред становилось дурно при мысли, что она и вправду уснет. Спящие беззащитны. А у нее револьвер в кармане халата. И это смешно, да… От стекла пахло дождевой водой. Капли собирались изнутри, и дыхание Милдред заставляло их подрагивать. А темнота теряла плотность. Первыми проступили в ней столбы фонарей. Колбы ламп в них давно выбили, а новые вставить то ли городской бюджет не позволил, то ли лень. И да, по ночам дома сидеть следует. Улица. Серое полотнище, которое уходит куда-то вдаль, чтобы исчезнуть в черноте. Силуэты домов, темные, спящие. Уже поздно и надо лечь в постель, а в голове вертятся-крутятся мысли. И все до одной гадостные. Милдред вновь кусает губы и заставляет себя смотреть. Что они узнали? Хозяин дома молод и зол. Он прибыл не один, но с парой крючкотворов, которые вцепились в Луку, безошибочно распознав в нем старшего. Ордер. Разрешение. Сотрудничество. Милдред слушала их краем уха, ее куда больше занимал Ник Эшби. Хорош. В такого легко влюбиться. И пожалуй, девушка влюблена. Была. Перегорела? Или просто поняла, что любовь эта ничего хорошего не принесет? Отступила. Но чувство осталось, переродившись в нечто большее. Она не предаст. Ни ради себя. Ни ради других. Будет молчать, врать и изворачиваться, если решит, что ее дорогому Нику это нужно. Это даже не любовь, это зависимость худшего толка, которую Уна и сама не осознает. А сказать, так и не поверит. Никто не верит. Где-то далеко протарахтела машина. Звук был резким, и заставил Милдред вздрогнуть. Кто? Не важно. Не вся жизнь в городке замирает ночью. Эшби… О них говорили с готовностью и страхом, с чувством почтения, со скрытой завистью. Сколько эмоций. Люди их почти боготворят, но при этом будут рады освободиться. Взять хотя бы хозяйку мотеля, которая с немалым удовольствием пересказывала местные сплетни. Ей нравилось быть в центре внимания. Маленькая человеческая слабость. А слабости есть у всех. Вот и Милдред боится спать в незнакомых местах. В тех, где дверь хлипка, а замок ненадежен. Завтра она попросит повесить щеколду, а сегодня ложиться не станет. Посидит у окошка, подумает в тишине. Тишины ей как раз и не хватало в последнее время. Ник Эшби. Ему тридцать пять. Не возраст для мужчины, да и выглядит он куда моложе, этакий солнечный мальчик. Загорелый до черноты, с волосами цвета золота и голубыми глазами. Хоть сейчас рекламный плакат рисуй. Улыбка дружелюбная. И руку целует легко, показывая, что эта не первая рука, к которой его допустили. Он шутит… и не искренен. Взволнован. Немного зол. В доме его эмоции ощущаются эхом. Милдред подозревала, что вне дома и источника она вообще ничего не уловит. Хорошо это? Стук в дверь заставил ее вскочить. И рука нырнула в карман, пальцы коснулись теплого железа. - Милдред? Лука. Что ему нужно? И хорошо, что нужно. С ним спокойней. - Да? - она открыла сразу. - Я услышал, что ты не спишь. - Как? Кажется, она вела себя тихо. - Ходишь, - пояснил Лука, протянув коробку. – У меня слух хороший. А полы тут скрипят и стены тонкие. Наш маг куда-то убрался. - Куда? - Кто ж его знает. Подозреваю, вернется к особняку, будет уговаривать Эшби источник показать. Маги, они все ненормальные. С этим легко было согласиться. А к источнику Эшби никого не пустит. - Я и подумал, что, может, ты пончиков захочешь? Есть с глазурью. - Захочу, - Милдред посторонилась. – Заходи. Вдвоем лучше, чем одной. И темнота окончательно перестает пугать. А Лука осматривается, смахивает таракана, который прилип к стене и руку вытирает о штаны. - Завтра попрошу мага, чтоб купил чего… не дело, когда ползают, - таракана Лука давить не стал. Ему определенно хотелось, но он покосился на Милдред и просто выкинул насекомое из номера. Надо же. - Не дело, - Милдред присела на кровать, которая издала протяжный скрип и прогнулась, намекая, что не предназначена она для сидения. Да и лежать не стоит. - И вообще… шериф поспрашивает, может, кто из местных дом сдать хочет, а то ведь… мне тут и трогать чего страшно, чтоб не поломать. Он поднял крышку. А без костюма Лука выглядит странно-домашним. Мятые джинсы, фланелевая рубашка в клетку. Рукава закатаны, воротник расстегнут. Не стоит так пялится, но не пялится не выходит. - Как спать будешь? – это безопасный вопрос. Почти. И пончик Милдред взяла, хотя от одной мысли о еде ее начинало мутить.