Глава 5. На смоленском направлении, первый звоночек 16-го августа немцы переформировались и перешли в наступление, ослабив давление на двух направлениях, сняв танки группы «Норд» и часть танков группы «Зюд». Ударами от Шклова и Невеля они смяли сопротивление 4-й, 19-й и 22-й армий, окружив части 20-й армии под Оршей и в нескольких местах форсировали Днепр. Витебск был взят ударом вдоль левого берега реки Двины, которую форсировали в Сураже и Рубе. «Мой» противотанковый рубеж оказался в окружении. Немцы соединились у поселка Кóзлы. Площадь окружения составляла 17 с половиной тысяч квадратных километров. Генерал-лейтенант Курочкин получил несколько противоречивых приказов из различных источников, но и без ценных указаний было понятно, что Борисовский выступ стал абсолютно не нужен Верховному командованию. Там на востоке немцы вырвались на оперативный простор, и практически беспрепятственно наступали на Смоленск, невзирая на остатки советских войск в громадном котле. Мой «опытный участок ПТО» так и остался «опытным», так как прямого участия в боях, так и, не принял. Успех «свалили» на действия групп «наглого минирования», но спецов по нему просто на просто не было. А те, кто получил этот опыт, оказались в окружении. Укрепрайон достаточно долго держал оборону на правом берегу, приказа на отход они не получили. Скорее всего, их просто «забыли». 14-я танковая дивизия, сосед слева, 18-го августа тихо отошла к Орше, а капитан Ермаков не сумел получить такой приказ из штаба 18-й танковой. Вместе с ними на правом берегу находились четыре батальона железнодорожных войск НКВД, которые подорвали все мосты через Двину и еще две недели удерживали правобережную часть города. Когда закончились снаряды к зенитным орудиям, стало понятно, что дальнейшая оборона города стала невозможной. Собрав весь гарнизон, ночью 31-го августа они прорвались у Тирасполя и ушли в Шестеновские леса. Затем пересекли железную дорогу неподалеку от Баравлян и начали отход на восток. Я встретился с генералом Крейзером вечером 16-го августа в Первом городке. Мы с ним получили звания героев в один день, тем не менее, звезду Героя он получил на несколько минут раньше меня, по старшинству, став первым «стрелком», получившим это звание в ходе войны. А я стал первым «артиллеристом», шестеро, следующих за мной, были тоже противотанкистами. К моему сожалению в составе дивизии отсутствовал 123-й ИПТДн. Дивизион в полном составе был передан в 61-й стрелковый корпус при отводе дивизии на переформирование. Здесь только три человека из первоначального состава дивизиона: комдив Ногинов, наводчик Коля Дмитриев из третьей батареи и я. Но, все на новых должностях. 17-й ИПТДн в боях участия еще не принимал. Да и я более не числюсь в составе дивизии. Я доложился о причинах приезда, и предоставил командиру всю документацию о проведении испытаний. – Вот только этого нам и не хватало! – резюмировал Яков Григорьевич. – Ты в курсе, что получен приказ выдвигаться в Смоленск? – Какая разница, товарищ генерал, где проводить испытания. – Так они ж, наверняка, в секретных числятся, твои гранатометы. А задачку нам поставили: обеспечить коридор для отвода войск 20-й армии. А это – 100-процентное окружение. Все твои штучки достанутся противнику. Это ты понимаешь? – Конечно, товарищ генерал. И тем не менее, я иду с вами, думаю, что пригожусь, вместе со своими «штучками». Отвечаю за испытания я, и за их «секретность», тоже. – Сколько у тебя вагонов? – Пять. – Черт с тобой, Петрович. Иди к начштаба, пусть тебя включает в эшелон со 175-м полком. На полк твоих «игрушек» хватит? – Хватит, по одному на отделение. – Вагоны где? – спросил начштаба, к которому я зашел через минуту. – В Селятино, у