Глава 14. Неожиданный поворот на Север Первым о принятом решении узнал я, еще в Москве. Сказать, что это мне понравилось – я не могу. Из абсолютно достоверных источников: Челябинского УАБТЦ, было известно, что две таких дивизии были укомплектованы, правда, без БТР, и направлены на Юго-Западный и Южный фронты. При условии того, что танковые дивизии немцев были основательно потрепаны под Курском и Белгородом, то было понятно, что Василевский просто перестраховывается. Но спорить и ссориться с ним сейчас – себе дороже. Поэтому я потратил три часа, чтобы описать сложившуюся ситуацию, рассчитал количество необходимых сил и средств, запечатал это в пакет фельдсвязи, и передал его фельдъегерской службе на Центральном аэродроме. Время для этого у меня было, «мой самолет» еще не прилетел, а когда он сел, то командир корабля доложил, что ему требуется 4–5 часов, чтобы сменить один двигатель, который остановился в воздухе. Это была связная машина начальника артиллерии Брянского фронта, на которой я уже летал. Так что, перед вылетом я получил на руки «бегунок» с отметкой о вручении пакета адресату. Ключевой фразой была выписка из Большой Советской Энциклопедии: «Силикатные месторождения никелевых руд встречаются по юго-зап. окраине антиклиналя Фихтельгебирге – Рудные горы, промышленного значения не имеют». Прошло пять дней, и дивизия уже подкатывалась к Лискам, где находился я и меня готовили к тому, что дивизии придется брать Миллерово, которое, скорее всего, не сегодня-завтра немцы возьмут. Они прекрасно знают, что здесь, под Воронежем, сосредоточены наши резервы, поэтому активнейшим образом бомбят рокадные железные дороги, не давая нам сманеврировать силами и средствами. Сколько времени нам понадобится, чтобы прибыть на место – одному богу известно. То, что мы рискуем не успеть – было очевидно. Здесь, в Лисках, находилось сразу три командующих армиями: Лизюков, Халюзин и Белов. Им приказано готовить левый берег Дона к обороне, хотя пока никаких предпосылок к тому, что немцы прорвутся через позиции 13-й и 40 армий нет. 8-го июля стало известно, что наступление противника на Миллерово остановлено, и в тот же день меня вызвали на связь с Москвой. Писал по БОДО Василевский: – Учитывая изменившуюся ситуацию под Ростовом и Миллерово, Ставкой принято решение перебросить 1-ю ГвИПТСД на Карельский фронт. Немедленно направить снабженцев в Архангельск и получить зимнее обмундирование. Самому прибыть в Москву. А так хотелось к теплому морю! Я уже свыкся с мыслью, что придется брать Ростов. Но немцы меня подвели! Две самоходные дивизии ИПТА, которые выехали раньше через Сталинград, успели преодолеть 1700 и 1800 километров раньше, чем мы добрались до места назначения. И смогли остановить две кампфгруппы фельдмаршала Листа, нацеленные на Миллерово, Ставрополь и Краснодар. Тем не менее, немцы смогли неплохо продвинуться от Таганрога до Тихорецкой и Сальска, и от Свердловска, Ворошиловградской области, до станицы Усть-Донецкой, захватив весь правый берег Северского Донца в нижнем течении. Южный фронт расформирован, его соединения переданы Северо-Кавказскому фронту под командованием Буденного. Нам же предстояло длительное путешествие на берег Студеного моря! Сам напросился! Ставка ради этого выделила даже самолет, чтобы переправить меня сначала в Москву, а потом в Архангельск. Переговоры в Кремле были очень короткими: Сталин еще не отошел от некоторого шока, что «низы» обратили внимание на то, кто виноват в том, что несколько, подряд, операций на юге страны жестко провалились, причем, с катастрофическими последствиями для страны. Гитлер отвлек нас от того, что происходит на юге, пока мы занимались поиском лекарства от его танковых клиньев. Там, под шумок, немцы продвинулись гораздо дальше, чем в центре и на севере, используя отсутствие взаимодействия между частями и соединениями, между командующими фронтами, флотами и прочим. К тому же частая смена командующих привела к тому, что