– Вот я по поводу соответствия и звоню, но разговор абсолютно не телефонный. – Что случилось? – Ничего плохого, товарищ маршал, просто те люди, которые готовили известную записку не удосужились выяснить имя того самого группенфюрера. – Ну, положим, им этого и не требовалось, им нужна была твоя армия в составе фронта. Эту задачу они выполнили, в ущерб общей обстановке на фронте. Что-то интересное накопал? – Да, разрешите вылететь в Москву? – Ну, давай. Завтра в одиннадцать у меня. В Ставку не суйся, там еще не остыли. Пришлось перезванивать на аэродром, заказывать вылет и собираться. Самолеты летали со скоростью 250–290 км/час, до Москвы им больше пяти часов лету, так что, несмотря на удивление супруги, я быстренько чмокнул ее в щеку и выехал в Шагол. Ничего, пусть привыкает Ирочка к нашей жизни и расписанию. Это – не Германия, где у генерала куча прислуги, почет и уважение общества. У нас все чуточку проще и, если что не так, то разговор будет коротким. К счастью, Воронов был в курсе того, чем занимается Дорнбергер в своем управлении. О судьбе Тиля я ничего рассказывать не стал, вполне достаточно того, что именно он разработал двигатель для ФАУ-2 и для «Вассерфаля», где впервые в истории применил разветвленные полициклические циклоалканы в качестве топлива для ракетных двигателей. Темой Воронов заинтересовался, в тот же день о ней узнал Верховный, и понеслось! К сожалению, начинающая прозревать девица для вербовки Вальтера Тиля не годилась абсолютно. Поэтому зашли с другого края: в Гросс Скайстиррен прилетела группа «специалистов» из ГРУ и НКГБ, которые прошерстили всю почту Ирины, нашли любимые ее обороты в письмах, и составили соответствующее письмо для ее матери. Сама Ирина даже и не догадывалась о том, что ее почерк и литературный стиль стали предметом для изучения стольких людей. Доставили это письмо на территорию противника и отправили по почте в Карлсхаген, взяв под наблюдение небольшой домик в лесу под Штрумбергом, в 9-ти километрах от линии фронта. И в 330-ти километрах от Пенемюнде. В письме упоминался и местный лесничий, который приютил бедняжку после того, как комком земли от близкого взрыва ей вывихнуло ногу. Существовал, конечно, вариант, что добрый дядюшка Дорнбергер пришлет батальон СС, чтобы вытащить девочку из-под огня, но, скорее всего, там совсем не до этого, так как Пенемюнде – это уже не глубокий тыл, а прифронтовая полоса, а силенок у Германии ох как поубавилось! Лесничий не имел никакого отношения к сопротивлению, да и задействован в темную. На восьмой день перед въездом в лес появился «Хорьх» с тремя пассажирами внутри, в одном из которых по фотографии опознали Тиля. Захват произошел быстро и бесшумно, хотя пожилая женщина хотела закричать. Вооружен был только водитель. Ночью двое из захваченных были переправлены в расположение наших частей, и у меня появилась теща и шурин. Их автомобиль подорвали на мине, так что для всех они случайно погибли. Этим, кстати, спасли супругу и двух детишек шурина, так как сразу после его «гибели» ее отправили с полигона к родителям в Бреслау. А сам будущий «товарищ Тиль» условием своей работы на СССР выставил вывоз из Германии своей семьи. Условие, конечно, законное, но тяжело выполнимое: Бреслау находился в пятистах километрах от ближайшей линии фронта. Поэтому времени и сил это могло отнять много. Второй момент, который не учел Вальтер Тиль, было отношение его супруги к нацизму. Он считал, что жена последует за ним даже на край света, однако первые же контакты с ней принесли совершенно противоположный результат. Занимавшиеся этим вопросом люди сообщили, что добровольно дама никуда не поедет по политическим мотивам. Это же подтвердила и Ирина, что Марта – совершенно другого поля ягода. Она вступила в женскую организацию НСДАП, от чего ее удерживал муж, а сына записала в дивизию «Гитлерюгенд», пока как кандидата в фендрики. А