— Я тоже расстроена. Не меньше, чем ты. — Доркас села на ближайший стул. — Тоже боюсь, Гарри. Признание не вызвало сочувствия. — Чего тебе бояться? — Зачем спрашивать? Такой ужас, бедная юная леди… Лиз Уиттл заходила, рассказывала, что делает полиция. Она в полной панике. Конечно, я еще раньше видела полицейские машины, поняла, что-то плохое случилось. — Нас это никак не касается, — буркнул Стеббингс. — Я свое дело сделал, из воды ее вытащил, в дом пошел сообщить. Теперь просто забудь обо всем, ясно? Лично я так и сделаю. — Но ведь это нас может коснуться, правда? — не сдавалась жена, беспокойно передвигая по столу нож и вилку. — Может, после страшной смерти дочки мистер Дженнер тут жить не захочет. Если продаст поместье, что с нами будет? — Буду работать на другого хозяина. Меня первым старый мистер Грейс нанял, протянул ноги через полтора года, мистер Дженнер купил участок, меня при нем оставил. — А вдруг следующий хозяин не оставит? Неизвестно кто купит. Может, какая-нибудь компания устроит тут дом отдыха или бизнес-центр. Наймут по контракту садовников в фирме. Муж хватил кулаком по столу так, что задребезжала посуда, солонка опрокинулась, крупицы рассыпались по столешнице. Жена слабо вскрикнула, схватила щепотку соли и бросила через левое плечо. — Это еще зачем? Проклятые суеверия! — Соль рассыпать, Гарри, дурная примета. А нам грозит беда. Юная леди уже утонула, и если мистер Дженнер решит переехать… — Черт побери, женщина! Чего заранее дергаться? Зачем ему переезжать? — безнадежно взвыл Стеббингс. — Вдруг жена потребует… — С вами вечно одно и то же, — проворчал он. — Один довод не прошел — найдете другой. Девушка дочка мистера Дженнера, а не его жены. — Все равно миссис Дженнер страшно переживает! В любом случае ей тут было плохо в последнее время, еще до этих жутких событий. Может, жить здесь надоело и хочется в город… Я бы сказала, ей скучновато. Эта смерть… э-э-э… решит дело. Стеббингс бешено взглянул на жену: — Кто тебе сказал, будто миссис Дженнер тут плохо? — Лиз Уиттл. Говорит, она ведет себя странно, не так, как обычно. Как бы дошла до предела, нервы никуда не годятся. Стеббингс сцепил огромные узловатые пальцы и нахмурился. — Неизвестно по какой причине. И нечего сплетничать с Лиз Уиттл. — Он выпрямился и покончил с темой. — Чаю хочу. Где Даррен? — На чердаке в своей лаборатории. Я схожу, позову. — Сам схожу. — Стеббингс поднялся. — А ты чай готовь. Он поднялся по узкой лестнице, задержался на площадке, взглянул наверх. Крышка люка в потолке закрыта, но к стенке под ней приставлена лестница, по которой можно попасть на чердак. — Даррен! — крикнул Стеббингс. — Мать чай наливает. Слезай! Над головой послышались шаги, заскрипели деревянные половицы. — Иду, — ответил сын. Садовник развернулся, остановился, задумчиво закусил нижнюю губу, взобрался по приставной лестнице на пару перекладин, дотянулся длинными руками до люка, приподнял и влез на чердак. Чердак переоборудован под жилое помещение. Даррен сидит перед мерцающим экраном компьютера. На столе рядом жужжит принтер, из которого медленно выползают красочные отпечатки. Стол у дальней стены заставлен пыльными баночками с химикатами и ванночками для проявки. Но если прежде Даррен осваивал традиционные методы фотографии, то теперь явно от них отказался в пользу современных технологий. С появлением отца он виновато оглянулся через плечо. Стеббингс с неудовольствием посмотрел на него. — Пора с этим кончать, — указал он на компьютер и принтер. — Посмотри, сколько денег уходит. Да еще камера. Все это забавы, модные игрушки. Напрасные траты. У молодежи больше денег, чем ума. — Я на этом сделаю карьеру, — воинственно объявил парень. — Заработаю и за все заплачу. Это как бы инвестиция. — Не болтай чепуху. Как на это прожить? Надо приличную работу искать. — За все заплачу, — упрямо бубнил Даррен. — Поверю, когда увижу, — отрезал отец. — Ну, тогда обожди и увидишь! Можно заработать хорошие деньги. Газеты и журналы заплатят за жареный кадр. — За жареный? Что еще за чертовщина? Не рассказывай, знаю. Слушай, парень, где ты щелкнешь такое, за что много заплатят? — Надо только найти знаменитостей. Потом ждать, когда врасплох застанешь. — В жизни ничего глупее не слышал. По-моему, у тебя мозги свихнулись. — Стеббингс неожиданно цапнул глянцевый отпечаток, выползавший из аппарата. — Эй, не трогай! — Даррен бросился спасать снимок, но отец оттолкнул его. Парень пошатнулся, схватился за скамейку. — Не тронь, пап, пожалуйста, — взмолился он. — Еще не высохло, кругом отпечатки пальцев останутся… — Просто хочу на работу твою посмотреть. Раз уж ты намерен сколотить капитал. — Он рассмотрел снимок и схватил другие, разглядывая поочередно, все больше мрачнея. Наконец взмахнул одним. — Откуда у тебя это? И остальные? Слыша тихую угрозу в голосе отца, Даррен побелел, но умудрился ответить с показной уверенностью: — Снял. — Вижу, что снял, черт возьми! — рявкнул Стеббингс. — Когда? — В пятницу… в пятницу вечером, — пробормотал Даррен, не глядя отцу в глаза. — Она знала? — Нет, пап, честно. Я… практиковался, знаешь, будто знаменитость снимаю. Она не знаменитость, но рядом все равно никого больше нет. Я следил за ней и, по-моему, сделал хорошие фотки. Конечно, она не знала. Суть в том, что меня не видела. Занималась только лошадьми, а я прятался за деревьями. Не порти их, папа, пожалуйста! Не хватай пальцами, не помни! Иначе придется по новой печатать. Глянцевая фотобумага жутко дорогая! — Я всегда знал, что у тебя с головой плоховато, — объявил отец. — Теперь знаю, ты просто дурак. — И внезапным рывком разорвал фотографию пополам. — Нет!.. — Даррен бросился на отца, стараясь вырвать остальные отпечатки, но тщетно: очередной толчок швырнул его на пол. — Где пленка? Давай выкладывай, — потребовал Стеббингс. Парень с трудом поднялся и заскулил: — Никакой пленки нет… Камера цифровая. Лучшие мои работы, папа! Не рви! — И кому ты собираешься их показывать, а? Если кто-то увидит, знаешь, куда это тебя приведет? В тюремную камеру, вот куда. Так или иначе, что ты с ними собираешься делать? — Ничего, просто сохраню. А ты что с ними сделаешь, пап? — Голос дрогнул, Даррен чуть не плакал. — Что сделаю? Сожгу. И считай, что тебе повезло. Еще есть? — Нет, — шепнул сын. — А в этой штуке? — Стеббингс кивнул на камеру. Даррен опасливо заколебался. — Где они в таком случае, если не на пленке? — На карте памяти, — выдавил он. — Давай сюда. Парень вытащил маленькую пластинку, протянул отцу, недоверчиво на нее посмотревшему. — Лучше правду рассказывай про эту чертовщину. — В голову вдруг ударила мысль. — Мама видела? Даррен затряс головой. — Тогда мы ей не скажем. Вообще никому не расскажем. Утро пасхального воскресенья. Колокола звонят в бамфордских церквях. Небо еще затянуто, хоть есть признаки, что попозже проглянет солнышко. Тем не менее холодно; люди, ходившие несколько дней назад в легкой весенней одежде, торопятся в церковь в теплых зимних куртках. Джесс Кемпбелл в тесной съемной квартирке вела долгий и нелегкий телефонный разговор с матерью: — Да, мам, помню, обещала приехать на Пасху, пока Саймон дома, пообедать с вами, только не могу. Я на службе. У нас серьезное происшествие. — Я хочу, чтобы мы были вместе! — жалобно воскликнула мать. — Случай особый, не только из-за Пасхи. Саймон теперь так редко бывает в Англии! — Ничего не поделаешь, — вздохнула Джесс. — Не думай, будто мне не хочется видеть Саймона. Он пробыл у меня весь четверг до утра пятницы. Очень жаль, но просто не могу приехать.