– Вот он, товарищ лейтенант! Это – Петрович. Петрович, отдай гранату, я чеку вставил! Васьков я! Не узнаешь? Васьков, младший сержант. Голос знакомый, вот только рук я не чувствую. И ног, тоже. Другой голос говорит: – Митя! Васьков! Не слышит он тебя, отгребай землю, лицо освобождай. Аккуратно! Иванов! Связь! Тащ майор! Нашли в ходе сообщения, ко второй батарее шел. Пульс есть. С ним Панов, заряжающий, но сознание потерял. Генерал молчит. Ранение в спину, но жив. Флаг на антенну сейчас повесим и фонариком моргнем. Так, мордой вниз, меня и уложили на носилки. Гранату изъяли после наркоза, который дали через пару минут. Окончательно очнулся я уже в госпитале, в Москве. Ну, что сказать: положение у меня паршивое, пока напоминаю куклу с глазами, голова работает, все остальное – не очень. Рана была небольшой, но делов этот осколок наделал много. Через неделю мне придали положение сидящего на стуле, для борьбы с шоком. Николай Нилович Бурденко, почти глухой из-за недавно перенесенного инсульта, высказал надежду, что шоковое состояние спинного мозга наблюдается, но идет на спад. – Быстрого выздоровления обещать не могу, все зависит от вашего организма, но я не теряю надежды, генерал. Еще через две недели началась Берлинская операция, в которой я, понятное дело, принять участие не мог из-за подарка союзников. Кстати, они меня и здесь не забыли. Встречу в верхах из Тегерана перенесли в Москву. Им очень хотелось разделить Германию, но высадиться они не успевали, хотя продемонстрировали нашим налеты VIII Bomber Command на небольшой городок Регенсбург. Однако большого толка от этого не было, 14 октября, названного «черным вторником», налеты отменили из-за огромных потерь, вызванных не столько зенитной артиллерией, сколько истребителями Bf 109.G6, вооруженных неуправляемыми ракетами «воздух-воздух» и 30 мм пушкой с 60-ю снарядами. Красная Армия еще не подошла к промышленному сердцу Германии, не считая Силезии, но существенно сократила производство сельскохозяйственной продукции. Было совершенно очевидно, что противопоставить немцам нам нечего. По номерам подбитых и сгоревших танков под Китцем было установлено, что все они из партии, поставленной 2-й бронетанковой дивизии армии США. В тот момент ею командовал генерал Паттон, но вероятная передача танков 5-му танковому полку 21-й танковой дивизии Вермахта происходила в тот момент, когда дивизией командовал генерал Геффи. Танк, который удалось захватить несгоревшим, имел на борту документацию, которая хранится в дивизии, но при передаче в другие части ее возвращают на борт. Пока об обстоятельствах моего ранения знали только контрразведчики из СМЕРША. Руководству было несколько не до меня. Ну, а тут такой случай подвернулся! В госпиталь приехала вся «большая тройка», с подарком: таким же креслом, как у Рузвельта. Спасибо, гады! Хотя я не уверен, что Рузвельт хоть что-нибудь знал о той операции, в результате которой наши танки оказались не у союзников, а в Вермахте. Они просто приехали меня проведать, в некотором смысле слова я уже был популярен, как на Западе, так и в СССР, из-за приключений в Финмаркене. Ну а так как сам Рузвельт поинтересовался обстоятельствами моего ранения, то я и высказал все, что думаю по этому поводу. Кстати, Сталину обо всех обстоятельствах, похоже, никто еще не докладывал, что не удивительно, но наводило некоторые размышления. – Ми разбэрёмся с этим вапросом, товарищ Галованов. – пообещал Верховный, похлопав меня по плечу. Руки у меня не действовали, так что рукопожатий не было. В тот же день меня перевезли в санаторий 4-го Управления и передали в руки какого-то «костолома», остеопата. Который устроил мне «манну небесную», искры из глаз, абсолютно специфическую диету, но сумел вернуть подвижность обеим рукам, и я начал чувствовать ноги. Пока в виде довольно болезненных покалываний, но Владислав Сергеевич сказал, что это – отличный знак. Утром 7-го ноября в санаторий прибыл целый отряд энкавэдешников. Меня упаковали в генеральскую форму, предварительно подстриженного и побритого, усадили в серый паккард вместе с коляской и привезли на Красную площадь для участия в Параде Победы. Можно сказать, что я его принимал. Кресло установили на трибуне Мавзолея, причем так, что моя голова была вровень с остальными членами Политбюро ЦК, а после парада отвезли в зал Советов, подкатив