– Она болела, но теперь ей лучше. – Рад это слышать. Сильвия, но ты выглядишь не очень хорошо. Николь больше не могла сдерживаться и направилась к ним. Сильвия вздрогнула от звука шагов и обернулась. – Я заботилась о ней. Клянусь. Николь подошла ближе. – Я знаю. Все нормально. Теперь мы здесь. Воздух, пропитанный солью и запахом рыбы, комом застрял в горле Николь. Уверенность девушки поколебалась, она словно тонула в океане. Николь зажмурилась, стараясь выпутаться из этого воспоминания. Сильвия нахмурилась: – Я не могу припомнить… Она говорила ровным голосом, и Николь подошла к сестре еще ближе. Потом застыла, увидев в ореховых глазах Сильвии совершенно чужое выражение. – Идем, – сказала Николь. – Пойдем со мной. Все хорошо. Между ними повисла тишина, прерываемая лишь редкими криками чаек. Николь изучала лицо Сильвии. Что с ней? Сестра отвела взгляд, потом снова посмотрела на Николь, но не пошевелилась. – Я заботилась о ней. – Знаю. Николь не могла выдержать отчаяния во взгляде Сильвии. Услышав вдалеке грохот, девушка посмотрела на тучи. Ее обуревали сильнейшие чувства, в которых она не могла разобраться. Несмотря ни на что, она любила сестру и не хотела видеть ее такой сломленной. Николь отвернулась от Сильвии и подошла к Марку, который, с восхищением на лице, все еще держал на руках дочь. Ее сердце затрепетало при виде этой идиллии. – Я даже не думал, что она такая красавица, – сказал Марк хриплым от волнения голосом. Николь кивнула, на мгновение потеряв дар речи. – А ты не хочешь взять ее на руки? – спросил Марк. Она сглотнула ком в горле: – Конечно хочу. Больше всего на свете. Но меня так сильно трясет, что я боюсь уронить ее. Он переложил Селесту на одну руку, а второй приобнял Николь за плечи. – Иди сюда. Мы найдем, где нам разместиться на нижней палубе. Там будет безопасно, а ты сможешь держать ее столько, сколько захочешь. – Дай мне минутку. Небо нахмурилось еще сильнее, океан снова всколыхнулся, посыпался холодный дождь. Николь вернулась за Сильвией, которая не сдвинулась с места. – Идем, Сильвия. – Она протянула сестре руку. – Нельзя здесь оставаться. Ты простынешь. Идем с нами. Эпилог Восемнадцать месяцев спустя – ноябрь 1955 года, Париж Отец Николь жил на верхнем этаже обшарпанного готического здания на углу в квартале Маре, в Париже. Он сказал, что купил эту квартиру из-за вида. Живя наверху, он видел улицу на несколько миль и не обращал внимания на то, что происходит внизу. Отец не был прикован к постели, как думала поначалу Николь, но она с облегчением увидела, что старый скрипучий лифт все еще работает. Девушка стояла на балконе и смотрела вниз на улицу. Напротив, тоже на углу, находилась парикмахерская, но отличало это место даже не то, что тут постоянно собирались проститутки, а невероятно яркие цвета волос у женщин, которые посещали заведение. Отцу не было до этого дела. Здесь находилось его любимое кафе, где он утром выпивал горячий шоколад, а также рынок со свежими продуктами, пекарня и мясная лавка. Он был доволен, что, учитывая его прежнюю привязанность к Вьетнаму, удивляло Николь. Однако столь простой образ жизни, казалось, устраивал его, да и здоровье улучшилось. Благодаря прекрасному парижскому врачу полностью восстановилось здоровье и самой Николь. Это заняло больше времени, чем она ожидала, но Марк все время повторял, что она недооценивала то, как пострадала во время своего опасного путешествия на юг и какой хрупкой была после заключения. Она облокотилась о замысловатые перила балкона и взглянула на Париж, желая запечатлеть эту картину в памяти. – Мама! – позвал ее детский голосок. За мячом прибежала Селеста, рыжеватые кудряшки подпрыгивали, окружая милое личико с ярко-голубыми глазами. – Я же просила не играть здесь в мяч! Девочка выглядела такой счастливой и спокойной, такой довольной собой и, к счастью, не помнила ничего о прошлом. Николь посмеялась, подняла дочь на руки и покружила ее. Селесте это нравилось, и она попросила еще, но время было на исходе. – Иди поиграй с дедушкой. Я должна упаковать вещи. Селеста побежала обратно в гостиную, а дедушка усадил ее на колени. Она принялась целовать его в щеки. Николь последовала за дочкой. – Я буду скучать по тебе, малышка. – Отец Николь поцеловал