управление войсками было потеряно. А с мест шли доклады, что все под контролем, просто не хватает техники, боеприпасов и амуниции. Серьезного, думающего «хозяина» там не оказалось. Сталин надеялся на «исполнительного» Хрущева, бросил туда и Мехлиса, но… Крым потерян, Дон форсирован, еще немного и немцы бы дошли до Грозного и Баку. Разведка сработала на большую двойку, с минусом, или единицу. Отражать удар на южном фланге пришлось в аварийном режиме. Впрочем, пока гром не грянет… Ко мне, после того, как я отказался даже здороваться с Хрущевым, отношение у Сталина тоже настороженное. Тщательно подбирает слова. – Ваш корпус может быть полностью укомплектован не ранее окончания полярного дня. Немцы разгромили конвой PQ-17, из 35 транспортов до Архангельска дошли пока только три судна. Союзники отказались посылать конвои по кратчайшему Северному пути. Если бы не это обстоятельство, то вряд ли бы мы стали рассматривать вопрос о вашей передислокации на Карельский фронт. Дел на юге более, чем достаточно. Но, предложенная вами операция, хорошо вписывается в политическую ситуацию, сложившуюся на сегодняшний день на севере Европы. Силы и средства вы просите небольшие. Они будут вам предоставлены. И мы надеемся, что операция достигнет своих целей, не только оперативных и политических, но и стратегических. Желаю удачи! Думал, что чертыхаться в этом кабинете нельзя, но меня остановил сам Сталин: – Что должен ответить русский человек, получив такое пожелание? – К черту, товарищ Сталин. – А почему не сказали? Хотите сорвать операцию? – Нет, товарищ Сталин. Просто посылать туда Верховного Главнокомандующего как-то непривычно. – Значит, Хрущева вниз по матушке Волге – можно, а меня к черту – нельзя? – Я и его никуда не посылал, просто приветствовать и здороваться с ним отказался. По заслугам. – Но войска под моим командованием оставили все, что оставили? – Вы считаете, что я забыл: кто приезжал на Щуровский полигон и приказал срочно развернуть производство реактивных гранатометов, дав десять дней сроку? И это точно был не Хрущёв. И с фронта меня снимали, и не потому, что плохо воевал, а чтобы в войска пошла новая техника. Не заслужили, товарищ Сталин, чтобы вас обвинять в том, что произошло. – Большая доля моей вины в этом есть! Раньше надо было разворачивать создание армии. И активнее переносить строительство новых заводов в глубине страны. – Так ведь там людей не было, их немец с насиженных мест спугнул. Ничего, товарищ Сталин, грехи уже никуда не деть, я ведь не поп и отпустить их не могу, а Победа останется, товарищ Верховный. – Победим? – Несомненно. А возьмем Карасьёки – будет значительно легче брать Берлин. – Ступайте, и объясните это бойцам. – Есть! Прилетев в Архангельск, сразу подключился к усилиям зам по тылу дивизии, которого буквально через день повысили и в звании, и в должности, по «набиванию защечных корпусных мешков». Корпус получался весь из себя «нечетный»: его основу составляли три «нечетных» дивизии, 1-я противотанковая, 1-я и 3-я мотострелковые, 1-я гвардейская танковая бригада, знаменитые «катуковцы». Я понимал, конечно, что этих ребят потом заберут, может быть и всех, и корпус переформируют, но добросовестно отрабатывал с ними все вопросы взаимодействия. Дело заключалось в следующем: весной этого года, как и вся РККА, 14-я армия готовилась наступать. И армия «Лапландия» тоже готовилась захватить Мурманск, их операция должна была носить название «Lachsfischen», «Ловля лосося». Наши начали наступление раньше немцев, но «вляпались» в распутицу и сложные метеоусловия, да и наступали в лоб, что было характерно для действий РККА в начале 1942-го года. Наступление успехов не принесло, но весь наступательный потенциал немцев был ими выбит. Перед началом наступления на юге, немцы временно перебросили сюда значительные подкрепления 5-му воздушному флоту, который сжег порт Мурманска, так как туда наши завели конвой PQ-16. Сейчас усиление воюет на юге, а там, на