По толпе прошел шепот, тут и там послышалась ругань. – Прошу спокойствия, – секретарь хлопнул в ладоши, и сразу же воцарилась тишина. – Куизль был солдатом на Большой войне. – Лехнер указал на палача, который в полном облачении, вооруженный саблей, мушкетом и двумя пистолетами, стоял в центре толпы. – Способный и умелый бригадир, позволю себе отметить. Значит, у него достаточно опыта в подобных делах. И среди вас он лучше всех обращается с оружием. Мне бы хотелось, чтобы вы пошли под его началом. Это для вашей же пользы. – А если мы не захотим, что тогда? – Ганс Бертхольд, сын пекаря, встал перед секретарем, широко расставив ноги. – Мой отец считает, что вы не можете нам указывать. Это пока еще свободный город! Бертхольд не станет слушаться паршивого живодера! Куизль стиснул рукоять сабли и потянул ее из ножен. Послышался тихий шелест. – Твой отец старый дурак, – донесся голос справа, и в утреннем тумане показался Якоб Шреефогль. Советник кивнул Лехнеру и Куизлю. – Я к вам присоединюсь, если позволите. Он заткнул обратно за пояс смазанный пистолет и встал рядом с палачом. – Рад, что в наших рядах пополнение, – сказал секретарь и улыбнулся. – А что касается вашего вопроса… – Он устремил пронизывающий взгляд на Бертхольда, так что тот в смущении отступил. – Нападение на торговца из Аугсбурга есть гнусное убийство, и поэтому разбирать его уже не городскому совету, а курфюрсту, – продолжил он. – А его представителем в Шонгау являюсь пока что я. И я приказываю, чтобы палач возглавил отряд. Хотите обсудить этот вопрос перед верховным судом в Мюнхене? Ганс Бертхольд отошел к остальным. Два других знатных отпрыска старательно отводили взгляды. – Нет… конечно, нет. Я… – промямлил Бертхольд. – Хорошо. Значит, мы можем наконец продолжить. – Секретарь повернулся к палачу. – Куизль растолкует вам, что нужно делать. Палач усмехнулся. О Лехнере можно говорить что угодно, но в городе он правил железной рукой. Куизль со свирепым видом вернул саблю в ножны и по очереди посмотрел в лицо каждому из присутствующих. А затем в двух словах объяснил, что намеревается сделать. Симон с грохотом захлопнул за собой дверь и отправился в Пайтинг, а отец ругался и вопил ему вслед. Время близилось к восьми часам, и на улицах города уже появились первые ремесленники и крестьяне с телегами. Бонифаций Фронвизер тщетно настаивал на том, чтобы сын остался дома и помог ему с многочисленными больными. Вчера ночью домой к лекарю пришли еще двое горожан с жалобами на кашель и озноб. Старик всучил им сироп из экстракта липовых листьев и за немалую доплату осмотрел их мочу. А потом с добрыми напутствиями отправил домой. Симон рад был, что сегодня ему не придется смотреть на этот маскарад. Они оказались совершенно бессильны! Люди мерли как мухи, а местным врачам не оставалось ничего другого, кроме как пускать им кровь и ставить клизмы. В Париже, Лондоне или нидерландском Лейдене ученые пошли дальше всех; некоторые профессора в этих городах утверждали даже, что болезни передавались не через запахи или испарения – их переносили от человека к человеку крошечные существа, невидимые невооруженному глазу. А в Шонгау до сих пор считали, что сопли – это мозговая слизь и во время насморка человек усыхает изнутри и теряет рассудок. Симон выругался. До прошлой недели у него еще оставалось немного иезуитского порошка, получаемого из коры экзотического дерева, произрастающего по другую сторону океана. После него лихорадка отступала, но лекарь истратил его без остатка, а следующий венецианский купец отправится через перевалы на север только весной. Симон свернул на Винную улицу, и крики отца смолкли. Бонифаций Фронвизер, по всей вероятности, уже заливал свой гнев дешевым белым вином. Симон надеялся, что до вечера он снова успокоится. Может, и Магдалена к тому времени образумится. Вчера вечером лекарь еще раз к ней заглянул, но ему никто не открыл. Он долго и громко стучался, пока Анна Мария Куизль не выплеснула в окно полный ночной горшок и тем самым ясно дала понять, что его присутствие нежелательно. Что ж, в ближайшие дни страсти наверняка улягутся, а до этого времени он, возможно, сумеет выяснить, приведут ли эти загадки к сокровищам тамплиеров. Быть может, в Пайтинге что-нибудь прояснится. Когда впереди в морозном тумане показались Речные ворота, в тени под стеной что-то шевельнулось и двинулось навстречу Симону. Это была