Надо же, столько лет прошло, а она полагает домом земли айоха? - Здесь мне помог мистер Эшби. И он же сказал, что других детей не будет. Тогда я испугалась. Бесплодная женщина позорит семью, но… Бобби лишь обрадовался. Сказал, что ему достаточно двоих, и что главное, я буду жить. Я… В ее глазах заблестели слезы. Слезы ли? Палец коснулся темных ресниц. - Тогда… мы говорили. Долго. Он признался, что привязан ко мне. А я… мое сердце пело. Впервые кто-то сказал, что я нужна… именно я. Понимаю. Но не скажу об этом. А соберу посуду со стола, оно и вправду лучше делом заняться. - Он предложил мне принять веру. И пожениться. Он выправил документы… - На тебя. Матушка пожала плечами. - У меня появился паспорт. А отец О’Нил научил меня читать. Женщины из церковного комитета… я не знала, что женщины могут быть добры друг к другу, - это было сказано с удивлением, которому я не поверила. – Они тоже учили. Одеваться. Выбирать наряды. Причесываться. Готовить. Я же училась. С радостью, да… - И учила меня? - Я хотела, чтобы ты нашла себе хорошего мужа. Не обманывайся, Уна, этот мир, даже нынешний, в котором женщине разрешено владеть имуществом, принадлежит мужчинам. - Неужели? Я отправила тарелки в умывальник, который сиял чистотой. И это сияние бесило неимоверно. - Да, моя собственная бабушка… была той, кто умел говорить с драконами. Она поднималась в горы и приносила чешую, кости и драконьи камни, которые потом продавали, покупая еду для племени. Но думаешь, кто-то ценил ее? Ее муж, когда был недоволен, брался за палку. А мог и выгнать из шатра. И выгнал. И в одну ночь она замерзла насмерть, а в горы пошла одна из девяти ее дочерей, чтобы принести чешую, кости и камни. Бобби как раз помогал эти камни продавать. Когда я поняла, сколько они стоят на самом деле, то долго смеялась… очень долго… но дело в другом. Моей матери дара не досталось. Как и мне. И поэтому я не могла надеяться, что он проснется у тебя. Вода брызнула тугой струей, разбившись о тарелки, рассыпавшись мелкими каплями, от которых после высыхания останутся белесые разводы. - Но я не о том. Ты злилась на меня. А я пыталась тебя научить. Я не желала тебе зла, - матушка наблюдала за мной и взгляд ее был спокоен. – Ты тянулась за Вихо, но его путь – путь мужчины. Это мужчины могут позволить себе быть безответственными. Пусть они растрачивают жизнь на удовольствия. Пусть ищут славу и богатство. А женщинам нужен покой. - Всем ли? - Уже не знаю. Тогда мне казалось, что я все делаю правильно. Ты полукровка. И не слишком красива по меркам белых людей. И тебе придется постараться, доказывая, что ты достойна хорошего дома. А стало быть, важно воспитание. Хорошие манеры. Умение держать себя. Вести дом. - Прислуживать? - Если понадобиться. Я кивнула. В этом вся мать и… и теперь я не то, чтобы не осуждаю ее. Скорее начинаю понимать. - Меня злило твое упрямство. И это нежелание слушать меня. И… - Я сама? - Я видела других девочек. Тихих. Скромных. Разумных. Как Зои Фильчер. - А я была не тихой, не скромной… - Не разумной, - поправила матушка. Она покачала головой, глядя, как я размазываю по тарелкам пену. Сама матушка воду пускала тонкой струйкой, да и то лишь затем, чтобы смочить тарелки. После их следовало хорошенько вымыть. Сполоснуть. Вытереть досуха. Поставить в шкаф, выставив по размеру. - Тебе никогда не хватало гибкости. И действовала ты так, как надлежит мужчине. Эти постоянные споры с соседями. Драки… зачем ты расцарапала Зои лицо? - А зачем она обозвала меня дрянью? Точнее, выразилась Зои куда как интересней, оказалось, что и леди известно много разных слов. Я вспылила… - Дорогая, что мешало обозвать ее тоже? Может, отсутствие фантазии? Впрочем, я стряхнула тарелку и сунула ее в шкаф. - Или не обозвать, но сделать так, чтобы некоторые… скажем так, особенности ее характера стали известны широкой публике? Ударить, конечно, проще, но в этом случае жертвой стала Зои. Слово царапнуло. Жертва? Несомненно… бледная полупрозрачная кожа. Худоба. И взгляд, преисполненный ненависти, будто это я виновата в том, что с ней случилось. - Неудачный пример, - согласилась матушка. – Но так ведь во всем, что бы ты ни делала, ты проявляла одновременно упрямство и редкостную узколобость. - Спасибо. - Не за что. В этом есть и моя вина. Мне бы следовало объяснить тебе, что мир… все еще принадлежит мужчинам. - Повторяешься. - И буду повторяться. Я вытерла ладони о штаны. Вот… к чему этот разговор? Откровения? Впрочем, теперь я точно знаю, почему матушка не дала свою кровь. Хотя, конечно, глупо. Она родила Вихо или нет, дело третье. Главное, что Вихо считал ее матерью. - Уна… - она закусила губу и уперла пальцы в подбородок. – Тебе стоит уехать. - С чего бы? - Чучельник вернулся. - И черт с ним… - Начнется расследование… Это я уже поняла. И маленькая семейная тайна, может статься, перестанет быть тайной. Что изменится? Да сколь я знаю, ровным счетом ничего. - В городе… уже неспокойно. Знаешь Мередит Ингби? - Злоязыкая старуха. - Именно, но у нее огромное количество родственников. Есть те, кто работают в полиции. И вот, там уверены, что все это время Чучельник продолжал убивать. Счет идет на сотни, если не на тысячи… хотя тут, полагаю, она несколько преувеличивает. Сказано это было без особой уверенности. - Она всегда преувеличивает. Вот не понимаю, каким боком я. Мередит Ингби обожала сплетни, причем настолько, что не отказывала себе в удовольствии их выдумывать. - Но пошел слух, что это из-за Эшби. - Ника?! - Миссис Фильчер уверена, что именно он и есть Чучельник. - Ник? Ненормальная женщина. Вот она и вправду думает, что ей станет легче, если Ника посадят? Зои поправится? Или… скорее она получит опеку и над Зои, и над состоянием Эшби. - Конечно, это лишь домыслы, и правды в них немного. Ей сочувствуют, хотя некоторые и полагают, что она слишком уж увлеклась. И что если она и вправду так ненавидит Ника, ей следует уехать. - Я ей тоже так сказала. - Когда? - Вчера… а что?