Однако Николь хотела во всем разобраться. – Все это время я гадала, почему папа решил убить его там. Сильвия вздохнула: – Это была тайная камера для допросов с еще одним входом. Тот парень состоял во Вьетмине, его подозревали в покушении на французского офицера. – Но суда не было. Сильвия встала на ноги. – Он поднимал бунт против Франции. Разве этого не достаточно? Следовало подать пример. – И ты не знала, что такое произойдет? Сильвия покачала головой, но вдруг побледнела. – Почему именно отец нажал на спусковой крючок? – Он делал свою работу. Полагаю, у него не было выбора. Он вел дела с важными людьми, и ему следовало знать обо всем. Брак с вьетнамкой стал черным пятном в его биографии, и французское правительство припоминало ему это. Кровь застучала в венах Николь, и хотя на улице стемнело, она открыла окно и впустила в комнату свежий воздух. Сильвия открыла бутылку молока. – Тебе нужно выпивать по литру в день, – сказала сестра. Николь кивнула. Им предстоял разговор о том, что случилось в день ее рождения, но это могло подождать. Сперва следовало восстановить доверие. Тем временем она напишет отцу и скажет, что Лиза раскрыла ей правду. Пришел момент расставить все точки над «i». Она потянулась, снимая напряжение в мышцах, потом прошлась по кругу, не сводя взгляда с сестры. – Давай поговорим о Марке. Сестра не ответила, но ее лицо на миг переменилось. – Сильвия? – Нечего тут говорить. Николь задумалась. – Тебе он нравился? В Америке? Сестра склонила голову, потом посмотрела на Николь: – Да, но когда мы приехали в Ханой… – Ты считаешь, что он любил тебя? – Не хочу об этом говорить. – Но, Сильвия… – Я сказала, что не хочу об этом говорить. – Сильвия с грохотом опустила бутылку на стол, так что по ней пошла трещина и молоко полилось на столешницу. – Смотри, что ты наделала! Возможно, Марк не ошибся, говоря, что у Сильвии куда больше проблем, чем казалось окружающим. – Ты думаешь, что он тебя любил? – повторила Николь вопрос. Сильвия сердито глянула на сестру, вытирая молоко со стола. – Не будем об этом. Сейчас нужно подготовиться к рождению ребенка. Николь поднялась наверх, испытывая головокружение. По пути в комнату она прошла мимо длинного зеркала в коридоре и посмотрела на выдающийся живот и налитые груди с голубыми жилками. По крайней мере, перестали выпадать волосы и раковина больше не забивалась. Лицо Николь округлилось, и она взглянула на себя по-новому, впервые подмечая красоту в своих вьетнамских чертах. Прежде чем лечь в постель, она написала Марку, пересказав все слова врача и добавив, что ребенок активно двигался. Потом Николь повела носом, будто уловила запах печеного камамбера. В мгновение ока она перенеслась в прошлое, на кухню в Хюэ. Все казалось столь реальным, что девушка улыбнулась. Завтра же она напишет Лизе. Прошлое занимает в жизни любого человека важное место, и она хотела подарить своему ребенку счастливые воспоминания. О жизни, полной любви. Ее собственное детство было запутанным, порой она помнила, лишь как трудно ей приходилось. Глава 34 Николь с тревогой думала о будущем. Она почти не сомневалась, что рано или поздно Вьетминь придет в город, пусть Сильвия и не соглашалась с ней. На стороне повстанцев собрались тысячи, которые верили в общее дело. Николь с некоторой грустью отпускала прошлое. Она достаточно повидала и понимала вьетнамский народ. Немного окрепнув, она выходила на ранние прогулки, чтобы избежать встреч с прохожими. Николь не читала газет, где говорилось о триумфе французов и умалчивалось о потерях, особенно после сражения в дельте Красной реки. Многие проявляли равнодушие к ужасной битве при Хоабинь в 1952 году. Французские военачальники отказывались признавать, что прогнозы сбывались, но Николь прекрасно знала Вьетминь. Этих людей отличала настойчивость, рвение вело их вперед. Она восхищалась таким упорством даже перед лицом могущественной французской армии. При всей жестокости своей философии они искренне верили в то, что