Это чужой страх. Эхо, которое вдруг накрыло Милдред, едва не раздавив. И будь она полноценным эмпатом, она бы ощутила все оттенки его. - Извините, - она отвернулась, заставив себя отрешиться от нехорошего чувства опасности. Своего? Чужого? Страх вот был, он стремительно таял, очищая дом, и Милдред пыталась зацепить его. Кого она боялась, та девушка? И она ли? Но девушка, да. Страх был определенно женским. И перед мужчиной. Именно поэтому Милдред и зацепило. Совпали обстоятельства. Она тоже женщина. И рядом мужчина, который кажется ей опасным. - Она жаловалась? – Милдред разбирала этот страх на ноты, но не находила ничего полезного. – Эта девушка? - Нет. - Может быть, все-таки жаловалась? Женщинам… иногда приходится сложно. - Хотите сказать, что я бы не принял заявление? – а вот теперь к страху добавилась обида. Мужская. Раскаленные нервы ловили чужие эмоции. И этим следовало пользоваться. – Думаете, я бы закрыл глаза на то, что какой-то ублюдок ее избивает? - Случается и такое. - Не у нас. - То есть у вас бить женщин не позволяется? - В семейные дела я не лезу, - а вот теперь он злился, этот человек, внешне казавшийся равнодушным. И отнюдь не Милдред с ее недоверием и неправильными вопросами была тому причиной. А… кто? Женщина. Какая? - Если не просят, то не лезу, - он стиснул ствол винтовки, будто желая раздавить его. – Да и как? Полномочий у меня нет, потом нажалуются… - И часто жалуются? - Нет. Местные знают, что, если охота тут жить, надо вести себя прилично, - он успокаивался, и все-таки… все-таки стоило бы к нему приглядеться. - Если возникает проблема, я ее решаю. Как умею. Удовлетворение. И стало быть, ему приходилось решать проблемы подобного толка. Что ж… в провинции свои правила. И не Милдред их менять. - Она его боялась, - сказала она, меняя тему беседы. – Очень. - Тоже маг? - Нет. Просто… кое-какие способности. Стоило ли говорить? Или… Чучельник не глуп. Он понимает, что одно дело скрываться от мага, который только и способен, что сидеть и стучать в расписанный кровью бубен, уставившись взглядом в низкие небеса, и совсем другое – пытаться обмануть эмпата. Слух пойдет? Оно и к лучшему. Слухи всегда преувеличивают. Милдред улыбнулась, чувствуя себя почти счастливой. Кем бы ни был Чучельник, он не оставит подобную угрозу без внимания. - Я спускаюсь? – спросила она громко. – Спускаюсь… И не удивилась, когда Лука ее поймал. Поднял. Поставил и мрачно поинтересовался: - И зачем было дразнить его? К вечеру весь город знать будет. - Будет. - Я тебя выпорю. - Нет. - И отошлю. - Ты же знаешь, что не поможет. Лука вздохнул. Он и вправду знал. Вот только обо всем ли? У Томаса тогда получилось сорвать розу. Правда, он рассадил шипами ладонь и, выругавшись – папаша точно выдрал бы за такие слова – слизал капли крови. - Осторожней, молодой человек, - сказали ему. – Эти розы весьма коварны. Томас спрятал руки за спиной, раздумывая, успеет ли сбежать, пока мистер Эшби подходит. А тот не спешил. Точно знал, что бежать Томасу некуда. - И бежать не стоит, - сказал он. – Я вас знаю. - П-простите. Томас уже усвоил, что взрослым очень нравится, когда у них просят прощения. И даже не так важно, есть ли за тобой вина или нет, главное, чтобы звучало искренне. У Томаса получалось. - Не стоит, - отмахнулся мистер Эшби. Он был не в костюме, в обыкновенных штанах, вроде тех, которые папаша предпочитал всем прочим. И в рубашке, пусть и не клетчатой, но и не белой, накрахмаленной. Рукава закатаны, воротничок расстегнут. А к волосам стружка прилипла. И такой, незнакомый, мистер Эшби пугал. - Этот куст посадила Патриция Эшби и случилось это почти четыреста лет тому. Она очень любила цветы. - Я… я просто… - Решил сделать кому-то подарок? Томас поспешно кивнул. - Это хорошо. Женщинам надо дарить цветы. Женщины любят подарки. И мужчин, которые их делают. Ты ведь хочешь пользоваться успехом у женщин, юный мистер Хендриксон? К Томасу никто так не обращался. Это заставляло покрепче сжимать несчастную розу. И вместе с тем чувствовать себя бесконечно важным. - Д-да. Н-не знаю. Пока. - Конечно, ты же еще юн, - мистер Эшби добрался-таки и руку на плечо положил. Расскажет? Если расскажет, папаша точно за ремень возьмется. И драть будет так, что Томас потом долго сидеть не сможет. И… и Томас сам себя проклинает, что сюда полез. Чего, спрашивается? - А… - он смотрел на мистера Эшби снизу вверх, и знакомое лицо будто бы плыло, меняясь. – А что вы делали? - Хочешь взглянуть? Странная улыбка. И пахло от него странно, не как всегда. Деревом? И клеем? И еще шкурами, только хорошо выделанными. - Тогда идем. Будь моим гостем. Будешь? Томас кивнул. А что ему еще оставалось?