Севере, – полное затишье: из-за полярного дня любые действия любой стороны видны как на ладони. Поэтому требовалось действовать быстро и неожиданно для противника. Плюс, учитывая прекращение поставок по Ленд-лизу, пути освободились. Есть возможность быстро подвести войска к нужному участку. В данном случае: это станция Шонгуй и Кола. А рыбки в тех местах я поймал много! Помотался по местным речушкам и порогам, и пешочком, и на машине, и на танке приходилось кататься. Места здесь воздушные! Вольготные! Но, и сейчас-то дорог нет, как класса, а тогда с этим вопросом было еще хуже. Тем не менее: на том месте, где сейчас находится один из карьеров Кольского ГМК «Никель» у озера Алла-Акки-Ярви, находился самый южный укрепленный пункт немцев. Дальше сидели финны. По воспоминаниям немцев, это был самый уютный гарнизон на Кольском полуострове. Его за всю войну пару раз бомбили, и все. Относился он ко второй линии обороны, которую немцы начали возводить именно в 42-м году вдоль реки Печенга. Немцы же и соединили этот УР с Колос-Йоки. На наших картах этой дороги не было. Этим УРом никто не интересовался. Кроме меня. От высоты Кучин-Тундра (587.0) до погранзнака 50/856 – 3,5 километра. Два маленьких ручейка, и можно разворачиваться на Алла-Акки-Ярви. Взяв его, уйти направо, там Печенгу, реку, просто перепрыгнуть можно. А за озером Руссель-Ярви наш полигон танковый начинался. Я там каждый камешек наизусть знаю. В общем, скорость, скорость и еще раз скорость операции. Кроме «амбарных ворот», которые просто так по тундре не протащишь, у немцев ничего нет. Ну и мины еще, но все танки имеют тралы. А от наскоков авиации нас собственный зенитно-артиллерийский самоходный полк прикроет, да и три приданных авиационных полка, скорее всего, не подведут. Погода в августе обычно хорошая. Дальше никто и ничто помешать нам не может. Так что, будем «ловить лосося». А пока, дожидаемся прибытия всей команды, переобмундировываемся, и в путь! «Катуковцы» все на новых «Т-44», именно поэтому они сюда и попали, и «своих» «объектов 455» уже не 18, а 55 штук. Слетал в Беломорск, где встретился с командующим фронтом Фроловым. Валериан Александрович уже получил шифровку из Москвы, в которой указывалось, что войска его фронта должны поддержать локальную операцию по взятию Колос-Йоки и Петсамо. Но увидеть такого молодого генерал-лейтенанта он никак не ожидал. Сами понимаете, телевидение тогда не было распространено, для кино меня снимали один раз в 1941-м году. Но с этим шоком генерал-«испанец» справился довольно быстро. Подняв трубку, он связался с Мурманском и вызвал командующего 14-й армией генерал-майора Щербакова, а меня позвал пообедать, время было обеденное. Щербаков прибыл довольно быстро, прилетел на летающей лодке, так как знаменитый деревянный аэродром не был еще окончательно достроен. В 1942 году в Беломорске начато строительство аэродрома, где, впервые в мировой практике, взлетно-посадочную полосу, рулежные дорожки и места стоянок самолетов строили на деревянном основании. Да и весь город представлял из себя «сухой костер». До его прилета мы успели пообедать и пообщаться на тему предстоящей операции, тем более, что ее уже утвердили в Ставке, что немало удивило комфронта. С ним же никто не посоветовался! А он на Кольском вторую войну ведет. Он же бывший командарм 14-й. Мне же требовалось малость прикусить язычок, так как я, согласно моего послужного списка, службу в Заполярье не проходил. Щербаков вначале обрадовался, что «ему прислали» целый корпус, а затем начал жаловаться, что боеприпасов маловато, авиация – ни к черту, да и вообще, танки по горам и тундре не ходят. – Ну, скорее всего, в Ставке знают о настроении в армии, поэтому, с учетом не вполне удачных операций в апреле-мае, направили мой корпус, с задачей: взять Печенгу и Сёр-Варагнер, Киркенес. И именно на танках, которые и по горам, и по тундре вполне нормально передвигаются. К тому же, немцы, при строительстве своих