– А ты ждал представления с фокусами? – с легким ехидством улыбнулась старуха. – Я лишь пропустила через наручи нити, которые и без того давно связывают вашу парочку. И все это без какого-либо извращения. Понавыдумывали, понимаешь, всяких страшилок. Если хочешь, можешь успокоить своего опричника. Ничего в его жизни не изменится. То, что смерть для побратимов общая, – выдумка пугливых дурачков. Просто эти узы так усиливают боевую пару, что, когда гибнет один, второй теряет мощное преимущество и его просто добивают. Конечно, если настройку наручей проводят совсем безрукие ведьмы, то болевой шок одного может убить другого, но у меня-то с руками все в порядке. – Тогда зачем так пугать? Внезапно ехидное выражение сползло с лица жрицы, и мне опять стало неуютно. – А чтобы отговорить вас от желания замарать себя гнилью мерзкого извращения. Не забывайся, чародей. Наш разговор продолжается только потому, что твоя нить важна для Матери. – Чем это? – тут же насторожился я. – То тебе пока рано знать. Поговорим лучше о деле, за которое ты отдашь мне еще дюжину золотников проклятого металла. Я попытался посчитать, сколько это будет в граммах, но плюнул, решив, что проще уточнить, но для начала нужно выяснить, о чем она вообще говорит. – Вроде мне больше от вас ничего не нужно. В ответ старуха опять ухмыльнулась и начала вещать, словно на проповеди: – Есть нити судьбы и тонкие ниточки намерений. Мать лишь сплетает наши доли в паутине вселенского замысла. А намерения порождаем и плетем мы сами. Когда появляется задумка, рождается новая тонкая нить и старается слиться с нитью судьбы. Если замысел ни к чему не приведет, то она бессильно опадет. Твое желание узнать о судьбе другого человека слилось с твоей нитью судьбы и даже немного изменило ее направление. По-прежнему считаешь, что у тебя нет ко мне вопросов? Уже в середине ее речи я вспомнил об одном разговоре с батоно Леваном. Когда мне удалось настроиться на особую волну в магическом тумане и услышать песнь сирина, то, естественно, возникли вопросы. На часть вопросов ответил батоно Леван. Он вспомнил о некоем Баро по прозвищу то ли Флейтист, то ли Дудочник. Поговаривали, что этот персонаж умел вызывать такой же туман и слышал песни ангелов. Мало того, по легенде с помощью сирина ему удалось уничтожить врагов и выжить самому. – Вы знаете того, кто может вызывать волшебный туман? – осторожно спросил я. – Не приравнивай все чудеса этого мира к вашему мерзкому чародейству. Баро был способен, пусть и с помощью ваших гадких игрушек, обращаться к небесной птице. Петь с ней песнь мира. Конечно, без защиты грязных вещей он не смог бы пережить такие встречи, но все равно песнь очищала его душу от скверны. Я слышу в тебе отголоски той мелодии, и потому мы еще разговариваем. Мать не случайно привела тебя к нам. Баро давно погиб, но его супруга живет в нашей обители и хранит вещи мужа. Она отдаст их тебе, но за особенную цену. Я могла бы сказать сразу, что для тебя цена будет непомерной, но ты все равно ее заплатишь, потому что жизнь ценнее злата и даже проклятого металла. И вот к чему она это сказала? Внутри меня начало разгораться любопытство, но жадность победила. Здесь за любой чих нужно платить истинным серебром, а его у меня слишком мало. Жрица явно читала меня как открытую книгу и лишь издевательски улыбнулась: – Теперь иди, но не прощайся. Мы все равно скоро увидимся. А ведь действительно мне хотелось сказать ей «прощайте», мысленно добавив «навсегда». Понять бы, что это было – пожелание или угроза. Мне даже думать не хотелось о том, какая нужда может привести меня в паучье логово еще раз. В общем, совет старухи был услышан, и мы расстались, как говорится, по-английски. Поднявшись с циновки, я едва не столкнулся с младшей жрицей, которая успела вернуться в комнату, причем совершенно незаметно. Она