кресло к столу, где сидел Верховный. Руками я уже более или менее владел, и мог пошевелить пальцами ног. Так что поприсутствовал на том моменте в истории, когда Иосиф Виссарионович благодарил русский народ за то доверие, которое он оказал партии и Правительству страны. На этом обеде Сталин много произносил тостов, все хотели послушать его мнение о том, что произошло, так что «славицы» в его адрес хватало, даже с избытком. Но обо мне он вспомнил сам, назвав меня «маршалом противотанковой артиллерии», хотя такого звания не существовало, в отдельный род войск ее никто не выделял. Но слова его были, в некотором смысле, пророческими, меня определили в группу инспекторов Наркомата обороны именно по противотанковой артиллерии. С присвоением звания маршала рода войск, и в Указе были написаны слова «противотанковой артиллерии», с указанием: «персональное звание». Более никто и никогда не мог его получить, в устав это звание не вносилось. Вместе со званием и должностью я получил более чем годовой отпуск по «состоянию здоровья», и нас, теперь уже всех троих: Иру, маленького Сашку, который появился в декабре, и меня отправили в Пицунду, вместе с тем самым остеопатом, для которого это дело отпуском не стало. Ира довольно долго дулась на меня, потому что я не сообщил ей о ранении, узнала она об этом из газет. Честно говоря, я не хотел, чтобы она меня видела в том состоянии, в котором я находился. И даже когда она появилась в ноябре, еще до родов, в Москве, я ей прямо сказал, что она имеет полное право уехать в Германию. Указ о депортации подписан и удерживать я ее не стану. Иметь мужа-инвалида – не велика честь. Но, она осталась. В детали я не вдавался, а вот с Владиславом Сергеевичем они подружились, и теперь вместе меня «мучили» упражнениями, массажами и растяжками. Так что, учился ходить я вместе Сашкой, через 11 месяцев, в ноябре 1944-го. Полноценно ноги так и не заработали, но научился вставать и садиться, держать равновесие и ходить, с палочкой. Много дало плавание, дом, в котором нас поселили, имел бассейн с подогреваемой водой. А летом много плавал в море, вначале на руках, затем кролем, вольным стилем, потом научился, заново, плавать брасом. И начали восстанавливаться мышцы, когда я почти потерял надежду на это. А вот в Москву я возвращаться не стремился. Расследование потихоньку заглохло, хотя всем было понятно, что кто-то очень хотел от меня избавиться. Некоторые догадки у меня имелись, но в «новых» условиях я не стремился что-то кому-то доказать. Вполне хватало забот о здоровье и семье. Тем более, что останавливаться на достигнутом Ирочка не собиралась. Речь уже шла об увеличении семьи в ближайшее время. Тем более, что по соседству, в сорока километрах под Сухумом, образовалась целая немецкая колония, с представителями которой Ира познакомилась в Сухуме, на рынке, и они стали часто бывать у нас из-за бассейна и «персонального пляжа». Впрочем, жить нам в этом месте оставалось не так долго, дача принадлежала Министерству обороны, а не мне лично, а так как Сталин пошел по прежнему пути и сделал министром вооруженных сил Булганина, члена Военного Совета 2-го Прибалтийского фронта, причастного к тому письму в ГПУ, благодаря которому меня сняли с армии, то ничего хорошего ждать не приходилось. Время подлечиться мне предоставили, и то хлеб, а обосновываться надо где-то здесь. Климат тут хороший, хотя не все гладко здесь будет в будущем. Но, человек предполагает, а жизнь частенько преподносит «подарки». Глава 22. Визит генералиссимуса Вот такой вот «сюрприз», днем 9-го ноября 1944 года, прозвучал за воротами дачи переливчатым автомобильным клаксоном. Охрана распахнула ворота, во двор въехало три серых правительственных «Паккарда», в одном из которых находился Верховный Главнокомандующий. Несмотря на появление военного министра, Иосиф Виссарионович мундир маршала не снял. Летом этого года Дальневосточный, Забайкальский и Приморский фронты провели молниеносную операцию по освобождению Китая, Кореи, части Вьетнама, Южного Сахалина, всего Курильского архипелага и захватили Хоккайдо, что привело к безоговорочной капитуляции Японии. Ее армия оказалась неподготовленной к маневренной войне с большим количеством самоходных орудий и танков. Хоккайдо, согласно Московской конференции, отторгался от Японии в пользу СССР. Вторая Мировая война