складов. – 751-П воинский, держи, через три часа отправка. Предписание? – Вот. – Новиков! – по телефону прокричал начштаба, – Тут к тебе наш старый знакомец направлен, заберешь его и его пять вагонов в Селятино, дальнейшую задачу поставит Голованов. Помнишь такого? – Помню-помню. Мы встретились с подполковником через полчаса, он приехал на маневровом паровозике, к которому прицепили вагончики, и мы покатились в сторону Москвы. Через час я присоединился к командирам 175-го полка и провел первое занятие по использованию гранатометов. Все 400 километров до Смоленска я переходил из вагона в вагон, и говорил одно и тоже, раздавал брошюры, объяснял бойцам и командирам устройство и взаимодействие в бою с этими «игрушками». На станции Колодня мы провели первые и последние учения с боевой стрельбой в составе полка, и там нас разделили. Два батальона составили пехотное прикрытие 12-го танкового полка, а два других придали 115-му. Пехоты для охранения танков в бою явно не хватало. Использовать нас как единое целое командование не захотело. 115-й полк перешел на левый берег Днепра, а 12-й остался на правом. Быстро, буквально на бегу, решили с Крейзером вопрос о 115-м полку: он займет оборону у местечка (города) Красный, в месте, где большие овраги преграждают путь к Смоленску, и туда же подходит рокадная дорога от паромной переправы в городе Гусино, на которую нацелился 46-й мехкорпус немцев. 12-й полк занял оборону у Коробаново, там, где добывали торф для электростанций Смоленска. Между ними 35 километров и река Днепр, с единственной паромной переправой. Оказать друг другу помощь полки не могли. Это, конечно, не по уставу, но где ж его взять, тот самый устав, да еще в такой глуши. В лесах у Красного нами была обнаружена «группа Городовикова», примерно двухдивизионного состава, которая выдвигалась в том же направлении конным и пешим порядком. Договорились, что они займут оборону по реке Лосвинка, составив наш второй эшелон. Остальные части 13-й армии окружены под Чаусами. Распределять гранатометы по-отделенно было бессмысленно, мы просто не успевали обучить всех. Да и их количество было большим, чем опытных и обстрелянных красноармейцев. 175-й полк понес серьезные потери во время Лепельской операции и при обороне Борисова. Примерно половина теперешнего личного состава была «свежей». К тому же, автоматических винтовок осталось не так много, более трети личного состава имели на вооружении карабины Мосина. Хорошо еще, что со складов в Алабино удалось «извлечь» старинные пулеметы «Льюис» под русский патрон, в количестве 300 штук, снятые с вооружения и находившиеся на складском хранении. Сформировали 150 «троек»: гранатометчик, 2-й номер с АВС и пулеметчик с «Льюисом». Добавили немного саперов, да и старослужащие умели обращаться с минами и подрывными машинками. Вместе со сводной группой мы выскочили на шоссе и двинулись в сторону Дубровны, которая, по нашим сведениям, уже была захвачена противником. Ночь, машины идут без огней, надо бы щелевых нашлепок наделать, да все некогда и негде. В Лядах стало известно, что противник уже в Калиновке и в Горельках. И вот теперь каждый мостик, а их 15, становятся противотанковым рубежом. Местность, правда, не слишком сильно удобная, и заселена густо. Здесь, в основном, хутора разбросаны через каждые 50-100 метров. Это на современной карте их не осталось, а тогда… так что минировать требовалось так, чтобы «мирняк» не пострадал. «Большую ловушку» сделали у Струково. В Павликово – деревянный мост через Лупу, берега Лупы – болотистые. Между двумя мостами – два с половиной километра. Место – просто классическое для засады. И отход отличный, с уничтожением еще трех мостов. Утром 46-й мехкорпус