девочку в щеку. – Ты будешь нас навещать, – ответила Николь. Она не винила отца в прошлых поступках. Какой в этом смысл? Все они совершали ошибки, порой кошмарные. Они с отцом во многом разобрались, правда не без слез. – Николь, я буду скучать по тебе, – сказал он. – Moi aussi, Papa[18]. – Ты будешь говорить с Селестой на французском? – спросил он. – Не только на английском? Николь кивнула и посмотрела на часы. Скоро приедет Марк, и они планировали поехать на юг, чтобы навестить Лизу в ее домике в Нарбонне. Николь с нетерпением ждала встречи со своей старой подругой после такой долгой разлуки. После этого они собирались лететь в Лондон, а потом в Вашингтон, в США. Новая работа Марка в службе безопасности, к счастью не в качестве агента ЦРУ, обеспечила Николь финансовой поддержкой, чтобы начать свой собственный бизнес по продаже шелка. Она уже работала с парижским домом мод. Раздался звонок в дверь, и отец заговорил в домофон. С тех пор как они догнали Сильвию на корабле, Марк невероятно поддерживал Николь, хотя временами ей казалось, что они никогда не достигнут спокойствия. Сильвия замкнулась в себе и оставалась молчаливой весь путь до Франции. Николь вздохнула, вспомнив путешествие. Сейчас Сильвия проходила лечение, избавляясь от проблем с психикой, которые преследовали ее с самого детства, и это радовало Николь, однако сестре приходилось постоянно находиться в клинике. Все молились за ее выздоровление. Прежде чем отправиться на юг, Николь решила свозить Селесту к тете. * * * Сильвия жила в нескольких километрах от Сен-Клу[19] и в пятнадцати километрах от центра Парижа. Шато, не слишком помпезного вида, приспособили под клинику, но стоило приблизиться по извивающейся деревянной подъездной дорожке, и можно было увидеть, что здание сохранило свое очарование. По предыдущим визитам Николь знала, что обшарпанный интерьер, пыльные комнаты и затхлый воздух не тревожили Сильвию. Этот тихий просторный дом идеально подходил сестре. Николь устроила их встречу на свежем воздухе. Вместе с Марком и Селестой они обошли здание сзади. Несколько пациентов сидели за столиками, погрузившись в чтение. Другие дремали на солнышке. Позади шато простиралась терраса с видом на лужайки и цветочные клумбы, которые сейчас выглядели голыми и опустевшими. Сперва Николь не заметила Сильвию, но потом увидела сестру на скамейке возле небольшого озера, метрах в пятидесяти от них. Сильвия была одна. Николь замерла на месте, стараясь справиться со смешанными чувствами и внутренним напряжением: страхом того, что Сильвия может сотворить, если дойдет до крайности. В то же время Николь испытывала облегчение, ведь сестра была жива. Сильвия не услышала их шагов, когда они приблизились к ней со спины, раскачивая между собой Селесту. Девочку предупредили, чтобы не шумела, и было интересно наблюдать, как она сдерживала радость от встречи с тетей. Когда они оказались на расстоянии десяти метров, Селеста указала на Сильвию. Родители отпустили девочку, и она побежала к тете, которая подхватила ее на руки и обняла. Потом она повернулась, кивнула Николь и поставила Селесту на землю. – Вот, – сказала она. – У меня есть в пакете хлеб. Покорми уточек, пока я поговорю с твоей мамой. И пусть папа сходит с тобой. Поднялся ветер, вода пошла рябью. Селеста взяла пакет, потом схватила Марка за руку, и они вместе направились к кромке воды. В озере плавало множество уток, и Селеста радостно тараторила, выбирая себе любимицу. – Как ты? – Николь протянула руки к сестре, которая заметно постарела от усталости и отчаяния. Они обнялись. – Присядешь? – спросила Сильвия. Ветер кружил дубовую листву, осыпавшую берега озера. Николь чувствовала, что прошлое не отпускает сестру, и они молчали. Селеста и Марк все еще смеялись, глядя на уток, и от этого зрелища у Николь стало тепло на душе, но она не знала, как разрядить напряжение этой встречи. – Значит, вы уезжаете в Америку? – спросила сестра и посмотрела на свои ладони, лежавшие на коленях. Спокойные, послушные, ее руки ничем не выдавали того хаоса, что творился в душе. Ногти были коротко подстрижены, как и волосы. – Это к лучшему. Когда ты поправишься, то приедешь к нам. Сильвия вздохнула, напряжение между ними чуть спало. – Возможно.