Бенедикта. – Полагаю, наша вчерашняя беседа оказалась слишком скоротечной, – сказала она и улыбнулась лекарю. На ней была меховая шапка и тяжелый плащ из грубой шерсти, не подходивший ее изящному стану. Одежду она, скорее всего, купила где-то здесь, когда поняла, что ей придется немного задержаться. Заметив вопросительный взгляд Симона, она, словно извиняясь, развела руками. – Брата хоронить будут только завтра. И я решила, что могу пойти с вами. Для вашей же защиты… При последних словах она подмигнула, и Симон почувствовал, как лицо его залила краска. Искать защиты у женщины. Лишь бы палач об этом никогда не узнал… Только теперь он заметил, что у левого бедра тяжелый плащ Бенедикты немного оттопыривался. Симон предположил, что там торговка и прятала пистолет, из которого застрелила грабителя. – Почему нет? – ответил он. – Только, пожалуйста, в этот раз без лошадей. У меня до сих пор каждый мускул болит. Бенедикта громко рассмеялась и зашагала по скрипучему снегу, так что Симон с трудом за ней поспевал. – Не беспокойтесь, – сказала она. – Я решила дать Арамису отдых на сегодня. К тому же идти тут недалеко, правда? Симон кивнул и пошел теперь рядом с ней. – Видите тот высокий холм? – Он указал на другой берег Леха. – За ним находится Пайтинг, соседняя деревня, а рядом Шлоссберг и старая крепость Вельфов. Во всяком случае, то, что от него оставили шведы. – И там никто больше не живет? – спросила Бенедикта. Симон засмеялся: – Разве что несколько призраков. Раньше там жили Вельфы, герцогский род, правивший здесь с незапамятных времен. Но это было давно. Во время войны там окопались местные жители, и шведы уничтожили последние укрепления. Теперь туда хорошо если изредка крестьяне наведываются, чтобы набрать камней для заборов и сараев. – И вы действительно думаете, что мы там что-нибудь сможем найти? Симон пожал плечами: – Может, и нет. Но попытаться все-таки стоит. На другом берегу Леха дорога стала постепенно забирать вверх. Вскоре их обступили деревья, стены и дома Шонгау в последний раз мелькнули среди макушек и скрылись из виду. Симон опасливо озирался по сторонам. От города до Пайтинга было не более часа пешего хода, и все равно после пережитого три дня назад лекарю за каждым деревом мерещился разбойник. Но, кроме крестьянина, устало погонявшего перед собой быка, им никто больше не встретился. Далеко впереди показались первые дома Пайтинга, и от дороги отделилась и повела вверх к замку узкая тропинка. Симон свернул на нее. Снег там оказался заметно глубже и еще не был утоптан. Путники пробирались с огромным трудом и все время проваливались, иногда по пояс. Через некоторое время они вышли на звериную тропу, по которой протянулись следы животных, и идти стало легче. Дорога начала резко забирать вверх. Справа и слева высились вековые дубы, которые прежде, должно быть, составляли герцогскую аллею, но теперь она смешалась с лесом. Примерно через полчаса путники добрались до вершины холма, деревья остались позади, и взору открылась просека, на которой грудились останки крепости. Шведы потрудились на славу. Стены были разрушены до основания, над занесенными снегом грудами щебня и обугленными балками торчали черные скелеты господских строений. Один только донжон, словно указующий перст, высился над руинами. Всюду царила зловещая тишина, словно метровой глубины снег вбирал в себя малейший шум. – Ну здорово, – сказала Бенедикта и потерла друг о друга озябшие руки. – Лучшего места для тайника этот тамплиер и в самом деле не нашел бы. Симон пожал плечами и немного растерянно оглядел представший перед ними хаос. – В то время, когда в Шонгау жили тамплиеры, это был внушительный замок. Но потом герцог перестал здесь показываться, крепость пришла в упадок, а потом еще и шведы… Он забрался на груду обломков, чтобы оттуда оглядеть все сооружение целиком. С высоты открывался вид до самого Шонгау и Леха, текущего с гор в сторону Аугсбурга, еще дальше над утренним туманом возвышался Пайсенберг. Но прямо перед ними раскинулись лишь кучи мусора и развалины. Симон вздохнул и осторожно спустился к Бенедикте. – С тем же успехом можно искать иголку в стоге сена, – сказал он. – Но раз уж мы пришли… Они решили разделиться. Бенедикта взялась обыскивать южную часть развалин, а Симон – северную. Он пробирался через булыжники и временами бегло осматривал строения, от которых остались лишь стены. Среди