двинулся к старой российской границе. Камешек там стоит, что именно тут прошел Наполеон на Москву. Новоминского шоссе тогда не было. Двинулись они двойной колонной, заняв все шоссе, а чего им опасаться? Наша авиация такими «мелочами» не занималась, она отсутствовала, как класс. Да и прикрывали немцы своих хорошо. Но под всеми семью мостами, которые существовали на участке от Горельков до Ляд уложены заряды на неизвлекаемость. Так что десять километров противник преодолевал 8 часов. Но место голое, бойцов там не оставишь. Так что первые потери от гранатометов немцы понесли только к вечеру, перед самыми Лядами. До этого, кроме мин Галицкого и 150 мм фугасов, мы им ничего предложить не могли. Сразу за Лядами характер местности меняется, там наши заслоны смогли уничтожить несколько передовых отрядов немцев. «Комариные укусы», конечно, злили немцев, особенно генерала Фитингхофа, но утром он продолжил наступление на Смоленск, до которого оставалось всего каких-то 70 километров. Авиаразведка крупных сил русских на участке не обнаружила. В составе его кампфгруппы: 2-й танковый полк СС «Рейх, 3-й моторизованный полк СС «Дойчланд», 4-й моторизованный полк СС «Фюрер» и Моторизованный полк «Лангемарк». Кроме того, 7-й танковый полк 10-й танковой дивизии и полк «Великая Германия»! Более 400 танков! Кто может остановить эту лавину? Только дороги, и мы. В засаду у Струково попали подразделения полка «Великая Германия» и 2-й танковый полк СС «Рейх». Вначале был подорван мост у Павликово, а через пять минут более западный мост на реке Глубокой. Все скаты были заминированы, как и две дороги на Глубокое. Остановив колонну, мы начали ее обстрел, как из 122-мм гаубиц, коих в дивизии насчитывалось 74 штуки, так и с помощью 20 «троек». Там же немецкая пехота впервые познакомились с осколочной гранатой ОГ-7С. Хорошая мощная штука, летает на 350 метров и приведенная площадь поражения осколками – 150 м2. «Великой Германии» под таким дождиком сильно не понравилось. 2-й полк имел в составе двух колонн 125 танков Т-III и T-IV, большая часть которых восстановлению больше не подлежало, так как кумулятивных гранат и мин мы выпустили по ним больше сотни, с двух сторон. А еще и весьма качественно отстрелялись наши батареи из леса за рекой Свиная. С качественной корректурой с высоты 188,0. А развернуться в боевые порядки остальной части кампфгруппы не дает болото, расположенное чуть западнее того моста на Глубокой, который остановил отход противника на запад. Фитингхоф, конечно, имел значок «За танковую» атаку», и даже в серебре, но сразу понял, что для этого ему требуется пролезть через «игольное ушко», оставленное ему между деревьями. Попытался свернуть с шоссе и обойти нас по проселкам. Но, увы, справа и слева были сплошные леса, с еще одной дорогой, которая вела к тому же самому Катково. Наш танковый полк противник еще так и не обнаружил. А снарядили и упаковали его довольно основательно. Но, даже поспать не удалось, как поступил приказ из штаба фронта: «Противник пытается выдвинуться южнее, из городка Горы в сторону Кадино. Группе майора Голованова, взаимодействуя с частями 28-й армии, остановить противника на рубежах реки Городня». Командующий фронтом еще не сменился, и «вспомнил», кто немного похулиганил под Красным. Пришлось выдвинуться к Кадино. Это не очень далеко, порядка 30–35 километров южнее, в основном по лесам. Но само Кадино – в чистом поле, и от него отходит шоссе на Татарск, а оттуда на Монастырщину. Кроме автомашин, «прихватизировали» из 115-го полка три КВ-1 и три Т-34, обеспечив, в первую очередь, радиосвязь с дивизией и с командованием 28-й армией. Связь удалось установить только с командиром 104-го мотострелкового полка майором