Я наблюдаю за ним, пока он не исчезает за краем корабля. Я не смогу продолжать, пока не буду уверена, что Райден в безопасности. Затем я снова ныряю. Вода никогда еще не была так прекрасна. Такая ясная и чистая, не тронутая людьми. Свет проникает сквозь поверхность, лучи танцуют на песчаном дне. Мимо проплывает косяк рыб с ярко-синими и красными полосками. Черепаха кладет свои плавники на большой камень, покоящийся на дне океана. Молодая акула, едва ли больше моей руки, извивается вокруг. Я плыву дальше, вдоль береговой линии вокруг острова, следуя за пением. Появляется все больше и больше морских созданий. Крабы скользят боком по песку. Медуза течет вместе с волнами, движущимися к берегу. Ракушки, одновременно целые и разбитые, переворачивают песок, когда течение толкает их к острову. Но никаких сирен. Сначала я озадачена отсутствием часовых. Разве они не хотят, чтобы их предупредили об угрозе? Но потом я понимаю, что для сирен нет никакой опасности, когда они находятся под водой. Ничто не может причинить им вреда. Ни один человек не может выжить под водой. Зачем тогда следить за приближающимися кораблями? Но мои мысли улетучиваются, когда я сосредотачиваюсь на пении. Голоса переплетаются в настолько сложные мелодии, что ни один смертный не смог бы записать их на бумаге. Они притягивают меня, как прилив притягивает воду. Я пела в одиночестве всю свою жизнь. Всегда с определенной целью. Пение никогда не было чем-то, чем я занималась бы только ради удовольствия. Особенно когда окружающие боялись, что я их очарую. Не моя команда, конечно, а люди моего отца. Я следую за звуком, наслаждаясь каждой нотой. Но в мелодии не хватает одного аккорда. Место, которое нужно заполнить. Прежде чем я осознаю, мой голос заполняет пробел, выбрасывая строку нот, которые идеально сочетаются с голосами других сирен. Мои мышцы гудят от синхронизации. Музыка становится громче, когда я приближаюсь, огибая коралловый риф. И вот они. Их сотни, но я с трудом могу понять это, пока мое горло не выдает последнюю ноту, удерживая ее, позволяя ей заполнить пространство вокруг меня. Как пламя, облитое водой, музыка обрывается. Сирены поворачивают головы в мою сторону, отчего развеваются их длинные, густые волосы. Кремово-коричневые. Желтые, пронизанные солнцем. Чернильно-черные. В центре сирена с волосами цвета пламени возвышается над остальными. – Наконец-то ты вернулась домой, – говорит мама. * * * На поверхности мне могло бы показаться странным, что они не носят одежды. Но здесь, внизу, все это имеет смысл. Мы не мерзнем от морской воды. Здесь нет суровой погоды или экстремальных температур, от которых необходимо защититься. Не от кого скрывать свою наготу. У старших сирен, включая мою мать, в волосах нанизаны ракушки. Я замечаю, что у моей матери их больше всех. У зрелых сирен нет морщин возле глаз или каких-либо других признаков возраста, но в них есть что-то, что дает понять – они старше. Что-то, что я скорее чувствую, чем вижу. Дети сирен – я никогда раньше даже не задумывалась об их существовании – остаются на дне океана. Они скачут по песку, катаются по нему, напоминая мне человеческих детей, играющих в грязных лужах. Одна из них, увидев меня, сразу же плывет к сирене. Я предполагаю, что это ее мать. У них одинаковые золотые локоны. Моя мать так отличается от той женщины, что я видела на суше. Раньше она была осунувшейся, слабой, едва способной стоять, теперь ее мышцы подтянуты, кожа гладкая и безупречная. Она – создание силы и красоты, не похожее на всех остальных. Их королева. Когда мы снова встречаемся взглядами, она говорит: – Здесь всегда чего-то не хватало. Теперь, когда ты вернулась, мы снова стали единым целым. Она проплывает мимо остальных, чтобы приблизиться ко мне. Оказавшись прямо передо мной, она протягивает ко мне руки: – Почему ты плыла так долго? Я ужасно скучала по тебе. Я хочу быть осторожной с ней. Со всеми сиренами. Они – звери, безмозглые монстры, которые ни о чем и ни о ком не заботятся, кроме самих себя. Но я не могу. Не после того, что я чувствовала, пока пела. Здесь меня всегда ждали. Моя мать оставила место в песне для своей дочери, надеясь – нет, отчаянно желая, – чтобы я пришла и заполнила пробел. – Я не понимаю, – говорю я ей. – Ты бросила меня. Ты