с явным намеком протягивала раскрытую ладонь. Какая неприятная девушка. Слиток я отдавал с нарастающим внутри глухим раздражением. Наплели кучу всего, заморочили голову за мои же деньги, причем немалые, а выйдет ли из этого хоть какой-то толк, совершенно непонятно. Обратно по коридору мы прошли метров двадцать, а затем свернули в отнорок, которого я раньше и в упор не заметил. Дальше был извилистый лабиринт, хорошо хоть без снующих пауков, отчего нависший прямо над головой каменный потолок казался милым и простым. Реальность не обманула мои ожидания, и мы подошли к самой настоящей келье. Внутри, кроме деревянной кровати и грубого стола, ничего не было. Если не считать обитательницы сей скорбной обители. Выглядела она неважно. И дело даже не в мешковатом балахоне послушницы, а в том, что женщина была явно не в себе. – Здравствуйте, – понимая, что сопровождавшая меня жрица помогать не собирается, начал я разговор. – Меня зовут Никита. Ответа не последовало, и женщина лишь уставилась на меня выцветшими глазами. В них не было даже любопытства. – Вы ведь супруга Баро? – продолжил я монолог, который никак не хотел переходить в диалог. Хотел добавить прозвище, но там было два варианта, так что просто свернул фразу. На удивление произнесенное имя вызвало у женщины хоть какой-то интерес. – Да, – прохрипела она. – Баро был моим мужем. – Вы знаете, как он вызывал туман и сирина? – Нет, – внезапно вспылила затворница, – меня никогда не интересовали его извращения. Его грязные попытки исказить и затуманить замысел Великой Матери! Так, а это она уже пошла по писаному. Боюсь, что имею дело с окончательно свихнувшейся фанатичкой. И тут в ее голове что-то еще раз переключилось. Женщина перестала бесноваться и пытливо заглянула мне в глаза. – От него осталось много ценных вещей. Очень ценных. Хочешь их получить? Энтузиазм моей собеседницы начинал пугать. – Хотелось бы, – осторожно ответил я, но все равно моя фраза сработала как пусковой триггер. – Отдам. Отдам все, но ты мне должен принести голову этого урода! Мне нужна голова Семена Тихого! Ты меня слышишь?! Ни золото, ни серебро, только голова Тихого! Здесь, на этом столе! Даже последнему дураку понятно, что больше мне тут делать нечего, да и, вообще, опасная это затея – общаться с буйно помешанными. Поэтому я, пятясь, вышел из кельи. Внутрь тут же шагнула жрица и, приобняв послушницу, что-то прошептала. К моему плечу прикоснулся татуированный напарник жрицы: – Пойдемте. Даже спорить не буду. Сейчас у меня осталось только одно желание – убраться из этого дурдома. А в спину нам летели крики бесноватой отшельницы: – Принеси мне его голову! Да уж, действительно прорицательница. Все предсказала правильно. Я действительно не стану платить такую цену за что бы то ни было. Но тогда к чему ее слова о том, что сделка все-таки состоится? С другой стороны, наговорила она много всего мутного. Брать в голову не стану, но запомнить постараюсь. После случая с Коломбиной есть повод если не доверять словам старой жрицы, то уж точно не отмахиваться от них, как от явного бреда. На обратном пути я уже не поглядывал вверх на пауков – то ли привык, то ли других впечатлений хватило, но выход в большую пещеру все равно воспринял с облегчением. Еще лучше стало, когда забрался в броневик и нацепил на себя любимые побрякушки – гривну на шею и серьгу в ухо. Тут же нахлынули эмоции других пассажиров. Анджей с Вадиком просто беспокоились, а вот Гену, как говорится, плющило и колбасило. Похоже, он только сейчас осознал, на что именно подписался, а после слов жрицы представил себе будущее в самых мрачных тонах. Почему-то состояние друга вызвало у меня улыбку. Полностью убрав энергию из гарнитура, я напитал сначала свой наруч опричника, а затем и парный артефакт Гены. Интересные ощущения. Сразу почувствовал, что могу