Ермолаевым. А уже через него с полковником Бурковым. Найти генерала Качалова не удалось, но вопрос решился и без него. 209-й танковый, 104-й мотострелковый полки и зенитный дивизион получили приказ выдвинуться в Кадино из-под Ельни через Татарск. Это в 127 километрах от места назначения. Так что, когда они появятся, нас уже сметут, если расслабимся. Уже позже стало известно, что прибыла 104-я (9-я) танковая дивизия из Туркестанского Военного Округа, из Туркмении. Ну, а «в Туркестане три дыры: Кушка, Термез и Мары». Они из третьей. Эту «третью» – я хорошо знаю, проживал на севере этого города в Мары-2. Это – древний Мерв, первые поселения там появились еще в Неолите. Но постепенно он превратился в жуткую дыру. Дивизия не была кадровой, ее формирование началось летом сорокового года, да еще и в разных местах: в Марах, в Чирчике и Байрам-Али. «Белое солнце пустыни», там, где красноармеец Сухов рассматривает пупочки у девочек из гарема, снята в Байрам-Али, в старой хивинской крепости Гяур-Кала, как раз возле Мерва, который несколько раз мелькает в кадрах. Ну, а 18-й танковый полк стоял возле рынка, в самом центре города, и его основу составляли танки, прошедшие перед этим войну с Финляндией. Мотострелки стояли в Чирчике, в Азад-Баше, у нас была табличка на стене казармы 1-го батальона, в которой говорилось, что здесь 1940–1941 годах базировался 9-й мотострелковый полк, который в составе 27-го мехкорпуса убыл на Западный фронт. Так что, долбили мы с ними одну землицу на Чирчикском полигоне. В Реальной Истории, после выхода дивизии из окружения под Рославлем, полк был расформирован и 06.09.1941 года вычеркнут из реестра частей и соединений РККА. Так вот, мотострелки к нам успели, а танковый полк, на старых машинах, отстал и даже до Татарска добраться не смог: мост через реку Вихра в Глиничах не мог пропустить ни КВ-1, ни Т-34. Брод искали долго, смогли дойти только до ныне несуществующей деревни Дальние Кривели, это в трех километрах от Кадино, но там одноколейный мостик и овраг. Там их и «запечатали», развернуться к бою они не смогли, но отвлекли на себя авиацию противника. Бой с самого начала сложился неудачно: немцы не вошли в Туремск, а пошли по грунтовке на Хотылевку. Целый километр минных заграждений они обошли. У Тишковки мы их атаковали в первый раз, довольно удачно, но «запечатать» дорогу не смогли, осталось «горлышко» шириной 200 метров, через которую немцы смогли развернуться, и часть из них пошла в обход на Хотьяны. По эмблемам – действовал 7-й танковый полк 10-й дивизии, который уже был знаком с нашей тактикой. Двести девятый полк вырвался из западни и рванул к Хотьянам, как только его бомбить перестали, но им пришлось принимать встречный бой, в котором потеряли несколько БТ-5 и 7. Через Старо-Кадино, противник вышел на гравийку на Татарск, обошел нас по левому флангу. Оставшиеся на том берегу Городни танки, в основном средние и тяжелые, вступили в огневое взаимодействие с противником. Нам тоже пришлось отходить на другой берег реки, сжечь мост в Кадино, и отходить к автомашинам. Само Кадино перестало интересовать немцев, и мотострелков требовалось перебросить на левый фланг, оставив несколько групп гранатометчиков в роще под селом в районе храма. На передислокации понесли потери от действия авиации противника. А в конце дня, на высоте 201,6, откуда я пытался руководить боем, распавшемся на несколько очагов, и я попал в список возвратных потерь, и очнулся только на третий день в Шаталово, когда меня неудачно пытались переложить с носилок на носилки в самолете. В список эвакуируемых я «попал по блату»: в кармане обнаружили неизъятое у меня удостоверение «Инспектора войск Западного направления». В Москве, по