— Ждали, Ваше Величество? — Ждал и надеялся: она весьма своевременна. Ты удивился, что я здесь делаю… Мы выросли вместе, — сказал Кербен: взгляд его скользнул по бледному лицу Вархена. — Король… отец считал, что я слишком застенчив и слаб характером. Потому убедил мать отдать меня в закрытый пансион, где учились дворянские дети. Я был там якобы инкогнито. Но все знали, кто я, и вели себя соответственно: обходили стороной или, по наущению родителей, увивались вокруг, ожидая возможности облизать мне пятки… Ты можешь себе представить, насколько это отвратительно? — Мне в жизни никто не облизывал пяток, Ваше Величество, — осторожно сказал Ханбей, смущенный неожиданной королевской откровенностью. — Но, думаю, могу. — Один Солк Вархен задирал меня и дразнил беспрестанно, наливал мне клея в сапоги, писал непристойности в моих тетрадях — и проделывал это с большой ловкостью, не попадаясь ни учителям, ни моим прихлебателям. Один раз, когда «свита» где-то запропастилась, даже умудрился сломать мне нос! Как будто я был обычным, настоящим мальчишкой. — Кербен слабо усмехнулся. Его нос в самом деле был чуть скошен набок. — За такое отношение я проникся к Вархену определённой симпатией, тогда как он искренне меня терпеть не мог. Что меня, конечно, злило. Мы соперничали в учёбе и в тренировочном зале с переменным успехом… Он мог ударом кулака сшибить меня с ног, но я был искусней в фехтовании; в алгебре мы оба были хороши, но в черчении он превосходил меня, тогда как на уроках словесности я всегда утирал ему нос… Долгое соперничество отчасти примирило нас. В последний год мы даже сдружились. Учёба закончилась, мы больше не были детьми: я вернулся во дворец, Вархен получил место в тайной полиции, и ему было велено приглядывать за мной; как вскоре стало понятно, это была ошибка: Филин переоценил его сыновью покорность. Вархен, по-видимому, начал испытывать неловкость за прошлые шуточки и пытался загладить передо мной вину, которую сам для себя придумал — поэтому не слишком охотно доносил о мои делах… — Кербен помолчал немного. — Со стороны могло показаться, что он не любил отца, но это не так: признание Филина всегда оставалось для него чем-то очень важным. Когда тот поручил ему шпионить за мной, Солк оказался между двух огней: он не мог быть до конца искренен ни с кем из нас, и никто из нас не мог доверять ему; всё это очень удручало его. Он не хотел подводить отца, но не хотел вредить и мне, метался туда-сюда; когда умер мой брат и я сделался наследником, стало еще хуже… Затем Вульбен опомнился и отослал Вархен на Лысые Равнины; я не думал, что вновь увижу его. Но вчера на закате ко мне пришёл Рудольф Эслем с гримуаром и набросанным со слов выпивохи-крестьянина портретом. — Кербен на несколько мгновений закрыл глаза. — Как сказала госпожа Ина, у всего есть своя цена… Вархен сохранил мне верность даже под пытками. Но с тех пор, как мы выросли, я для него стал «Вашим Высочеством» и никем больше. Что бы ни произошло, он не примет моей помощи и дружбы. Не говори ему, что я был здесь. Так будет лучше. — Кербен рывком поднялся. — Сестра-сиделка и лекарь в соседней комнате: позови их, если будет нужно. Завтра я пришлю нескольких надёжных слуг тебе в помощь, чтобы навести тут порядок. Скажешь, что нанял их сам. — Как вам будет угодно, Ваше Величество, — сказал Ханбей, решив на этот раз обойтись без падений на колено и поклонов: в конце концов, король достаточно ясно выразил своё отношение к подобострастию. — Не