оборонительных позиций, придерживаются таких же устаревших норм. Благодаря этому у нас имеется возможность быстро разгромить противника. – У немцев полно противотанковых орудий и горных пушек. Все они укрыты в каменных укрытиях. – мрачно заявил Щербаков. – Даже спорить не стану. – и я достал фотографии «своих» танков и самоходок, в том числе, «наблюдательного пункта на гусеницах», на лобовой броне которого отпечаталось 15-ть попаданий, из них два – кумулятивных, «ведьминых засосов». – Вот, смотрите, это последствия встречного боя под Белгородом. Два полка с разных сторон леса, при поддержке трех полков мотострелков, разгромили два танковых полка немцев, полнокровную немецкую танковую дивизию, каждый. В армии Лапландия есть танковые дивизии? – Танковых частей здесь давно нет, они ушли отсюда еще в сорок первом. – ответили генералы. – Их 37-мм и 75-мм горные пушки 1936 года, со скоростью снаряда 475 метров в секунду, при длине ствола 19,7 калибра, никакой угрозы не представляют. Как и 105 мм гаубицы. Весь расчет строится на эффекте неожиданности. Немцы такой «подлости» от нас просто не ожидают. У них есть некоторое количество «Флак ахт-кома-ахт», они – опасны для наших танков и самоходок с 500 метров. Но не заметить в тундре такой «амбар» до 500 метров, это очень сложно! – Какое орудие у них? – спросил Фролов, ткнув пальцем в Т-44. – 100 миллиметровое корабельное орудие, снарядов для которых в арсеналах флота полно. Но кое-что новенькое мы с собой захватили. Чуть позже покажем, как оно работает. Карельский фронт был «спокойным» и, в некотором смысле слова, «второстепенным», снабжался он по остаточному принципу. Таких танков здесь еще и не видели. В самом начале войны сюда прислали 1-ю танковую дивизию под Кандалакшу, которую вскоре забрали на Свирь, передав ее обратно Северному (Ленинградскому) фронту, оставив здесь один из полков дивизии. Но этого полка уже больше нет, его постепенно выбили авиацией. Гранатометы сюда тоже прибыли в очень ограниченном количестве и на фронте практически не применялись, так как они поступили только с кумулятивными гранатами. Вместе с нами идут три эшелона с вооружением для усиления именно частей 14-й армии. Главной задачей было собраться и переодеться: на дворе лето, на юге и под Москвой, где находились все дивизии до этого, было жарко, хоть голышом воюй, а здесь комары да утренние росы. Даже днем иногда хочется одеться потеплее. Ждать окончательного прибытия корпусной артиллерии мы не стали. В двадцатых числах июля на северах установилась жара, с утренними туманами, и мы начали погрузку в накопленные заранее вагоны и на платформы на станциях Унежма, Маленга и Нюхча. 780 километров, расстояние более, чем внушительное, но, как уже говорилось, из-за остановки поставок по Ленд-лизу, пути были практически свободны, вывозился только лес, необходимость в котором была очень высока, особенно на юге. Танки и самоходки обшили досками, чтобы скрыть их от посторонних взглядов. Разведка, особенно у финнов, не дремала. Они уже понимали, что «вляпались», но еще надеялись, что продолжение состоится. Сам я перелетел в Шонгуй, и оттуда руководил воздушным прикрытием, заодно отрабатывая эту задачу с приданными полками истребителей, среди которых выделялся 95-й ИАП майора Жатькова из 6-го корпуса ПВО. Полк воевал на самолетах Пе-3, десять машин были оборудованы фотоаппаратами АФА-Б. Отличительной особенностью полка было умение летать в плотных строях и бить с пикирования. Но, до этого еще довольно далеко, пока гоняем их под прикрытием «Аэрокобр» на фоторазведку. Железнодорожники и летчики отлично справились с заданием, через 28 часов первые эшелоны начали выгрузку на трех станциях в районе Нижнетуломской ГЭС. Закончив выгрузку первой, 1-я гвардейская мотострелковая, под командованием генерал-майора Василия Ревякина, по единственной дороге выдвинулась в район моста и брода на реке Западная Лица, с задачей подготовить возможность быстро перебросить весь