ушла после того, как я освободила тебя. Почему? Ее брови поднимаются идеальной дугой. – Мне нужно было вернуться к моим сестрам. Я их королева. Они нуждались во мне. Я сказала тебе следовать за мной. Почему ты не послушалась? – Потому что не могла. Я становлюсь чем-то другим, когда нахожусь в воде. Теряю рассудок. Я только недавно нашла способ контролировать это. По воде пробегает рябь, и я чувствую, как окружающие нас сирены неловко переминаются с ноги на ногу. Моя мать закрывает глаза, вбирая в себя мои слова, обдумывая их. – Конечно, – говорит она. – Ты родилась на суше. Две части тебя борются за господство. Одна сильнее на суше, другая под водой. Но, похоже, человек в тебе победил. Почти незаметно каждая сирена отплывает на дюйм подальше от меня. Все, кроме моей матери. – Это плохо? – спрашиваю я. – Не для меня, – говорит она тихо, так, чтобы только я могла слышать. – А для остальных? – так же тихо спрашиваю я. – Им может потребоваться больше времени, чтобы понять. Но сейчас это не имеет значения. Я хочу тебе кое-что показать. На этот раз, вместо того чтобы уплыть вперед без меня, она берет меня за руку. Я бы последовала за ней в любом случае, но мне нравится этот контакт. Я знаю, что это значит. На этот раз она не хочет со мной разлучаться. Мы плывем вокруг группы сирен, которые начинают болтать между собой: – Что это у нее на коже? – Она пахнет как человек. – Почему королева приветствует ее? – Она чужая. Моя мать останавливается, поворачивается и поет одну гулкую ноту. – Хватит! – командует песня. Сирены замолкают, как будто кто-то насильно закрывает их рты. Все еще держа мою руку в своей, мама притягивает меня ближе к земле. – Сирены должны повиноваться твоей песне? – спрашиваю я. – Да, но не так, как когда мы поем для мужчин. Я их королева. Мой голос движет чарующими. – Чарующими? – Наш народ зовется чарующими. Я говорю, где плавать, что делать, и чарующие повинуются. Это заложено в нашей природе. Только эта магия отличается от той, что подчиняет себе мужчин. Как мать-пчела, командующая своим роем. – На меня это не действует, – замечаю я, каким-то образом зная – она не может мной командовать. – Нет. Тебе суждено стать королевой. Ты моя дочь. Ты будешь править, когда я умру. Эти слова заставляют меня остановиться. Править сиренами? Мои мысли всегда были направлены на то, чтобы править морем. У меня есть команда, о которой нужно заботиться. Я их капитан. Я не могу командовать еще и чарующими. Но я прогоняю эту мысль из головы и продолжаю плыть за королевой сирен. Сейчас не это самое главное. – Я знаю, тебе о многом нужно подумать. Ты привыкнешь. Просто подожди и сама увидишь! Дно океана становится каменистым по мере того, как мы приближаемся к новой стороне берега. Ряд скал ведет в подземную пещеру. Мама проплывает мимо, всю дорогу держа меня за руку. Тропинка становится темнее, но мы все еще можем видеть. Скалы усеяны морскими ежами и звездами. Ракушки раскрываются, когда вода проходит через пещеру. Но течение не сдерживает нас с мамой, мы спокойно продвигаемся прямо сквозь него. В конце концов пещера расширяется, становится более глубокой. Дно теперь примерно в пятидесяти футах ниже. И на нем… Так много золота и серебра. Монеты, украшения, кубки и блюда, драгоценные камни. Я могла бы купить весь мир пять раз на ту сумму, что здесь хранится. Моя мать подплывает к сокровищам, берет пригоршню монет, пропускает их сквозь пальцы. – Это передается в нашей семье из поколения в поколение, – говорит она, – но каждая из нас внесла свой вклад. Она находит серебряное кольцо с бриллиантом в центре и проводит по нему пальцем. – Я сняла это с моряка, который упал за борт во время шторма. Море уже поглотило его крики, когда я вытащила это кольцо из его кармана. Думаю, он приберегал его для своей возлюбленной, что ждет его дома. А это, – продолжает королева сирен, поднимая золотую тарелку и вилку, – выпало из судна недалеко от ваших Семнадцати островов. Как только мы узнали, что на борту есть сокровища, спели остальным матросам, требуя, чтобы те выбросили все ценное за борт. Когда они закончили, мы заставили их самих броситься в воду. Чтобы поиграть с ними. Я старательно сохраняю нейтральное выражение лица, но она все же спрашивает: – Тебя это беспокоит?