ему только 12-ть лет. В общем, капризничал конструктор довольно долго, и лишь когда ему в августе предъявили фотографии Узедом-Норда, предварительно показав их фрау Эльзе, которая без труда опознала в развалинах дом, в котором они жили, после этого господин Тиль попросил называть его геноссе. Но это «блюдо» уже готовилось без меня, я находился под Бромбергом, и мы оттуда начали наступление Штеттин. В должности, правда, меня не повысили, я так и остался командующим той же армии, но в Ставке на меня перестали смотреть с кривой усмешкой, как на неудачника. За то время, пока был в Челябинске, сумели начать серийно изготавливать новые механизмы поворота для тяжелых танков и самоходных орудий. Теперь все они могли вести огонь на ходу, что немаловажно при наступлении и во встречном бою. Это – главное, с остальным будем разбираться уже после окончания войны. Нет у противника больше сил сдерживать нас: фронт пробили за полтора суток и просто покатились по Германии к последней водной преграде перед Берлином, имея задачей создание плацдармов на левом берегу Одера. За сдачу без боя Бромберга Гитлер расстрелял все руководство войсками и городом. Теперь бургомистры и военачальники предпочитали сдаваться нам, а не отходить со своими войсками. Так держать, Адольф! На нас работаешь! Впрочем, деваться ему было некуда: пять последовательных ударов, начиная с весны-лета 1942-го года, привели к тому, что как таковой армии у Германии не стало. Большая ее часть прикопана, около 5–6 миллионов человек, а остальные сидят в плену, это еще примерно треть от этих цифр. Ну, потрепал он нам нервы у Кенигсберга, притащив туда свой флот, но что может сделать флот? Пострелять по собственным городам, населенных, кстати, немцами? Ну, пострелял! Ну поругали меня и Павла Алексеевича за то, что Кузнецов и Со справиться с немецким флотом не может. Пришлось и нам подключиться к воздушной операции над Балтикой. Надводники немецкие умотали обратно в свой рейх. На этом все и закончилось. Меня больше напрягла ситуация в тылу, где до августа месяца пайки не повышали с прошлого года, несмотря на то, что мы освободили путь для северных конвоев, все равно у «союзников» нашлись отговорки не посылать конвои до середины сентября. Но целую танковую армию они у нас «забрали»: два корпуса, по 195 «Т-44» первой серии в каждом. Слава богу, практически без людей, не считая «инструкторов» для обучения. А вот поставки продовольствия – срезали, причем, солидно. Знают, чем укусить! В деревнях немного полегче, а промышленных центрах люди живут впроголодь. Но, как только собрали урожай, пайки увеличились, хотя основную часть «прибавки» люди получили с собственных огородов, без которых два этих года было просто не прожить. И крайне плохо с галантереей. Это, кстати, создало и на фронте целую кучу проблем с «трофеями» и «трофейными посылками». В захваченных областях рейха и в прибалтийских республиках дефицита шмуток не было, в отличие от генерал-губернаторства и Белоруссии, что породило захват этого имущества личным составом и попытку отправить этот «хабар» домой. Пришлось ограничить одного человека одной посылкой в месяц. Но, ходят слухи, что этот приказ не на всех распространяется. Про свои войска могу ответить на 100 %, что выполняют! А что там в тылу твориться – одному богу известно. Понятное дело, что для кого война, а кому мать родна! Тем не менее, в войсках наступательный дух не падает, все хотят, как можно быстрее, закончить эту эпопею. Тем более, что глубокие рейды маневренных групп уже отработаны, и у бойцов не возникает опасения, что их отрежут и «забудут выручить». Для этого используем все имеющиеся средства, включая транспортную авиацию, благо, что в Померании довольно много посадочных полос и полевых аэродромов. И с дорогами хорошо, много лучше, чем было до этого, вот только узковаты они для такой массы войск. Глава 20. В 