радио, я узнал, что бои под Татарском еще идут. Снаряд разорвался сзади, на броне танка «КВ», а меня буквально обсыпало мелкими осколками, плюс контузия. Уложили на живот в самолете, носилки в три яруса, сверху на меня что-то капает. Когда затрясло на взлете, то я снова вырубился, и очухался только тогда, когда кто-то под ухом сказал, что «этого не довезем». «Соседа» сверху вынесли из самолета без носилок, видимо, «отлетался», а меня довольно долго укладывали, но везли совсем недалеко, минут через десять остановились и вытащили из машины. И опять в хирургию. Через несколько дней отдали с полсотни мелких острых осколков сталистого чугуна от осколочно-фугасного 50-мм танкового снаряда. Еще восемь будут «капсулироваться» в теле, их достать не смогли, но на снимках показали. Больше всего донимала голова, болела жутким образом. Госпиталь – маленький, в каком-то старинном доме. Первые дни совершенно не запомнились, затем очередная операция, и вытащили еще два осколка из шеи, до этого не решались, но приехал кто-то из Москвы, и прооперировал шестерых «безнадег», к коим относился и я, со своим пневмотораксом и осколками в шее. Шея зашевелилась, через день впервые перевернулся на спину. Больно, конечно, но надоело лежать на животе и пускать кровавые пузыри. В палате нас четверо, все тяжелые, я еще легко отделался. Если бы остался в медсанбате, то все бы пошло по поговорке, вынесенной в название книги. Спать, правда, пристраиваюсь на живот. Второго сентября «СовИнформБюро» сообщило, что части 20-й армии организованно и с боями вышли в район города Смоленск, а 1-я танковая дивизия стала первой Гвардейской Пролетарской Московской Мотострелковой дивизией. То есть вернулась к своему родному названию, но с прибавлением нового звания. Кстати, как выяснилось, нахожусь я совсем неподалеку от Алабино, где-то в 25 километрах, в теперь уже бывшем санатории ЦК, носящем имя Герцена. Впрочем, генеральским комфортом мне долго наслаждаться не дали. Как только я перестал «пускать пузыри», так меня переместили в дивизионный госпиталь в Александровских казармах. Это на Подольском шоссе, возле Монетного двора и Серпуховской заставы (после войны здание госпиталя было передано в руки гражданских). Мною особо никто не интересовался, поэтому, как только начал ходить без помощи костылей, направили на комиссию. Хирург настаивал на продолжении лечения, но я попросился в лагеря, в которые вновь отвели дивизию на переформирование. Добирался до лагерей поездом, все повязки еще не сняли, так что, видок у меня был, мягко говоря, импозантный. Вышел на разъезде Селятино, там склады, там все про всех знают, и транспорт имеется. Добросили меня до Юшково. Там генерал Крейзер сдает дивизию полковнику Люзюкову. – О, господи, а мы тебя уже помянули! Долго жить будешь! Старлей Кноров доложил о твоем ранении и что тебя отправили в Починок в полевой госпиталь в очень тяжелом состоянии, что легкие тебе пробило. Сделали туда запрос, тебя там не было. За тот день шестерых майоров похоронили, у двоих обширный пневмоторакс. Фамилии не установлены. Какого-то майора Галованова отправляли в Центральный госпиталь, но он туда не прибыл. Санитарная авиация в тот день имела потери. Так что, бумаги твои заполнили и отправили в наркомат вооружений, в тот день выяснили, что и там ты о себе знать не давал, вот и помянули. – сказал Яков Григорьевич. – Полковника Лизюкова помнишь? Я кивнул. – Вот он теперь командир дивизии. – А Вас куда? – Приказано принять то, чего нет, 3-ю армию. В таком виде я тебя не возьму, подлечишься – пиши. Место тебе найдется. Пойдем, представлю тебя Лизюкову. Полковника мы нашли в штабе на втором этаже, где он «наводил порядок» в службе материального