Он хлопнул Якоба по плечу и принялся складывать горшки обратно в мешок. – Завтра утром увидимся, и можно начинать все с начала. – Тойбер тяжело вздохнул и направился к выходу. – Факел оставлю. Слишком уж темно тут. – Тойбер, чтоб тебя, – зашипел Куизль. – Я должен знать, кто этот третий! Я уверен, он как-то связан с убийством. Если я узнаю имя, то Магдалена сможет еще что-нибудь выяснить, и тогда, может, все обойдется. Приговор вынесут, только если я признаюсь под пыткой. Но я не знаю, сколько еще смогу терпеть. Помоги же мне! – Да не могу я, черт бы тебя побрал! – Филипп разглядывал свои мозолистые ладони, не смея поднять глаза на Куизля. – У меня пятеро детей, и всем нужен отец. А если я начну нос совать куда не надо, то с тобой на эшафот отправлюсь. Связанным и без меча, понимаешь ты это? – У меня тоже есть дети, Тойбер, – спокойно ответил Якоб. – Маленькие двойняшки, души в них не чаю. И старшая дочь где-то в городе, хочет меня спасти. Поджав губы, палач стоял в дверях и стискивал мешок, словно хотел его выжать. – Увидимся утром, – проговорил он наконец. – Попытайся поспать немного. Тойбер захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Куизль прислушался к его торопливым шагам: казалось, он готов был бежать без оглядки. Якоб задумчиво уставился перед собой и вслушивался в шаги до тех пор, пока они не затихли окончательно. Наполовину выгоревший факел Тойбер закрепил на стене: таким образом, Куизль впервые за все это время смог во всех подробностях осмотреть свою камеру. Вонючее ведро с нечистотами, деревянный чурбан вместо подушки, каракули на стенах… Палач взглянул на странную надпись, которая еще вчера так его взбудоражила. Нацарапана она была прямо под строчкой из солдатской песни, которую Куизль старательно соскоблил. Ф Ф К Вайденфельд 1637 от Рождества Христова… Четверть века с тех пор прошла. Якоб постарался вспомнить, что же его связывало с этой датой и этим именем. Может, так звали кого-нибудь из его знакомых? Ф Ф К Вайденфельд… К тому времени Куизля уже повысили до фельдфебеля. В возрасте двадцати двух лет он командовал целым отрядом. Старые вояки ворчали по этому поводу, но после первых же сражений большинство из них притихли. Куизль пытался научить своих людей дисциплине и уважению – двум качествам, о которых ландскнехты и знать не желали. Якоб довольно быстро исполнился отвращения перед ужасами войны; смерть, грабежи и насилия преследовали его в кошмарах. Поэтому хотя бы в своем отряде он старался пресекать бессмысленные убийства. Хотя – есть ли вообще смысл в убийстве? Ф Ф К Вайденфельд… Куизль взял факел, подошел к стене и стал разглядывать остальные надписи. Кое-что ему вдруг бросилось в глаза. Слово «Вайденфельд» выглядело довольно свежим, как и несколько других надписей. Каждую из них вырезали на досках острым ножом. Куизль заметил их, так как в отличие от старых надписей эти даже потускнеть не успели. Значит, кто-то оставил их здесь совсем недавно. Для него лично. Куизль шепотом проговаривал названия, которые старался забыть все эти годы. Магдебург, Брайтенфельд, Райн ам Лех, Нордлинген… Все это были места сражений, куда Куизля забросила война; места, где он жег, грабил и убивал. Его словно туманом окутали запахи и образы прошлого. Господь всемогущий! Здесь, в этой камере, для Якоба началась новая пытка. Только теперь страдала душа, а не тело. – Боже праведный! Подумать страшно, что тут творилось… Симон показал на обугленные останки купальни, разрушенной огнем. Местами еще поднимался дым, но прошедший ночью ливень по большей части превратил руины в лужистую кучу изломанных и почернелых досок. Стены с трех сторон обвалились, на улице повсюду валялись осколки черепицы, обгорелые рамы, рваное тряпье и разбитые кружки: ясно было, что здесь успели уже потрудиться мародеры. Один только камин высился над грудой обломков и служил напоминанием, что некогда здесь стояло внушительное строение. Симон с сомнением покачал головой. – Вряд ли здесь еще можно что-то найти. Идемте лучше назад. Магдалена тоже смотрела на черный остов с огорчением. Пришлось ей признать, что она не рассчитывала увидеть дом своей тети в столь плачевном состоянии. И все же так сразу сдаваться ей не хотелось. – Сколько у нас времени? – спросила она у короля нищих, что стоял рядом и обгладывал старую куриную кость. Натан что-то выковырял из зубов. – Мои ребятки дадут знать, если поблизости появятся стражники, – прошелестел он. – Сейчас караульные на площади Святого Эммерама, так что немного времени есть. Я свистну, если что. Магдалена кивнула. Хорошо, что с ними отправился сам Натан и прихватил с собой десяток нищих. Он же посоветовал отправляться к руинам лишь с приближением рассвета. Стражники в это время дожидались смены и поэтому слонялись по улицам без всякого желания. Поначалу Симон не хотел посвящать нищих в свои планы, но потом все-таки передумал. В таком городе, как Регенсбург, в одиночку разгуливать по ночам нежелательно, а с Натаном и его дружками они могли чувствовать себя как у Христа за пазухой. Лекарь в очередной раз убедился, насколько полезной может оказаться