70 километрах от Берлина Тем не менее, восемь дней наступления и вот он – Одер. Форсируем с хода у Каленцига по двум неснятым паромным переправам, ударом на юг блокируем Кюстрин, за пять мостов которого развернулось целое сражение с остатками его гарнизона, из которого войска ударной группы полковника Харитона Есипенко вышли победителями. Маневренная группа действовала впереди наступающих войск, передвигалась на трофейных автомобилях по вспомогательным дорогам, имея в своем составе плавающую технику, в том числе К-73П, и обходила населенные пункты, благодаря чему захватила паромные переправы и три моста из пяти. И это несмотря на то, что Кюстрин – крепость, даже с оборонительным рвом. Это – ее план. И все мосты проходили через нее или рядом с ней. Если помните, Брестская крепость сопротивлялась два с лишним месяца. Поэтому, получив доклад Есипенко, что он уже на левом берегу Одера, я по его маршруту отправил два мотострелковых полка и 1-ю гвардейскую противотанковую дивизию, которые за ночь преодолели 152 километра и прибыли в город Китц, сегодняшний Кюстрин-Китц. Как только над крепостью был вывешен белый флаг, так на него обрушились бомбы люфтваффе. Отсюда до Берлина – 70 километров, все что могло летать – Геринг направил сюда. Вот таким город был до бомбардировки, а ниже – то, что от него осталось через неделю. Две большие разницы, как говорят в Одессе! Тем не менее, мосты, хоть и были слегка повреждены в результате этих бомбежек, в которых впервые в немецкой истории применялись радиоуправляемые самолеты-снаряды, сделанные на основе «Юнкерсов» и «Хейнкелей», остались целыми, и 2-я воздушная армия отразила самое массовое применение авиации противником в 1943-м году. Последовала короткая передышка, во время которой я получил приказание лично проверить подготовку позиций в районе Китца. Как раз в те дни Ирина написала мне, что сына и дочку моего шурина доставили в Свердловск, где находился Вальтер. Увы, его супруга использовала спрятанную ампулу с цианистым калием, когда ее захватили под Бреслау и сказали, что предстоит небольшое путешествие по воздуху к мужу и свекрови. Пыталась «накормить» этим и детей, но, видимо, раскусила ампулу чуть раньше, чем это сделали дети. Они – живы. Меня же неприятно поразило не это происшествие, а то, как неуловимо изменился командный состав в армии, причем, не на передовой, а во фронтовом, армейских и корпусных тылах. Многих «старых» фронтовиков в приказном порядке отправляли в академии, а вместо них поступали «двухгодичники», те, кто заканчивал полный курс этих академий и пороху не нюхал. Зато они отличались повышенным самомнением, имели денщиков, занимались трофеями, посылками, поисками связей, обустройством личных условий проживания на временных «квартирах». Большинство приехало сюда вместе с женами и подружками. Война шла к концу, и это не фронт, а тыл, пусть даже ближайший. Им требовалось отметиться службой в Действующей армии и «проявить себя». В общем, приехали за орденами и славой. И им было глубоко насрать на тех людей, которые сейчас стоят впереди них. Крайнее совещание в штабе фронта прошло в очень нервной обстановке: снабжение еще не поступило, даже маршевые батальоны приотстали, а новый начальник оперативного отдела уже нарисовал стрелы на карте, прямо через Зееловские высоты. Он считает, что немец деморализован и путь на Берлин открыт. Когда я высказал все, что думаю по этому поводу, чуточку стушевался, но, выходя с совещания я просто почувствовал полный ненависти взгляд в спину. Одного «ненавистника» я определил сразу: генерал Зыгмунт Богуш-Шишко, недавно переведенный с Африканского фронта к нам, как представитель правительства Сикорского. Ранее я его встречал в Москве в составе «армии Андерса». С этим все понятно! Но был еще кто-то, который отвел взгляд, и я его не обнаружил. А жаль! Впрочем, «пóляки» действуют левее, и в 1-й