Я вспомнила точную формулировку: «Его душа давно вне тела». А душа Травкера, как бы, в янтаре у него на шее — испокон веку. Что совсем не делает его мертвым. — Какие же они жулики, это освобожденные рабы… — вздохнула я. — Я бы предложил покинуть избушку как можно скорее, пока хозяин не вернулся, — задумчиво прикинул Берти. — С другой стороны, Ледяная Леди снаружи — это еще неприятней, чем парочка бед от злокозненного красноухого. — Ждем утра, — согласилась я. Потом попила прямо из-под крана (ну их, эти кружки), посмотрела, как Голден-Халла на всякий случай ставит на дверь ловушку, заползла обратно на печь и на сей раз сразу же вырубилась. Решил дело — засыпай смело, не иначе. * * * А проснулась я оттого, что свежий снег на крыше решил, что налюбовался небом как следует, и с шорохом-вздохом пришел в движение. Его белая пушистая масса подползла к краю крыши и, поколебавшись, — эх, была не была! — мягко ухнула наземь. Я спрыгнула с лежанки, босыми ногами прошлепала к окну и отдернула шторы: окно оказалось завалено целиком, лишь слабый оттиск солнечного света пробивался сквозь зелено-красные стекла. — Вот это сюрприз! — окликнул меня свеженький, умиротворенный Берти, выходя из ванной. За ним клубился горячий пар. — Нет, два сюрприза! — поправился он, увидев сугроб. — Времени семь утра — а ты уже на ногах, госпожа Ловчая. А я-то думал, ты «сова». — Я тоже так думала, — я зевнула. — Но в этой поездке мой организм ни с того ни с сего мутировал в жаворонка. Хотела бы я знать, почему! — Хм. Боюсь, это я виноват, — саусбериец покаянно развел руками. Я удивленно приподняла бровь. Берти повинился: — Просто реальность, в которой, помимо тебя, есть я, слишком хороша, чтобы упускать её ради снов. Твой организм умён и быстро просёк, что к чему. До тех пор, пока я рядом — спать ты не захочешь, да-да. Так что держи меня поближе и наслаждайся радостями мироздания в любое время суток, а не только ночью. Ни в чем себе не отказывай! Так. Я опасно сощурилась, метнулась вперед, схватила с печи подушку и швырнула её во вдохновленно-хитрую рожу Берти. — Голден-Халла! — патетически воззвала я. — Если ты думаешь, что я не умею читать намеки — ты ошибаешься. Если осознаешь, что умею — пойми, как мне неловко от иных твоих речей! — Неловко или волнительно? — засмеялся он, прячась за подушкой. — Так, ладно, я не хотел тебя излишне смущать — только чуть-чуть, бодряще, в стиле зарядки. Смотри, как ты сразу разрумянилась — ну не прелесть ли? Но давай прекращу: меньше всего на свете я хочу казаться неприятным и навязчивым ловеласом. Хотя, знаешь, это может быть интересный опыт… — он вдруг призадумался. — До сих пор я не играл такие роли. Как считаешь? — Новый опыт — это хорошо, — не могла не признать я. — Но ты что, планируешь репетировать роль на мне?! — А ты предпочтешь дождаться премьеры? Чтоб все по-серьёзному, значит? Я схватила вторую подушку. Берти поднял руки: сдаюсь. Мы постояли, изучая друг друга. Глаза у Голден-Халлы были добрые, веселые и просто красивые. В них отражались свет, окно и я. — Да нет, немного репетировать всё-таки можно! — передумала я. — Как ты и сказал — в качестве зарядки. А я буду твоим лакмусовым партнером. Если чуть розовею — так держать. Если цвет лица приближается к красному, то… — …То ты забыла воспользоваться кремом от загара, который нужен даже в горах, я понял, — воссиял Берти. — Я ценю твою помощь, партнер! Мы чинно пожали друг другу подушки. — Ты тоже рано встал? — Я не ложился. — Ого! Это еще почему? — На тебя любовался, спящую?… — он покатил пробный шар. Мы в зеркало оценили цвет моих щек, и я одобрительно показала сыщику большой палец. Берти кивнул на дверь: — На самом деле, я караулил Травкёра. Ловушка ловушкой, а не хотелось бы попасть зверьку под горячую руку, если бы он всё же вернулся. Отосплюсь в Долине колокольчиков, раз там время всё равно не идет. — Спасибо! — я оценила жертву Голден-Халлы, воплотившуюся в симпатично-синих кругах под глазами. — Ну что, обворуем отшельника еще и на завтрак и двинем? — предложил Берти, хищно запрыгивая в кладовку. — Вхожу во вкус мародерства! — согласилась я, сигая следом. Глава 18. Лже-хохотун Через пару часов мы с сожалением покинули избушку. Утро в горах было ясным и солнечным, а снег такой глубокий, что, если б не волшебные сапоги, можно было утонуть по самую макушку. Долина позади, освещенная солнцем, лежала как игрушечная: я почувствовала себя куколкой на игральной площадке планет. Ели в лесу обновили свои большие белые шапки. Деревья были похожи на гигантские фантазийные торты — как тот, что слопал негодный подросток Берти. На роли малины — толстенькие снегири. Мы, повинуясь указаниям компаса, прошли лесок и оказались в новой зоне: склоны разбегались по сторонам, упоительно петляя. Не успела я подумать, что это место стало было идеальным зимним курортом, как… Из-за скалы вдруг вынырнул лыжник в объемном пальто и капюшоне и полетел на меня со свистом, зажав палки подмышками. Я сделала то, что делаю всегда при быстром приближении маневренных объектов: осталась стоять на месте. Не потому, что растерялась, наоборот! Опыт показывает, что безопаснее, если Шустрые Типчики со скоростным инвентарем сами меня обогнут, а не я буду полоумной белкой скакать у них на пути, набиваясь на травмы. Однако в этот раз что-то пошло не так. Лыжник, почему-то хрипящий, врезался в меня быстрее, чем я успела даже ахнуть. Я упала с грустными мыслями о том, что сейчас, дескать, мы дружно полетим по склону, вспахивая его палками и собственными конечностями, и потом мне опять придется практиковать целительство… Но, как выяснилось мгновение спустя, лыжник пролетел сквозь меня и, как ни в чем ни бывало, помчался дальше. — Ого! — воскликнул Берти, как и вчера, крепко обнимавший наш сундук: опускать его в такой снежный «пухляк», какой воцарился сегодня, было чревато — утонет на два метра, раскапывай потом. — Это что вообще было? — поразилась я, возясь в снегу. — Привидение вкупе с твоими плохими нервами. Ты чего упала-то? Растерялась? — Голден-Халла протянул мне руку. — Да нет, он меня сбил, вполне себе натурально! — я насупилась. — Кажется, это не просто призрак, а хохотун: раз умеет воздействовать на материю. И пакостит. — Хм, — удивился Берти. — Тогда представляю, как он обрадовался! Горы безлюдные, вряд ли ему часто удается кому-то подгадить. Поздравляю, ты наверняка подняла парню настроение. День прожит не зря. — День только начат! — проворчала я, отряхиваясь от радужных снежинок. Мы пошли дальше, но вскоре ситуация повторилась: теперь призрачный лыжник сбил уже Берти, также внезапно, нагнав нас со спины и издав странный хрип уже в самый последний момент. На сей раз хохотун услышал множество не самых лестных эпитетов на свой счет, потому что да — сундук пришлось откапывать руками… — Вот вредный спортсменище! Давай его следующий раз чем-нибудь шибанем для профилактики? — В смысле, это я должен шибануть? — усмехнулся Голден-Халла. — Ты-то у нас не колдуешь. — Почему? Я могу по старинке: то есть веткой по заднице. И, дабы не быть голословной, я ножом срезала сухую сосновую лапу и приготовилась хлестать вредную призрачную нечисть аки гостя в кнасской бане. Третье нападение не замедлило совершиться. На сей раз, умудренная опытом, я встретила лыжника в чьяговской стойке «Лунный Воин», что в некотором роде напоминало стойку боевую — то есть должно было внушить почтение, особенно вкупе с веткой. Но по факту я просто упала поживописней. — Да-а-а, парню явно нечем заняться… — Берти цокнул языком. — Интересно, а вот вверх горы он тоже на лыжах едет или как? Я никогда еще не встречал лыжников-привидений! — Не знаю, — задумалась я. — Если едет вверх — я начинаю ему завидовать. — А еще он оставляет лыжню, смотри-ка… И Берти кивнул на симптоматичные параллельные следы на снегу. А вот это странно, кстати говоря. Если сбивать человека радости ради — нормальное поведение для призраков-хохотунов, то стараться и тратить энергию на след — уже очень нестандартное решение. Потому что хохотуны, как и следует из названия, любят посмеяться — и делают пакости единственно с целью многократного сокращения собственной грудной клетки. Отсутствующей, кстати, что делает их особенно злокозненными. Но кого может насмешить лыжня? Разве что мы ошиблись с диагнозом, и на самом деле… — Пепел, Берти! — ахнула я. — Это сигнальщик, а не хохотун! Кто-то попал в беду и создал свою проекцию с ограниченным функционалом, чтобы позвать на помощь. Он сбивает, чтобы привлечь внимание, и оставляет лыжню, чтобы мы пошли по ней!