была победоносно завершена, совершенно неожиданно для большинства членов антигитлеровской коалиции. Пока они возились в песочке Сахары, у них под боком вырос монстр, под названием «Советская Армия», Берлин, правда, брали еще под «старым названием», а Пекин, Дальний и Саппоро – уже под новым. В начале сентября в Пусане, Корея, был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Японии. Сразу после этого Сталина произвели в генералиссимусы, но он продолжал носить погоны маршала и одинокую звезду Героя Социалистического Труда. Визит был для меня совершенно неожиданный. Тем не менее, я поднялся из кресла, и впервые сделал несколько шагов навстречу без палочки. Она была на веранде. Ходил я тогда, примерно, как 11-тимесячный ребенок. Сашка меня даже опережал. – Товарищ Голованов! Остановись! Коляску его, быстро! – приказал Сталин, не отпустив мою руку до тех пор, пока я не сел. – Молодец! Наш человек, советский! Уже встаешь и ходишь. Удивительно! Рад видеть то, что вы пошли на поправку. Я – в отпуске, еду в Рицу, решил по дороге заглянуть, а то слухи разные по Москве носятся. Дескать, как желе. Трижды предлагали закрыть дело о покушении на вас. Но этих гадов необходимо вытащить на чистую воду. Ну, а что в дом-то не приглашаешь? – Сталин еще сбивался с «ты» на официальный язык, но это особого значения не имело. – Да, ну, что вы! Проходите, гости дорогие! – Ну, мои тут похозяйничают немного на кухне, надеюсь ты не возражаешь? – сказал генерал-лейтенант Власик. – Они быстренько, и чтобы хозяйку не утруждать. Честно говоря, я Ирину на кухне практически не видел, персонала на «даче» было более, чем достаточно. Она «специализировалась на вкусненьком», добывая его на местном рынке, но несла все местному шеф-повару. Я, так сказать, был несколько особенным «инвалидом», остальным приходилось гораздо хуже, а их было много. Точно могу сказать, что брошенным и покинутым я себя не чувствовал. Это – факт. И адъютант имелся, и пара порученцев, и взвод охраны, плюс хозяйственники. И даже «личный доктор», который, кстати, что-то писал, научное, по моему лечению. Он же выполнил три операции на позвоночнике, спуская накопившуюся околомозговую жидкость из поврежденного позвонка. Так что, Владислав Сергеевич теперь почти родной человек. Да почему «почти»? Без него бы было бы все гораздо хуже! Спаситель! Представил его Сталину, а тот, оказывается, его знал. История довольно старая, не будем поднимать ее вновь. Кроме остеопатии, Сергеич занимался «фобиями», в чем не слишком преуспел. Ну, вы понимаете. Впрочем, видимо это уже давно переболело у ИВС, поэтому виду он не подал. Пригласил нас троих и доктора на свою дачу на северном берегу озера Рица. От таких приглашений не отказываются, поэтому несколько дней провели там. Перед отъездом на озеро Рица, Сталин внимательно осмотрел дачу, где я наделал для себя кучу приспособлений, начиная от съездов для коляски, всевозможных ручек, стопоров и тому подобных вещей, без которых мне было не обойтись в своем положении, ведь, извините, даже поход в туалет для человека, у которого не работают ноги, целая проблема. Вот я и пытался приспособить дом для максимально удобного проживания. Даже грядки были рассчитаны на ширину коляски. На четвертый день проживания в Рице состоялось новое назначение. – Я ведь не совсем просто так заглянул посмотреть на твое состояние. По линии МГБ прошла информация о том, что вы с супругой общаетесь с сотрудниками института «А» и «Г». Вы в курсе: чем они занимаются? – В общем и целом – нет. Технари какие-то. Это – чисто землячество, Ирине требуется для души переброситься с кем-нибудь словами, знакомыми с детства. Дома мы говорим по-русски. Александр тоже пытается говорить на русском. Пока не сильно получается. – Да, они занимаются приборами в довольно узком направлении. Ваш шурин, тоже, жалуется на слабую обеспеченность приборами его лаборатории и завода. Вот что, вы – человек разбирающийся в технике, вам и руководить этими двумя институтами. Благо, что с языком у вас все в порядке, сможете уловить, что требуется немецкой стороне для того, чтобы дело не простаивало, и проконтролировать: чем и в каком объеме занимаются эти люди. Направление – решающее. Оба института работают на обеспечение нашей оборонной промышленности и исследовательских центров новейшими приборами управления и контроля. Их работа имеет особое значение в современных условиях. Это необходимо для обороны страны. Вы – один заместителей министра вооруженных сил и возьмете на себя контроль за работой этих исследовательских центров. Благо, что и живете рядом, и уже знакомы с основными участниками проекта. Документы для вас, обоих, подготовлены. Даю две недели на Вашу личную подготовку к этой работе, и с первого декабря приступайте. Курирует это направление мой первый заместитель маршал Берия, он отвечает за связь с промышленностью и финансовую стороны. Вы возглавите эти работы как представитель заказчика, Министерства Вооруженных сил СССР. Ваша задача: подготовить наши вооруженные силы для действий в условиях применения противником атомного оружия. Так что, смотрите шире на эти исследования. Впрочем, зная вас, я считаю это назначение своевременным и необходимым для страны. Кстати, можете продолжать пользоваться выделенным жильем в Гудауте, которое вы неплохо оборудовали для своих нужд. Что касается вашего «дела», то круг подозреваемых значительно сузился, и очень скоро мы будем присутствовать при их наказании. Но в детали дела он меня не посвятил, видимо затронуты оказались совсем непростые люди из высшего эшелона власти. Что и предполагалось сразу. Так что, вернулись мы домой, теперь это уже можно было именовать «домом», крайне озадаченными четырьмя большими папками, в которых расписывалось что нам надлежит делать в ближайшее время. Первым из немцев, который узнал о назначении, стал Манфред фон Арденне и его дочь Беатриче. Арденне сам предложил свои услуги СССР, и его частная лаборатория была вывезена сюда с его согласия и по его инициативе. Он же подобрал место расположения института «А» в бывшем санатории «Синоп» под Сухумом. Приехал он сюда не с «пустыми руками»: он привез циклотрон и 15 тонн металлического урана из Германии, и первый U235 в Советском Союзе был получен из этого урана и на этом циклотроне. Ну и у меня новое назначение несколько повысило мою самооценку, кстати, не без участия Иосифа Виссарионовича, который оценил предпринятые мной усилия, чтобы вернуться в строй. Конечно, условия у меня были совершенно другие, чем у большинства инвалидов той войны, но начинал я ее не в самой высокой должности: исполняющий обязанности командира взвода управления и связи батареи. И закончилась эта мясорубка не в 45-м, а осенью сорок третьего, потому что еще в сорок первом мы начали готовится к тому, что на театре военных действий будут бродить «кошки» Гитлера. И Сталин помнит это! А ведь Грабин и Ко, с цифрами в руках, доказывали ему, что УСВ справится со всеми танками Гитлера, если ее положить на лафет ЗиС-2. ЗиС-3 они сделали, и мы дали под нее самоходную установку. Тоже нужное и своевременное орудие, и пришло оно на полтора года раньше в войска. Побеждать стало много легче. Но основу противотанковой обороны составили ЗиС-2 и БС-3, обе грабинские, противостоять которым «кошки» оказались бессильными. Результат был виден, по меньшей мере мне, который знал другую историю. Да, я на год с лишним был выброшен из этой истории, но я возвратился и держу в руках ключик к победе в новой «холодной» войне. А то, что ноги не ходят? Жизнь заставит и побежишь. Вот с таким настроением я приехал в первый раз в «Синоп», себя показать и людей посмотреть. Перед этим успел созвониться, теперь имею полное право, с «шурином», который переехал под Москву в Калининград на восьмой завод со своим двигателем. Будем ковать ракетно-ядерный щит вместе. Деваться некуда! Верховный приказал. Ирина, на глазах которой все это происходило, ночью, после визита в Алексеевку, сказала мне, что сегодня она увидела меня прежним: уверенным и полным сил. Сохранить бы эти силы. В первый день вымотался так, что встать вечером с коляски не мог. Ничего, посидел, чуть отдохнул и встал. Теперь это – достижение. Нет, с головой я в эти дебри не нырнул, рано еще. Налег больше на плавание и ходьбу, так сказать, физическую форму, организовывать военную приемку еще нет необходимости, все приборы пока экспериментальные, мое дело состояло в том, чтобы включиться в проблемы и скорректировать усилия ученых в нужном армии направлении. На это моих сил и возможностей хватит, требуется выползать из коляски и начинать двигаться к цели, для этого меня сюда и поставили. Заодно уселся писать о том, что требуется