Польской Армии представитель Сикорского «не в чести». Здесь же, на уровне командования фронтом, настроение комсостава совершенно дурацкое: подначивают «союзников» к высадке, дескать, не успеете ордена получить и прославиться. Идиоты! Черт с ними! Я несколько потускнел в глазах Сталина из-за своей женитьбы, поэтому могу засунуть свое мнение об этом вопросе куда подальше. Прибыв в штаб армии, поднял батальон охраны и двинулся в сторону переправ через Одер, где пересел в САУ-100НП с 57 мм пушкой и оказался на левом берегу под Китцем. Здесь немцы отброшены за Старый Одер, Alte Oder, небольшую речушку в старом русле Одера, и захвачена станция Китц, где образован еще один плацдарм. В четырех километрах западнее – еще одно старое русло, там немцы. Здесь пока тихо, поэтому двинулись с проверкой на правый фланг, к местечкам Зидовсвизе и Киниц, там, где были захвачены переправы и паромы. Здесь бои еще продолжаются, немцы гоняют свою пехоту в атаку по 8-10 раз за сутки, в расчете на то, что у наших войск закончатся боеприпасы, запас которых, естественно, не бесконечный. Но в этот день немцы такого упорства не проявляли, так как в 28-ми километрах северо-западнее, части армии создали еще один плацдарм у города Hohenwutzen, Хоенвуцен. Мост через реку захватили моряки Днепровской флотилии, бронекатера которых по железной дороге были доставлены и спущены на воду здесь. Нас там меняет 9-я Гвардейская армия, но пока плацдарм держат наши и моряки, которые восстанавливают, одновременно, один из пролетов моста. Убедившись, что бойцы врылись в землю и настроение в частях боевое, ближе к вечеру перебрался на плацдарм на станции Китц. Это – важнейший участок. Здесь проходит автострада № 1, начал строительство которой только что избранный канцлер Гитлер. Отсюда до Бранденбургских ворот 87 километров. Переправлялись по притопленному понтонному мосту. Немцы из люфтваффе действуют большими силами, и нацелены именно на переправы, вот их и приходится прятать. Но мой приезд не остался незамеченным. Слева, с другого берега реки, из колокольни церкви Биненгоф, взлетел целый каскад сигнальных ракет, и по станции был нанесен артиллерийский налет от Маншнова, затем завыли пикировщики, и на наши позиции с трех сторон двинулись танки. Немцы, обычно, ночью танки не применяли. Я выскочил из щели, где пережидал авианалет и артобстрел, и малость «прифигел» от увиденного: на станцию накатывались выкрашенные в желтый цвет «Т-44» первой серии. Их было много, около 60-ти. Совершенно некстати мой «наблюдательный пункт» стоял с оборванной «лентой», и трое из пяти членов экипажа перебрасывали ленивец и пытались натянуть гусеницу. – «Ломик», третий, заряжай! – Василий Панов мгновенно ответил: – Готово! У меня было еще несколько секунд, я передал целеуказание для всех батарей и напомнил, что бить требуется вторым и третьим БОПС. Первый, «Иголку», «сорок четвертые» этой серии держали. – Выстрел! – и наше орудие звонко рявкнуло. Трассер метнулся к цели и у нее через секунду башня взлетела высоко вверх, а по нам дважды долбануло 100-миллиметровыми. Броня выдержала, снаряды ушли на рикошет, но сменить позицию невозможно. Сектор обстрела был очень узким, и мгновенно выбить все танки в секторе было невозможно. Услышав звук чавкнувшего затвора, ногой выжал спуск, послав второй БОПС под башню следующего за подбитым танка. – Готово! – звучит в наушниках, а у меня не хватает горизонтального угла. Еще раз звонко ухнула лобовая броня. – Доверни вправо! – но некому выполнить эту команду. Вася метнулся на место водителя, но не успел туда, танк вошел в прицел: – Выстрел! Под башню я не попал, но танк остановился и из него повалил черный дым. Больше в «моем» секторе целей не было, я высунулся из кормового люка узнать: когда будет ход. А хода не будет! Мех, наводчик и стрелок-радист превратились в кровавое месиво. – К машине! – приказал я и выскочил из люка, захватив с собой инициатор подрыва. Как только Василий отбежал к окопу и спрыгнул в него, я крутнул магнето и выжал кнопку ликвидации. Взрыв осколочно-фугасного внутри установки вывел ее из строя, а мы побежали по ходу сообщения вперед, где на позиции находилась и вела обстрел атакующих танков батарея буксируемых 100-мм орудий. Вот только била она редко, видать им крепко досталось. Первое орудие, увиденное нами, стояло без расчета и с оторванной левой осью. – Заряжай! – Василий вынул длинный снаряд из ящика и сунул его в приемник, который я предварительно очистил от земли. Прицел был обычный, не ночной, да и орудие стоит малость не так как нужно, но вношу поправку и… «Выстрел»! – Готово! – Еще раз поправился и врезал под башню очередной «желтухе» с желтой перечеркнутой буквой «Ð» черном круге. Сделали еще три выстрела, и получили ответ под бруствер, в результате которого нас отбросило от пушки метров на 5–6. Пока живы, но орудие съехало замком к станине и стрелять больше не будет. До следующего орудия мы не дошли. Еще один взрыв у бруствера и полная темнота. Никаких звуков, просто проносятся светлячки в глазах, дикая боль во всем теле, сверху насыпало земли на полметра. Для нас бой закончился. И что там происходит наверху – неизвестно. Глава 21. От судьбы противотанкиста не уйдешь Очнулся я от того, что по мне кто-то ходит, но радоваться этому обстоятельству не приходилось. Голос, с южно-русским акцентом, затребовал связь, и полилось на немецком: – Герр штандартенфюрер, самоходку, с цифрами «157» на борту, нашли. Подорвана, три члена экипажа убиты возле нее, меняли левый ленивец. Среди трупов и раненых генералов нет. Удрал, стервец. Тут позиции москалей в четырехстах метрах. Вот-вот начнут атаку, а у меня роты не наберется. Разрешите отойти? Голоса отвечающего мне слышно не было. – Я повторяю: его здесь нет и пошлите куда подальше этого идиота. Нет его здесь, отошел. … Все понимаю, но на левом фланге уже началось. Напротив – пока тихо, но слева – танки, от 21-й осталось четыре штуки. Четыре батареи они выбили, но позицию не удержать. Разрешите отход? Ну а затем по-русски! – Твою мать! Этот идиот приказывает держаться! Все, хлопцы, отходим! Я и не знал тогда, что по ту сторону Альте Одера по радио был слышен другой диалог: – Пятьдесят второй, первому! Где «тринадцатый»? – Не знаю, товарищ маршал! На связи его нет уже двенадцать минут. – Тебя зачем его охранять поставили? Почему ты здесь, а он – там? Под суд захотел? – Мне, при свидетелях, было приказано находится в Китце, переправу не раскрывать. – Просочится должен был, но быть там! Учти, майор, что с ним случится – головой ответишь! Почему не атакуешь? – Немцы переправу накрыли, товарищ маршал, мои там: помогают восстанавливать. Подберем на ходу, как только починят. У меня все готово и местные готовы. Возьмем обратно и на плечах в Маншнов ворвемся. Отвечаю, товарищ маршал. – Майор, твоя задача: найти Голованова. Живым или мертвым. Ты меня понял? – Понял, товарищ маршал. – В руки противника он попасть не должен. Не найдешь – жди неприятностей. Связь кончаю. Атакуй! Опять дрожит земля от артподготовки, еще раз что-то бухнулось на спину. Вот так и закопают, а я еще живой, только где мои конечности определить не могу. Там, кстати, «фенька» без кольца в правой руке. Кто зашевелился в ногах. Дышать тяжело стало, после того как «мальцевские» ушли. Но, руки и ноги у меня не шевелятся. Вообще их не чувствую. – Панов! Живой? Где командующий? – Где-то впереди, метрах в трех-пяти. Ищите, здесь он. Должен быть здесь, он впереди шел. – Панов! Вася! Блин! Санитара! Остальным – искать! Руками разгребайте, отставить лопаты! – Командир! Граната! – Аккуратно перехватывай. – Не отдает! – Пальцы разгибай! У кого чека есть? Грохнул взрыв, у меня на голове кто-то сидит, придушит, сука! Возится с чем-то. Встал и начал разбрасывать землю.