делали. Пусть они и прикрывались борьбой за справедливость, Николь понимала, что многие еще пострадают. До того дня, когда от Марка пришло письмо, она старалась поменьше думать о нем и не переживать, где он и в безопасности ли. Она просто не вынесла бы дурных новостей. Николь поднялась наверх, чтобы открыть письмо, и с радостью узнала, что он еще не уехал. Куда именно, Марк не уточнил. Николь знала, о каком месте он говорил. По крайней мере, он все еще находился в Сайгоне, а не в России. Марк получил ее письмо и написал, как мечтает положить руку ей на живот и ощутить толчки ребенка. Также он посоветовал избавиться от оставшихся вкладов и подготовиться к отъезду после родов. Николь так обрадовалась весточке, что на глаза навернулись слезы при мысли об опасной операции в России. Она вспомнила серые здания в поселениях коммунистов и безжалостных людей. Марк написал, что ему придется разузнать о местоположении пропавшего агента. Вдруг тот переметнулся на вражескую сторону. А что будет с Марком, если его поймают? Николь с тяжелым сердцем наблюдала, как над Вьетнамом нависло густое облако войны. Смерть поджидала за каждым углом, пусть ежедневно Николь и не видела ее. Никто не знал наверняка, какие земли занял Вьетминь и какую помощь оказали русские. Она молилась за Марка и надеялась, что они не станут вмешиваться. Глава 35 Зимние месяцы промчались стремительно. Николь привели в восторг два письма от Лизы. Кухарка зажила новой жизнью, чему Николь была безмерно рада, но с приближением февраля все больше переживала за Марка. Последний раз они виделись вскоре после ее освобождения из тюрьмы, но на последние два письма он не ответил, а значит, уже уехал в Россию. Как-то днем Сильвия читала о родах, а Николь вязала одеяльце для малыша, но то и дело упускала петлю. Марк был прав: она совершенно не умела рукодельничать. Николь постоянно о нем думала, где он и что делает. Она размышляла о будущем, стараясь предугадать, будут ли запасы шелка в деревнях вокруг Сайгона. Если у Марка получится перевезти их туда после войны, возможно, она найдет себе занятие. Николь не бывала на юге, но отец рассказывал, что этот город гудит как улей, не то что Ханой с его размеренной жизнью. Ходили слухи, что в Сайгоне, в отличие от Ханоя, опиумом торговали на каждом углу, особенно в районе Шолон. В городе властвовала коррупция, но многие бежали именно туда. Николь подняла голову и посмотрела на Сильвию: – А если с Марком что-то случится? – Он может о себе позаботиться. – Я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца. Сильвия отложила книгу в сторону. – Мы обе выросли без матери, и я, конечно, это понимаю. Ты не единственная, кто чувствовал себя не похожей на других. У подруг были мамы, а моя умерла. От меня отвернулись. – Ты хотя бы провела с ней пять лет. – А ты не знала ее и не ощутила потери так, как я. Словно душу пронзили насквозь, оставив там огромную дыру. Повисла долгая тишина. Николь задумалась, как тяжело было пятилетней девочке потерять любимую маму. Одно это могло полностью изменить жизнь ребенка, пошатнув уверенность в себе. – Понимаю, – хрипло проговорила она. – Мне тоже казалось, что в душе пустота. Сильвия подошла к ней, опустилась на колени и взяла за руку: – Но зато мы есть друг у друга. Николь кивнула, и Сильвия вновь выпрямилась. Но девушку беспокоило кое-что еще. – Сильвия, а что с моим магазином? – Сейчас люди бедствуют. Пока там У Лан, но мы еле сводим концы с концами. Однако есть и другие дела, и я просто уверена, что мы сможем выкупить акции, если постараемся. Николь не испытывала такой уверенности. – Помнишь, что говорил Марк в письме о ликвидации наших акций? Сильвия презрительно усмехнулась: – Николь, не станешь же ты верить всему, что он говорит. Нам нужно держать марку, а когда мы выиграем эту войну, нам понадобятся все ресурсы. Сильвия терла ладони, расхаживая по комнате и бормоча что-то себе под нос. Взгляд ее метался по сторонам. Наконец она проговорила тихим голосом: