Вечером Инёню вернулся в Анкару. И выступил по радио с обращением к турецкому народу. Он сообщил о том что Англия добивалась вхождения Турецкой Республики в войну против Германского Рейха, но получила твёрдый отказ от президента и премьер-министра. Тогда Англия чтобы устрашить президента организовала нападение на президентский поезд. Но по случайности президента в поезде не было. В поезде погиб большой патриот и великий государственный деятель премьер-министр Турецкой Республики Мехмет Шюкрю Сараджоглу. Турецкая Республика не может оставить безнаказанным этот позорный акт государственного терроризма. И поэтому заявляет об объявлении войны Соединённому Королевству Великобритании и Северной Ирландии. Со всеми другими сторонами ведущейся сейчас в мире войны Турецкая Республика продолжает оставаться в нейтральных отношениях. Турецкой армии отдан приказ перейти границу с Сирией и Ираком и атаковать британские войска, с целью освободить народы Сирии, Палестины, Аравии и Ирака от колониального гнёта Англии и возврата этих народов в дружную многонациональную семью Турецкой Народной Федерации. Мир охренел от безбашенного заявления Инёню. В Турции же на какое-то время на волне патриотизма наконец-то смогли примириться республиканцы и ушедшие в подполье сторонники Османской Империи. Самолёт на котором Джон Ллойд вылетел в Каир до начала радиовыступления Инёню был сбит в небе над Сирией неизвестно от куда взявшимися мессершмитами. Опознавательных знаков на них ни кто рассмотреть не смог. 25—31 декабря 1942 год. г. Крым. Ночью я вёл переговоры по радио с Ровно, типа со своим начальником рейхскомиссаром Украины Эрихом Кохом (117). Доложил что в результате нападения русских диверсантов выведены из строя телефонные узлы связи. Но к утру, край – к обеду восстановим. Бандиты частью уничтожены, частью рассеяны. Сейчас их усиленно отлавливаем. Помощь нужна разве что мудрым руководством. Если кого толкового пришлёте – будем рады. Помощь личным составом не требуется. В штаб Сухопутных войск вермахта отправил примерно такой же доклад. Воздушный мост с Закавказским фронтом продолжал усиленно работать всю ночь. В Крым перелетело несколько истребительных и штурмовых авиаполков. Оккупационные подразделения вермахта и вспомогательной полиции всю ночь и утро упорно пытались выполнить мой приказ прибыть в Керчь, Джанкой и Симферополь, подгоняемые воплями с моего узла связи. По пути их усиленно обрабатывала наша авиация. А утром на подходе к освобождённым городам разрозненные остатки оккупантов и полицаев встретили хорошо подготовленные засады. Большая часть оккупантов там и полегла. Румынская дивизия дислоцированная в Крыму, сначала помоталась по моему приказу по степям Северного Крыма, под постоянными ударами штурмовиков и бомбардировщиков, а затем к концу дня была выведена к Джанкою. Где, будучи окружённой, и сдалась в плен. К утру почти все бойцы бригады уже переоделись в форму РККА. И техника была перекрашена по стандартам Красной Армии, на неё были нанесены советские тактические знаки. Не перекрасили только два десятка танков и БТРов. Их опять загрузили на платформы и отправили в Севастополь. Коменданту Севастополя сообщили, что ему направляется в помощь два эшелона с техникой и личным составом. Пусть встречает и принимает командование. Большая часть военной и гражданской администрации Севастополя явилась встречать эшелоны на вокзал. Там их мои бойцы и повязали. Переловить полицаев и очистить от немцев береговые укрепления не составило большого труда. Большая часть немецкого гарнизона уже полегла на подступах к Симферополю. В порту было захвачено много транспортных судов, но большая часть военных малых кораблей и катеров смогла убежать в море. Правда лётчики их слегка проредили на их отходе в Одессу. В обед в Севастополь прибыл на кораблях первый эшелон морского десанта. В другие порты Крыма высадка морского десанта началась ещё ночью. Бардак конечно творился неимоверный. Моряки просто не успели подготовиться. Но на берегу и береговых укреплениях немцев практически не было. Наша авиация на корню давила любое шевеление оккупантов. И Черноморский флот наконец-то смог вернуться в Крым. Более-менее значимое сопротивление немцы смогли оказать в Феодосии и Судаке. Но к утру 26-го оно было подавлено. Очень сильно и неожиданно нам помогли партизаны. Когда штаб подсчитал всех кто вышел из гор, лесов и подземелий – насчитали почти 10 тысяч бойцов. Ребята хорошо знали местность и горели желанием посчитаться с оккупантами и коллаборационистами. Их сразу влили в десантные части. До 31-го числа отлавливали по всему Крыму остатки разбежавшихся полицаев. Войска усердно исполняли мой приказ о том, что в плен полицаев не брать. Формально мы всё ещё находились в тылу у немцев и такой приказ был вполне обоснован. Думаю трибунал на меня не будет особо возбуждаться. Немцы же дисциплинированно в большинстве своём выполнили приказ командующего о капитуляции, озвученный самим генералом Маттенклоттом вечером 25-го числа по радио. Генерал по началу не хотел говорить, типа он сам уже в плену и не в праве уже отдавать такие приказы. Отрезал ему мизинец и пообещал ложкой выковырять глаза, а после отдать на шашлык диким якутам. Подействовало. Проникся. Правда потом пообещал на меня пожаловаться. Ну-ну. До ГенШтаба Вермахта только в ночь с 25-го на 26-е дошло, что они потеряли Крым. Но что-то изобразить они не могли никак. В Крыму было потеряно пара десятков тысяч бравых арийцев. А захват Ростова лишал вермахт минимум полутора миллионов солдат. Мы же по мере наведения порядка в Крыму, перебрасывали освобождающуюся бронетехнику к Чонгару и Армянску, выстраивая там рубежи обороны в ожидании подхода соединений Сталинградского фронта. Отдельная тема в Крыму – концлагеря. Самое отвратительное – что немцев в концлагерях или вообще не было или было несколько человек из начальства. Все остальные должности занимали полицаи из вспомогательной полиции. В основном в полиции служили татары, но не редко и западэнцы встречались. Один раз съездил в «Красный» – мне хватило. Больше по концлагерям решил не ездить. Боюсь крышу сорвёт. И пленных мои бойцы больше брать не будут. А они сссуки нам ещё пригодятся – восстанавливать то что порушили. Из лагерей освободили около шестидесяти тысяч человек. Почти половина – гражданские. В Тихорецке и Ростове получилось почти половину освобождённых сразу в строй поставить. Здесь же про это и речи не шло. Пришлось у фронта запрашивать дополнительные госпиталя. Дай бог через месяц две-три тысячи смогут вернуться в строй, в Армию. Остальным же – лечиться и лечиться. Двадцать девятого числа была сформирована Крымская группа войск Закавказского фронта. Двенадцать часов покомандовал группой. Потом прилетел генерал-лейтенант Масленников с частью штаба Северной группы фронта и принял у меня командование над войсками в Крыму. Гора с плеч. Мой НШ Хайретдинов уже с ног сбился. Попробуй штабом бригады порули войсками не хилой такой армии в 50 тысяч бойцов. Не говоря про снабжение, связь и логистику для такой прорвы войск. Тридцать первого числа в полдень в сводке Совинформбюро было объявлено о полном освобождении Крыма от оккупантов. А после обеда, на аэродроме в Севастополе, я встречал высокое начальство. Прилетел командующий фронтом Тюленев и ЧВС фронта Каганович. Тюленев до сих пор выглядел слегка обалдевшим. Ведь мои авантюры неожиданно вывели его из не совсем удачливых военачальников в выдающиеся полководцы. Войска его фронта смогли накрутить хвостов вермахту там, где не решился великий Жуков. Каганович сообщил что мне за Ростов присвоено звание Героя Советского Союза, за Тихорецк дали «Боевое Красное Знамя». Что мне светит за Крым, он не знает. Но скоро меня затребуют в Москву на вручение Золотой Звезды – там и узнаю. Вечером же с Чонгарской позиции доложили, что к ним вышли передовые подразделения Сталинградского фронта. Бухнули мы по всем этим поводам и за Новый год с командующим и Кагановичем знатно. Чуть не провели марш пленных по Севастополю, даже вытащили из НКВДшных застенков для этого Маттенклотта. Но увлеклись его спаиванием и оставили затею с маршем на будущее. Утром проснулся и с удивлением обнаружил себя в постели с очаровательной рыжей незнакомкой. При более внимательном рассмотрении это