обломков ему то и дело попадались кости и скалящиеся черепа, в одной из ниш жался полуразвалившийся скелет, с которого лохмотьями свисала шведская униформа. Лекарь дважды проваливался в снег, сапог застрял в незаметной трещине, и пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться. – Нашли что-нибудь? – крикнул он в сторону, где предположительно находилась Бенедикта. Собственный голос показался ему необычайно громким и в то же время приглушенным. – Здесь ничего! – донеслось в ответ. – Вы действительно думаете, что стоит продолжать? – Еще немного! Симон забрался на очередную кучу обломков и увидел впереди развалины небольшой часовни. Он полез через булыжники и сугробы к обрушенным стенам нефа, стоявшего на небольшом возвышении. Здесь в прежние времена Вельфы предавались молитвам. Теперь лекарь взирал лишь на голые обугленные стены. Даже окна выдрали, и свинцовые рамы, вероятно, переплавили в пули. От крыши остались одни стропила, и каменный алтарь засыпало снегом. Всюду валялись горелые балки. Симона осенила внезапная идея, и он стал пробираться через груды досок к алтарю. Две предыдущие загадки были неразрывно связаны с церквями: сначала церковь Святого Лоренца, затем базилика Святого Михаила. Может, здесь будет то же самое. Нужно только… Доски под ним с треском проломились, и Симон с беззвучным криком полетел в пустоту. Обломками разодрало плащ и сюртук. Лекарь в отчаянии схватился за выступающую доску, но та обломилась и вместе с ним рухнула в темноту. Приземлился он жестко и болезненно. Он почувствовал холодный камень, и как что-то хрупкое рассыпалось под его весом. Не успел Симон подняться на ноги, как услышал над собой нарастающий шум. Он инстинктивно отскочил в сторону, и прямо перед ним на пол рухнула целая груда досок. На метр правее, и лекарь бы оказался под ней. Симон медленно выдохнул и осторожно подвигал конечностями. Кажется, ничего не сломал. Его новый аугсбургский сюртук был разорван от плеча до бедра, местами мелкие щепки прорвали ткань и впились в кожу. Но в целом лекарь остался невредим. Только теперь Симон получил возможность проверить, на что, собственно, он упал. Он пошарил рукой и поднял сломанную бедренную кость. Возле ног с пола на него скалился беззубый череп. Симон в ужасе огляделся вокруг. Всюду валялись черепа и кости, по всему полу грудились кучи истлевших, местами зеленоватых скелетов. Похоже, он провалился сквозь гнилой пол в крипту. В отверстие над головой падали лучи света, узкая каменная лестница с западной стороны вела к люку в потолке, служившему в прежние времена входом. Вдоль стен тянулись надгробные плиты, изображавшие рыцарей с мечами или верхом на конях. Симон присмотрелся к ним. Наверное, это были властители династии Вельфов или Штауферов, занявших замок после них. Лекарю вспомнилось, что эта крепость еще римлянам служила оборонительным рубежом. Сколько же лет этим костям? – Все в порядке? Сверху до Симона донесся голос Бенедикты. В провале возникло ее обеспокоенное лицо. – Я услышала грохот и сразу прибежала. Что случилось? Симон усмехнулся: – В праздник Крещения мне не стоило так объедаться клецками. Провалился, как мешок пшеницы. – Он показал на надгробные плиты и кости вокруг. – Повези мне чуть меньше, и я бы к ним присоединился. Бенедикта заглянула внутрь. От пола крипты до церкви было чуть больше двух метров. – Нам понадобятся балки, чтобы вы смогли выбраться, – сказала она, озираясь по сторонам. Симон кивнул: – Посмотрите справа от алтаря, там, думаю, найдутся подходящие бруски. Но, ради бога, осторожнее! Иначе мы тут оба окажемся. Бенедикта улыбнулась: – Разве это так плохо? Лицо ее скрылось, и Симон услышал, как она осторожно пробирается по гнилому полу. Дожидаясь помощи, лекарь решил подробнее рассмотреть надгробные плиты. Надписи на латыни, сообщающие имена умерших. Изображения рыцарей в доспехах, лежащих, стоящих или верхом на конях. На одном рельефе на коня уселись аж два рыцаря сразу. Симон замер. Два рыцаря. Что-то встрепенулось в его памяти, смутный образ, до этого самого момента дремавший у него в подсознании. Он торопливо достал из кармана книжку Вильгельма фон Зеллинга, с которой до сих пор не расставался, и принялся листать. Примерно на середине юноша нашел ответ. Два рыцаря. Один конь. – Бенедикта! Бенедикта! – закричал он, охрипнув от волнения. – Я, кажется, нашел кое-что! Ответ на загадку, он здесь!