изменить в «Т-44», чтобы он соответствовал изменившимся условиям ведения войны, хотя ядерного оружия пока ни у кого нет. Но быть на шаг ближе к решению, чем противник, выгодно! Рузвельт еще не умер, а вот Черчилль выбыл из «большой тройки», его атаковали с двух сторон, как правые, за нерешительность, так и левые, за антикоммунизм, поэтому он вряд ли вернется в большую политику. Пока: мир-дружба-жвачка, но уран мы основательно выгребли как в Германии и Чехии, так и в Бельгии, где его оказалось больше всего. Острого дефицита его просто нет. Что-то делается и со средствами доставки, тем более, что мы подмяли под себя Японию, у которой дела с дальними бомбардировщиками обстояли лучше, чем у нас. К сожалению для будущих членов НАТО, практически все они оказались в Советской зоне оккупации. Воспользовавшись предлогом: передачей нашей техники гитлеровцам, Сталин не стал уступать западным союзникам и «справился сам» в Европе. А в Японию его практически пригласили. Американцы оценивали японскую армию много выше, чем она была в действительности. Это не удивительно, они сталкивались до этого только с ее военным флотом и морской пехотой. И были сами плохо подготовлены к войне на уничтожение. В Голливуде они одерживали победы, одну за другой, а на суше и в десантах им давали прикурить. Там требуется «солдат», умеющий вгрызться в землю, которого у них не оказалось. В общем, мир менялся на глазах, я его уже не узнавал, ну разве что послевоенную женскую моду с прямыми плечами и костюмами вместо платьев. Мужчины, преимущественно, ходили в форме, с погонами или без. И в ватниках, вместо пальто или курток. Или в шинелях. Жили бедно, но на Новый год отменили карточки, продукты появились в свободном доступе. Кстати, магазины в «Синопе» были наполнены всякой всячиной еще до этого указа и попасть туда считалось за счастье, чем и воспользовалась Ирочка, существенно обновив гардероб, в том числе и мне. Новое назначение и то, что обо мне не забыли, были такие мыслишки, особенно, когда не все получалось и требовалась помощь, которую получить было не от кого, откровенно прибавили мне сил и желание навсегда покинуть это проклятое кресло, и я активнейшим образом занялся переменными нагрузками на поврежденный позвонок. Он отдавался пульсирующей болью и онемением всего позвоночного столба. Но через три месяца я обратил внимание на то, что онемение стало проходить немного быстрее. Подошло время «очередной пункции» и на обследовании Владислав Сергеевич, сличив два снимка между собой, неожиданно сказал, что он не хотел бы сейчас вторгаться в позвонок. – Количество околомозговой жидкости не увеличилось, больше похоже, что даже несколько уменьшилось. Признаков возрастания давления нет. Кажется, вам, генерал, удалось остановить ее избыточное поступление в позвонок. Это невероятно, но у меня на руках факты. Ждем еще три месяца, и если все подтвердится, то в Москву, там аппаратура получше, сделаем контроль. Тут столько работы, а он меня оторвать от нее хочет! Но делать нечего, у него свои начальники. Впрочем, через два месяца мне и самому стало понятно, что мы победили. Начал вставать без боли, и даже на перемену атмосферного давления позвонок перестал реагировать. Однако, при моей попытке начать нырять в море, получил категорический запрет это делать. – Судьбу не надо испытывать, Сергей Петрович. Мы не знаем, что произошло с позвонком, и почему он начал, только начал, держать нагрузку. Не стоит подвергать его таким испытаниям. Времени у вас много, закрепите то, что есть. А новые виды нагрузки вводите постепенно. «Нырять» будем года через три и в барокамере, а не в море. Под моим чутким руководством. – улыбнулся Владислав Сергеевич, обрезая мои желания продолжить заниматься подводным плаванием и охотой, которыми я увлекался в другой жизни. Через месяц комиссия признала меня годным к прохождению дальнейшей службы, и я вернулся в Гудауту и в Сухум уже на полном основании продолжать заниматься созданием ракетно-ядерного щита Родины. * * * notes Сноски 1 Настоящее имя писателя Константина Симонова 2 В Якутии существует еще одно подобное месторождение, там содержание вольфрама еще выше, не 7, а 45 % вольфрама. Но не разрабатывается. На Чукотке находится крупнейшее в мире месторождение Иультин, с 1990 года признано нерентабельным и закрыто. «Нам никто не угрожает!»