снабжения. Правильно, драть их надо, как сидоровых коз, тогда и толк будет. Быстренько свернув разнос, но пообещав его продолжить, полковник повернулся к нам. – Что-то хотели, Яков Григорьевич? – Пройдемте в кабинет. – предложил Крейзер, и в коридоре продолжил: – Наверное знакомы с майором Головановым, по Борисову. – Нет, не припоминаю, там был старшина Голованов, но лично мы не были знакомы. – Это он и есть, вернулся в дивизию после ранения, но еще долечивается. Забирали его от нас в Наркомат вооружений, ненадолго, приезжал испытывать противотанковые гранатометы, да на переправах через Городню его зацепило крепко. – Там же 28-я действует? – Не совсем так. Есть вот такой вот приказ по фронту, – Крейзер открыл книгу приказов, и показал полковнику тот самый приказ Тимошенко, – начинала там наша дивизия сводной группой майора, а 28-я подошла чуточку позже. В любом случае, Сергей Петрович – ценный кадр, как спец по ПТО. Приказ Верховного читали об усилении частей противотанковой артиллерии? – Да, конечно, товарищ генерал. А с полком-то справится? Все ж, таки, бывший старшина… – Вы про Витебский узел что-нибудь слышали? – Это про части РККА, которые обороняли правый берег, и лишь 30 августа оттуда ушли? – Да. Создавал этот узел обороны майор Голованов. – Я Вас понял, товарищ генерал, значит, 17-й ИПТАП будет создавать он-же. – Да, тем более, что Баландин себя в боях особо не проявил. Товарищ он исполнительный, но и только. Меня познакомили с новым приказом Ставки, в котором было довольно много из того, «о чем все время говорили большевики». Мои разговоры в группе инспекторов, с Тимошенко и дважды со Сталиным просто в сотрясание эфира не ушли. Верховное командование сделало из произошедшего выводы. Будут восстанавливаться и вновь создаваться противотанковые полки и бригады в составе трех таких полков. Создавать первый из этих полков, по предложению Крейзера, буду я. Тоже дело! Обговорили почти все, мне вручили стопку «ромбиков», один из которых украсил и мою гимнастерку. Вот теперь все точно: «Длинный ствол – двойной оклад – тройная смерть»! Глава 6. 17-й истребительно-противотанковый Так как командиру полка была положена автомашина, в данном случае это был ГАЗ-11-73, то в первую очередь, после ознакомления со списком поставок техники, поехал к соседям: полигон АБТУ РККА, в соседней Кубинке, где увидел вот такое чудо, без всяких кавычек: Кто не понимает: это – танк! Обычный танк Т-26 или Виккерс-Амстронг, с передними ведущими шестернями. Без верхней брони справа-спереди это выглядит вот так: А сбоку – вот так: Как видите, все хорошо, но двигатель занимает 70 % внутреннего объема танка. Коробка передач стоит за механиком-водителем. Но это уже не танк, а сделанный на его основе артиллерийский тягач «Пионер». В данном случае водитель сидит на месте стрелка-радиста. Здесь пулемет стоял на тех машинах, которые обещали прислать в количестве 18 штук в новый артполк. В результате у них получилось вот такая штуковина: Высокая, неустойчивая при стрельбе и мало напоминающая противотанковое орудие в засаде. Честно говоря, бойцов расчета не напасемся! Первый вариант ТР-1 меня устраивал значительно больше! Но, не выпускается! Хотя там минимальные переделки стандартного Т-26. И тогда мне показали, вживую, самоходную установку СУ-5, кстати, принятую на вооружение еще в 1934 году. Двигатель там был перенесен в среднюю часть танка, а в корме стояла 76-мм пушка или 122-мм пушка-гаубица. 18 штук обещали предоставить под установку ЗИС-4. Одиннадцать едут с Дальнего Востока, а восемь машин находятся здесь. Одна из них останется в Кубинке, но орудие они уже получили, что позволит ускорить работы и провести стрельбы. Орудия для полка еще не прибыли.