гильдия нищих. По всему Кожевенному рву дежурили постовые, которые при малейшей опасности подадут знак. – Тогда не будем терять времени, – прошептала Магдалена. Подхватив светильник, она прокралась к обугленным развалинам и принялась искать лазейку, через которую смогла бы пробраться внутрь. – Магдалена, – прошипел Симон. – Тут все может рухнуть, и тебя завалит. Давай лучше… – Или давай со мной, или сиди тут, – резко перебила его Магдалена. – А я отца своего в беде не оставлю! Она потянула одну из досок и таким образом запустила цепную реакцию: часть остова с грохотом обвалилась. Девушка отскочила в сторону, и ее накрыло облаком пепла. – Что я говорил? – прошептал Симон. – Сама могилу себе роешь! Дочь палача показала на проход, образовавшийся в куче развалин. – Теперь хотя бы пролезть можно, – ответила она. – Здесь примерно и топка с колодцем должны находиться. Магдалена опустилась на корточки и, выставив перед собой светильник, заползла в проем. И двух секунд не прошло, как она растворилась во мраке. Симон пробормотал короткую молитву и полез вслед за ней. Уж если на то пошло, то и помереть лучше вместе. – Удачи! – раздался за спиной возглас Натана. – Не бойтесь, если здесь все обвалится, мы вас откопаем. Живых или мертвых. – Спасибо на добром слове, – проворчал Симон, хотя и понимал, что нищий его уже не слышал. Он без конца задевал спиной обугленные балки, штаны покрылись слоем грязи вперемешку с пеплом. Они ползли по некоему подобию норы, образованной камнями и крупными обломками. Внезапно впереди мигнул фонарь Магдалены, и Симон почувствовал, что вокруг стало заметно просторнее. Он осторожно выпрямился и понял, что проход и вправду вывел их в котельную Гофмана. Правда, от прежней обстановки теперь мало что осталось. Печь рассыпалась на куски, а медные котлы, в которых раньше нагревали воду для посетителей, куда-то пропали. Только потом Симон разглядел на полу черные, словно шлак, блестящие глыбы. Котлы просто-напросто расплавились. Это какое же пекло здесь бушевало? Магдалена тем временем разгребла груду кирпичей и заглянула в темный провал. – Колодец, – пробормотала она. – И ступени пока на месте. Что ж, посмотрим. С этими словами она полезла в дыру. Через некоторое время до лекаря снова донесся ее голос: – Симон, ты был прав! Это… невероятно. Она резко замолчала. Молодой лекарь склонился над колодцем. – Магдалена, что там? – шепнул он. – Ты куда пропала? – Тут я, внизу! – Голос Магдалены звучал несколько приглушенно, словно она оказалась вдруг много дальше, чем должна была находиться. – Там и вправду проход есть? – взволнованно спросил Симон. – Даже больше. Спускайся и сам посмотри. Фронвизер ухватился за ступени и при этом бросил взгляд на расщепленные балки и расшатанные камни над головой. Если потолок обвалится, то они либо задохнутся в колодце, либо помрут от голода. Во всяком случае, лекарь не рассчитывал, что Натан и его нищие действительно возьмутся за лопаты и их откопают. Преодолев несколько ступеней, Симон спустился до лаза в стене и пробрался в потайную комнату. Комната полностью выгорела, от мешков и ящиков, находившихся здесь в прошлый раз, остались лишь горстки пепла. Зато нашлось теперь кое-что другое. В противоположной стене открылся низкий, высотой всего лишь до пояса, проход. Симон приблизился к нему и наклонился: на полу валялись обугленные деревяшки, на некоторых еще виднелись остатки извести. Лекарь невольно усмехнулся: «Потайная дверца, оштукатуренная и спрятанная за мешками. Ну и хитрец же этот Гофман!» Он осторожно заглянул внутрь, и взору его открылась просторная комната. Пожар и здесь оставил следы, хотя и не столь разрушительные, как в соседней комнате. В левом углу стоял покрытый копотью стол, со стены на пол рухнула полка и теперь, обугленная, лежала на полу. Посреди комнаты высилась громадная печь, труба которой наклонно уходила в потолок. Вокруг печи валялись черепки и осколки стекла. По некоторым из них еще удавалось определить, что прежде это были полированные линзы. Симон прошел по осколкам и коснулся еще теплого коромысла весов, расплавленных почти до неузнаваемости. – Будь я проклят, если раньше здесь не проводили алхимических опытов, – прошептал он. – Твой дядя пугает меня все больше. – Интересно, убийцы Гофмана тоже эту комнату искали? – спросила Магдалена. Симон задумчиво кивнул. – Не исключено. В любом случае, спрятал он лабораторию неплохо. Полагаю, эта труба уходит в общий дымоход. Тогда никто и не заметил бы, что твой дядя проводил здесь эксперименты. Все-таки цирюльнику постоянно нужно греть воду, потому и дым из трубы может валить в любое время. – Но как это все связано с патрициями? – Магдалена подняла осколок линзы и принялась его разглядывать, словно он хранил в себе ответы на все вопросы. – До сих пор мы исходили из того, что советники убили моего дядю, потому что он был одним из свободных. Для устрашения, и не более того. – Возможно, не так все и просто, – возразил Симон. – Наверняка кто-то искал эту потайную комнату. И беспорядок в кабинете на втором этаже это подтверждает. – Уж не стоит ли за этим всем Меммингер?