не только управлять его наручем, а также тонизирующим амулетом, но и вкачать энергию в артефактные метательные ножи, которые Баламут постоянно таскает с собой. Судя по тому, как вскинулся мой друг, теперь он, как и я, мог ощущать эмоции напарника. – Успокойся. – Я еще раз улыбнулся, но теперь уже намного мягче. – Старуха просто хотела напугать тебя, чтобы отговорить. Они тут вообще прикладную магию не очень любят. Да и другие пустобрехи сильно сгустили краски. Эти наручи почти такие же, как те, что мы носили до этого. Просто считай их более продвинутой версией. И главное, после смерти одного напарника второй максимум получит откат от шока, да и то несильный. Вот и вся мистика. Блин, как же удобно! Из-за плотной эмоциональной связи Баламута не нужно ни в чем убеждать. Он поверил и принял все с ходу из-за того, что прекрасно ощущал мои эмоции и уверенность в сказанных словах. Мысль о том, чтобы сразу отключить наручи, я отбросил. Нужно привыкать. Когда покинули паучье подземелье, я сразу набрал дядьку Захара: – Мы уже прошли ритуал. Что нам делать дальше? – Завтра оба дуйте ко мне и прихватите все боевое барахло, что у вас есть. И магическое и немагическое. – Когда приехать? – Часам к одиннадцати, раньше с вас толку будет мало, – хохотнул в трубку Коршун. – С чего бы это? – С похмелья, – продолжал веселиться он. – Сегодня вы вдвоем хорошенько нажретесь и выскажете друг другу все, что прятали за пазухой до этого момента. Поверь, так будет лучше. Да уж, озадачил меня старый инструктор, но, как и в случае со жрицей, отмахиваться от его советов не стоит. Кто бы сомневался, что затею с пьянкой Баламут поддержит почти с восторгом. Анджей тоже обрадовался, но я его быстро обломал – незачем ему слушать наши откровения. Когда оказались дома, сразу озадачил дядюшку Чхана. Стол был накрыт молниеносно. Эксперименты решил ставить в моем кабинете, использовав проверенный веками катализатор – водку. Грета попыталась возмутиться, но была выгнана в свои апартаменты с помощью полотенца в руках боевито настроенной тетушки Пин. Анджей и батоно Леван вскрывали бутылки и готовили стаканы с видом вторых номеров стрелковой команды, набивающих пулеметные ленты патронами. Ко всему, что касалось магии и безопасности нашей маленькой коммуны, старики относились с крайней степенью серьезности и ответственности. Коршун оказался совершенно прав. Эта пьянка действительно расставила все по своим местам. Сначала мы просто пили, пока не дошли до кондиции воспоминаний и ностальгии. После нее обычно идет этап взаимных убеждений и упреков. Вот тут-то все и пошло наперекосяк. Какой бы сильной и искренней ни была наша дружба, но за столько лет просто не могло не накопиться клубка претензий друг к другу. Я вспомнил все – как он увел Ленку, как выдал тайну занятия танцами, как затащил на ту чертову горную речку, после которой у меня до сих пор при определенных обстоятельствах ноет поломанный копчик. Вообще-то эти темы мы затрагивали уже не раз, и только сейчас благодаря наручу опричника я в полной мере осознал, что именно тогда чувствовал мой друг. Ощутил его невыносимый стыд за то, что он подвел друга, уведя из-под носа его первую любовь. Как сводило его скулы и немел язык от желания покаяться, но боялся сделать еще хуже. Понял, как он проклинал себя за пьяную болтливость. Но больше всего меня шибануло его отчаяние, когда Баламут, надрываясь, греб в воде бурного потока, желая лишь одного – сдохнуть на фиг, но вытащить друга, которого сам же и подвел под смертельную опасность. Это был интересный опыт. Мы сначала орали друг на друга, смеялись и под конец спели самым кошмарным дуэтом, который только слышали небеса обоих миров. Но этого я уже не помню, и вышеупомянутый комментарий на следующий день изрек Анджей, завистливо подсматривавший за всем этим действом. Глава 5