- То есть, купить по-прежнему никак? Я хмыкнула: - Кто будет платить за то, что можно взять бесплатно? Не хочешь на поле, у миссис Клопельски в палисаднике отличные эти… георгины. Или хризантемы? Но сразу предупреждаю, у нее ружье имеется. И стреляет она покруче твоего папаши. Что? Знаешь, сколько желающих на эти георгины? Или хризантемы… А смех у него был приятным. Только не стоило обольщаться, что это что-то значит. Я довезла его до мотеля, точнее той конуры, что выдавали за мотель. - Я загляну завтра, - сказал Томас. Я же пожала плечами. Пускай себе. Глава 9 Глава 9 В этом треклятом городке ничего не изменилось. Узкие улицы. Пыль. Мальчишки, которым было нечем заняться и от безделья они сбивались в стаи, а уже стаи вяло воевали друг с другом за пустые дворы и темные переулки. Иногда в переулках появлялись крысы, и тогда мальчишки оживлялись. Крысиная охота – то еще развлечение. Томас потер нить шрама на левой руке и поморщился. Порой крысы защищались. В мотеле гуляли сквозняки. Домишко этот, перестроенный то ли из сарая, то ли из коровника, отличался какой-то особенной несуразностью. Он был длинен и низок. В вырубленные на разной высоте окна свет почти не проникал, зато остатки тепла уходили. Да и какое тепло? Дощатые стены. Скрипучие полы. И вездесущая плесень, которая обжила и стены, и подоконники, и по потолку поползла ржавыми пятнами. Зато хозяйка мотеля не изменилась. - Чего домой не едешь, Томи? – поинтересовалась она, сплевывая табачную жвачку прямо под ноги. – Не рады будут? - Не хочу стеснять. Она хохотнула. И ключ кинула. - Надо будет одеяло, скажешь. Тебе бесплатно. Ключ, слегка погнутый, но почти чистый, Томас взял. И поинтересовался: - Что здесь вообще нового? Миссис Гольстром хмыкнула. - Вынюхиваешь? - Работа такая. - А приличным парнем был. Папаша твой, небось, в гробу переворачивается. Он федералов крепко недолюбливал. Она была толста и неопрятна. Она носила цветастые балахоны, до того одинаковые, что, казалось, различаются они лишь пятнами. На одном – от соуса. На другом – от горчицы. Третье и вовсе пестрит мелкими темными, то ли крови, то ли сока. Нынешнее миссис Гольстром украсила воротничком. Даже почти белым. - Но ты ж у нас не так, ты ж у нас по делу, верно? Передние зубы она давно потеряла, поговаривали, что еще в той жизни, в которой был весьма бодр покойный ныне мистер Гольстром с его страстью к выпивке и играм. - По делу, - согласился Томас. – Может, разрешите вас угостить? - А вежливый какой… фу-ты, ну-ты… угощай. Эй, Кир, сгоняй за выпивкой. И пожрать пусть дадут. Мальчишка, служивший и горничной, и носильщиком, и прочим обслуживающим персоналом, вынырнул откуда-то из подсобки и застыл с вытянутой рукой. Пятерка мигом исчезла в рукаве. - Сдачу чтоб принес, дьяволово семя. Она уселась на высокий табурет и сказала: - Спрашивай. - Если бы знать, о чем… слышал, старый Эшби ушел? - А то… давненько уже. Слышала, молодого Вихо нашли? - Нашли. - Неподалеку? - Есть такое. Она кивнула и, вытащив из кармана пачку табаку, отрезала кусок, сунула за щеку. - Будешь? - Воздержусь. - И правильно… - На его месте теперь Ник? - А кто еще? Кто ж может быть, если не Эшби… туточки он… про него, стало быть? С чего бы это? - С кого-то ведь надо. - Твоя правда… и чего сказать? Эшби – он Эшби и есть. Вот взять тебя, ты у нас вежливый, лощеный весь из себя, что коровья задница, но сковырни чуток, и нутро попрет. Нутро-то старое, что у тебя, что у папашки твоего, что у деда. Хоть ты весь наизнанку вывернись, а себя не перекроишь. Эшби, они… эти… ристократы. Вот. Она даже жевать прекратила, довольная тем, что смогла произнести слово столь непростое. - И всегда были, сколько себя помню. Старший-то Эшби, не нынешний, а тот, который его папенька, тот по городу гулять любил. Костюмчик нацепит, рубашечку белую, тросточку возьмет. Машина у него была знатная. Из-за океана везли, да… верно, в гараже где-то стоит, не слышала, чтоб ее продавали. А встретит кого, раскланивается. О делах спрашивает… до баб, правда, охоч был. Но не так завалить, а ухаживал, цветы слал… наши-то и довольные. Не мужики, бабы, конечно… мамка моя сказывала, что и его папаша… жену, правда, не отсюда взял. Привез. Красивую, да… правда, тут ей не больно-то понравилось. Небось, думала, что станет во Фриско жить или еще где, но не в нашей глуши. Тут и койоты от тоски дохнут, что уж про красивую женщину говорить? Вот она сына выродила и все, только ее и видели… - Это ведь давно было? - Давно. Только ты не спеши. Такие, как Эшби, они прошлым живут. И он свою маменьку не простил. Сказывали, что она после объявилась, как деньжата закончились. То ли любовник ее бросил, то ли что-то там другое не заладилось, да скандал был… только он ее не простил. Мол, я тебе был не нужен, стало быть, и ты мне не нужна. Этого Томас не знал. Он вообще не представлял старого Эшби молодым. Вернулся мальчишка с пакетом еды и парой бутылок дешевого виски. - Будешь? – миссис Гольстром вытащила из-под стола замызганные стаканы. - Лучше чаю. Если можно. - А коль нельзя, будешь сидеть и глазами лыпать? Хватит уже играть в этого… ристократа. Эй, сделай ему чайку да покрепче! И сдача где? Ишь, дьяволово семя… А вот гамбургер был горячим и сочным, щедро заправленным горчицей и соусом. Он исходил жиром и Томасу пришлось наклониться, чтоб жир этот не испачкал костюм. - Вот. А Эшби, он бы салфеточку постелил. - А здесь есть салфеточки? - Еще чего не хватало! Я с полотенцами умаялась. Если б ты знал, как их ухайдокивают студенты… что они с ними делают? Задницу подтирают, что ли?