оказалась 30-ти летняя военврач из развёрнутого в Севастополе госпиталя. Мы оказывается туда заглянули поздравить медиков и раненых с Новым Годом. Всё было очень прилично, мы ещё уверенно держались на ногах. Но потом меня подкосил выставленный начальником госпиталя спирт. Блииин. Что скажет Вика? Люлёй отвесит. Ага Лёня проснулся – жену вспомнил. А нехрен было мешать вино с коньяком и запивать спиртом. Незнакомка перевернулась на спину в постели и сладко потянулась. – А, Вы, обманщик полковник. Обещали женщине сказочную ночь. А сами всю ночь проспали. И храп Ваш сказочным не назовёшь, – а сама хихикает. Где же я тебя видел? Точно майор-военврач из госпиталя в Орджо. Тогда меня на опыты с начальником госпиталя хотела сдать и сейчас издевается. Рыжая стервочка тем временем ещё раз потянулась, прогнувшись в пояснице, и одеяло соскользнуло с груди. Ох! Охренеть! Потрясающий четвёртый размер! Стою как первокурсник, раскрыв рот, мысленно роняю на пол слюни. Блиин. Не мысленно! Провёл рукой по губам. Нет, показалось, губы сухие. Но мысли текут, и мозг течёт. Всё нет мозга. Только инстинкты. – Раз в танковых войсках закончились снаряды, то я пожалуй…, – она тянет фразу, одновременно с грацией кошки делает вид что собирается встать с кровати, но у неё получается только принять позу лани пьющей воду из родника. Одеяла уже понятно на ней нет. – Снарядов полная боеукладка, – рычу, и крепко фиксирую в руках замершую лань. Мысленно ещё раз прошу прощения у Лёниной жены, и начинаю доказывать мощь и боеготовность танковых войск Рабоче-Крестьянской Красной Армии, иногда правда используя и некоторые трофейные немецкие заготовки. 30 декабря 1941 год. г. Ростов. Лейтенант госбезопасности Югов сидел на лавочке, курил в сквере у здания бывшего штаба обороны города и наслаждался морозным утром. Теперь в этом здании находился облисполком. Штаба обороны больше не было. Войска Донского и Сталинградского фронтов уже достаточно удалились от города на запад. Начальником гарнизона стал командующий 24-й армией, тыловые подразделения и штаб которой располагались в городе. Вчера был насыщенный день. Полковник Полищук передавал дела генерал-майору Галанину. Десантники возвращались в резерв Ставки. Народные ополченцы имеющие опыт службы в рядах направлялись в строевые части. Не имеющие – в учебные и запасные полки. Подразделения, сформированные из бывших военнопленных поротно, вливались в действующие части. Геморрой был ещё тот. Уходя в Крым, Брежнев назначил Югова исполняющим обязанности начальника особого отдела штаба обороны города. Пришлось продолжить работу Корнеева, проверка бывших военнопленных прямо без отрыва их от службы, сбор документов на кучу недострелянных коллаборационистов. А вчера все документы, что народились в процессе, надо было передать в особый отдел гарнизона. Сегодня у Югова свободный день. Бойцы его партизанского отряда, кто годен к строевой службе – отправились в распоряжение нового особого отдела, кто не годен – уже работают в облисполкоме. А лейтенант отдыхает. Завтра попутным самолётом отправляется в Москву в ЦШПД за новым назначением. Внимание Михаила Югова привлёк направляющийся к нему от входа в сквер молодой капитан с краповыми петлицами, выдававшими принадлежность к НКВД. Было впечатление, что капитан идёт не по скверу, а в парадном строю. Шинель сидела на нём как влитая. Красивое правильное лицо слегка портила тяжеловатая челюсть и слегка оттопыренные уши. – Здравствуйте коллега, – поздоровался капитан с Юговым. – Здравствуйте, товарищ капитан госбезопасности, – Михаил поднялся с лавочки и выжидательно посмотрел на капитана. Тот улыбнулся располагающей, открытой улыбкой. – Вы же, если я не ошибаюсь, лейтенант Югов? – А, Вы простите кто? – толи по-еврейски, толи по нквдешной привычке вопросом на вопрос ответил лейтенант. – Капитан Госбезопасности Барзов, УПВИ, – и показывает удостоверение сотрудника центрального аппарата Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, – хотелось бы переговорить с Вами по моему профилю. – Что конкретно Вас интересует? – Сколько, кого, когда освободили, и наоборот кого взяли в плен. Были ли какие