забудь сказать лекарю осмотреть и тебя. — Кербен приветствовал его догадливость едва заметной улыбкой. — Прощай и до встречи, Ханбей Шимек. Я возвращаюсь во дворец: Рудольф наверняка уже рвёт и мечет оттого, что ему пришлось покрывать моё отсутствие… Король ушёл. Ханбей проводил его до двери, опустился обратно в кресло и с наслаждением вытянул ноги. — Можешь открыть глаза: я давно заметил, что ты притворяешься, — сказал он. — А король заметил ещё раньше. Но устроил целое представление… Вы всегда так друг с другом разговариваете? — Обычно мы вообще никак не разговариваем, — хрипло сказал Вархен. — Я ненавижу его. — В самом деле? — Ты не знаешь, что значит расти выродком среди дворянских щенков. Твоё счастье, что не знаешь. Он мог уничтожить меня в любой момент, он должен был… Я этого и добивался. Но наш мягкосердечный принц всегда был благороден: он жалел меня… До сих пор жалеет. В слабом голосе Вархена прозвучала такая ярость, что Ханбей невольно поморщился: — Я рос в трущобах, куда дворянские щенки не суются. Там меня научили ценить доброту. — Забудь: это наши с ним дела, — со вздохом сказал Вархен. — Что в городе? — Всё закончилось. Лорд Вульбен убит, — помедлив, добавил Ханбей. — Если король тебе не сказал. — Сказал. — Чей это дом: твой? — Наверное. Не знаю: потолок везде одинаков. — На измождённом лице Вархена проступила тень усмешки. — Я действительно могу остаться? — Ты слышал, что сказал король. — Слышал. Но сейчас я тебя спрашиваю, Солк, — устало сказал Ханбей. — Не валяй дурака. Вархен глубоко вздохнул. — Делай, что хочешь, — сказал он. Взгляд у него был мёртвый. — Договорились, — хмыкнул Ханбей. — Я хочу врезать тебе за то, что ты меня обманул; и за то, что ты самонадеянный болван. Но не бить же больного? Придётся для начала не дать тебе тут подохнуть. Ина сказала: будет туго, но ты встанешь — если захочешь. — Встану — и что дальше? — Война, на которой ты нужен своему королю. — Всегда есть какая-нибудь война и какой-нибудь король, — сказал Вархен. — Нам достались вот такие. Не худший вариант. — Не худший… — Слабый голос его вдруг надломился. — Как ты не понимаешь: я же опять подвёл его, Хан. И тебя… всех. Нужно было понять, к чему всё идёт… доложить сразу ему. Но я торопился к Филину. Думал… заслужить… — Он замолчал. — Король на то и король, чтобы быть великодушным, когда возможно, — мягко сказал Ханбей. Он подумал вдруг о родном отце, давно умершем. — Ты допустил ошибку — но первым же за неё и поплатился. Поплатился страшно. Как бы то ни было — никто не осуждает тебя; и сейчас всё это уже в прошлом. Нужно жить дальше. — А дальше — война, на которой я нужен своему королю… Это я уже слышал. — Ещё не раз услышишь — пока не усвоишь, — пообещал Ханбей. Вархен промолчал. В тишине раздавалось лишь его тяжёлое дыхание. После солнечного дня в доме было душно и жарко: Ханбей подошёл к окну и приоткрыл створку, впуская свежий воздух и звуки. Вверх по улице в окружении гвардейцев величественно прогарцевал на черном жеребце Кербен I. Минутой позже с каменного крыльца спустились Ина и Набарин. Бог-бродяга удивительно человеческим жестом обнял сестру за плечи и что-то прошептал ей на ухо, вполоборота взглянув на дом. Ханбей нерешительно махнул им, прощаясь. Ина улыбнулась; Набарин салютовал ему в ответ деревянной рукой. — Что там такое? — Вархен попытался приподняться на постели. — Добрые боги ходят среди людей. — Ханбей затворил окно. — Ничего особенного. 04.05.17. I.V. Ред.17.01.18.