интересные случаи. Может, пройдёмся куда-нибудь в более подходящее место, а то холодновато здесь. – От чего ж не пройтись, только зачем Вам мой пересказ. Пойдёмте в комендатуру, я туда вчера все документы по этим вопросам в особый отдел передал. Капитан на секунду замялся. – Ну что ж пойдёмте. У меня на улице машина, быстро доедем. – Давно из Москвы, товарищ капитан? – Давно, всё по фронтам мотаюсь. Вот до Ростова в Воронеже и Сталинграде был. Вечно штабы в последнюю очередь сводки по нашим вопросам оправляют, а то и забывают отправить. Вот и приходится из Москвы приезжать за штаб фронта работу делать. На улице стоял Додж 3\4 с открытым кузовом. Водитель за рулём. Югов подходя к машине немного ускорился и первым запрыгнул в кузов. Капитан сел рядом с водителем. – Показывайте лейтенант куда ехать, а то мы здесь ещё не освоились. До комендатуры, где находилось большинство служб гарнизона, доехали быстро. Проверка документов на входе. Лестница на второй этаж, длинный коридор, в конце коридора поворот, за поворотом стол. Из-за стола поднимается сержант с ППСом. Ещё проверка документов. Всё, это особый отдел армии. Югов сразу направляется в кабинет начальника. Стучится в дверь. Открывает её и собирается входить. Вдруг что-то вспоминает и обернувшись к сержанту спрашивает того о вчерашнем грузе. Жестом пропускает в кабинет начальника капитана. Тот делает шаг вперёд и получает удар пистолетом в затылок. Капитан валится на пол. Югов прижимает коленом шею капитана к полу, начинает выкручивать тому руки. Подбегает сержант и помогает связать капитана. Капитан начинает приходить в себя и материться. Начальник особого отдела майор Качалов, выходит из-за стола. – Лейтенант, за чем ты старших по званию бьёшь? – и тоже достаёт из кобуры ТТ. – Знакомьтесь, товарищ майор. Гауптман Эрхард Ланге. Абвер. – Точно? – В сентябре была ориентировка по нему. По всей Чечне искали. А с ноября мы за ростовской абверкомандой наблюдение установили. А перед самым освобождением Ростова я его видел там, – и обернувшись к сержанту, – Там на улице Додж стоит, с разбитой фарой. Водитель с ним. Надо по-тихому его взять. Эти птицы из «Бранденбурга». Сержант срывается с места, зовёт кого-то и по коридору удаляется быстрый топот от нескольких пар сапог. – Ланге, Ланге. Нет, не помню. – Он в Чечне и Ингушетии восстание готовил. Была ориентировка. У него документы от УПВИ. Можно проверить. И он не в курсе, что в штабе фронта неделю уже как есть свой уполномоченный УПВИ НКВД. – Интересно. Ну-с гауптман. Колоться будешь? Или мне тебя сначала уговаривать придётся? Ланге сидел на полу. И зло таращился на Югова. Лейтенант издевательски ухмыльнулся и произнёс: – Учи матчасть, сука! И лучше тебе сразу начать говорить. Вот тот сержант до войны на скотобойне работал. Вчера свинку на шашлык за пять минут разделал. Ему в радость. Ему только дай чего бы отрезать. Ланге сглотнул слюну и произнёс: – Я буду говорить, если дадите мне переодеться в форму Вермахта. – Типа что б за комбатанта сойти? Будешь говорить, обязательно переоденем. – ответил майор. – Товарищ майор, если я не нужен, то наверное пойду? – Зайди к Смирнову, напиши рапорт как всё было. И свободен. И спасибо, молодец. Настучав на машинке рапорт в соседнем кабинете, Югов покидает обитель зла и справедливости. То бишь, здесь справедливые парни борются со злом. Вышел на крыльцо. Закурил. Затянулся. Выходит на крыльцо дежурный по комендатуре. – Югов, тут тобой следователь из прокуратуры фронта интересуется. В дежурке сидит ждёт когда найдём тебя. – Ты документы у него проверил? А то сегодня один уже мной интересовался. Присмотрелся я к нему и тоже им заинтересовался. – Это тот чьего водилу повязали? – кивает на припаркованный Додж. Вокруг Доджа уже вьются штабные водители, спорят кому он нужнее. – Ага. Он. Диверсанты. – Понятно. Не, этого я проверил. В штабе фронта подтвердили личность. Да и мужики со строевого отдела его знают. – Ну раз так, то пойдём, узнаем чего прокуратура от меня хочет. Военюрист второго ранга. Огорошил Югова теми же вопросами что и Ланге. Лейтенант даже еще раз попросил посмотреть документы у следователя.