корпус на левый фланг фронта, к местам, которые держали моряки-тихоокеанцы из 72-й морской стрелковой бригады. Гвардейцам и морякам поручили провести разведку подходов к высоте 578,0. У переправы через Зап. Лицу находился ЗКП армии, где и собрались все командиры соединений, запланированные армией и Ставкой для участия в операции. Танки и самоходки вытянулись вдоль дороги от Туломы до моста на реке Ура. Быстро обсудили все. Фролов, лично прилетевший из Беломорска, непрерывно курил трубку и нервно подергивал головой, когда узнал, каким путем двинутся танки к месту сосредоточения: по левому берегу Западной Лицы, напрямую через лес и сопки. И только увидев машину разграждения, сплюнул через левое плечо, и приказал кому-то собрать потом поваленные деревья. Танки тронулись в путь, так как разведка доложила, что проход к Кучин-тундре от противника свободен. Не доезжая развилки у озера Куырк-Явр-Лубол, подал команду свернуть влево на «Старую Луостарскую дорогу», которую даже на карте не обозначили, так как Луостари ушло финнам, и дорогу забросили. Она порядком заросла, но что такое для танка молодое дерево в 20–25 лет? Веточка! Ну не мог я на совещании сказать Фролову и Щербакову, что сто раз ездил и ходил по ней! У моста через Лицу на этой дороге – отличный брод, там даже «Нива» пересекает реку, несмотря на сильное течение, и вода в салон не попадает. Саперы подкрепили мост, и часть БТР и грузовиков прошло по нему. Было ветрено, дул сильный западный-северо-западный ветер, и по небу проносились довольно плотные тучи, из которых иногда сыпала густая морось, но недельный прогноз несколько иной, поэтому тоже торопились занять исходные. Даже 72-я бригада не услышала того, что мы прошли по ее тылам. Беспокоился только Фролов, пока ему не доложили, что корпус вышел на исходные у погранзнака № 586. Он долго не мог понять, каким образом мы, не пересекая Зап. Лицу возле ЗКП, оказались на той стороне границы. Немцы имели отличный наблюдательный пункт возле этой переправы, и все видели. Для флангового удара по позициям 2-й горнострелковой дивизии в районе сопки Бабуринская выделили две батареи и три «объекта 455». Они ударят от 578,0 в направлении озера Кошка-Явр, которое разрывает сплошную линию обороны егерей. Этот шум нам требуется, чтобы противник сосредоточил свои усилия в ином месте. Кроме того, в районе моста и брода через Титовку на старой Луостарской дороге, в районе горы Намварь, задействуем самоходки, дескать, хотим напрямую попасть в Луостари. Глава 15. Остановка «продолжения» Основные силы спустились с плоскогорья и сосредоточились у двух плоских сопок Алисояйв и Маунояйв. Ждали сигнала о готовности от остальных, но ждать долго не пришлось. Вот уж чего немцы не ожидали увидеть, так это танков и самоходных орудий, маневрирующих между елками и соснами, которые в этом месте довольно высокие, но редкие. Попытка горной пушки выстрелить по бронетранспортерам с пехотой, привела к тому, что ее просто выбросило из капонира взрывом 100-мм осколочной гранаты, сразу после этого немцы начали отходить в лес за их позицией, но познакомились с кумулятивно-осколочной гранатой того же калибра. Немецкая позиция находилась примерно в ста метрах от небольшого поселка, часть которого представляла из себя основную рабочую силу: это был небольшой лагерь с нашими военнопленными. Это они построили эту дорогу и все эти укрепления. Кстати, концентрационный лагерь он не слишком напоминал, и даже не охранялся, так что это были «хиви», добровольные помощники вермахта. Оставив небольшой гарнизон с несколькими легкими самоходками, и получив точную карту дороги, даже с указанной грузоподъемностью мостов, двинулись на Колос-Йоки. Через двадцать минут мы форсировали по мосту реку Печенга, и захватили еще «хиви», одного немецкого инженера в форме майора, трех солдат и фельдфебеля. Они строили такое же укрепление, как только что захваченное в будущем Приречном. Там развернулись в три маршевых колонны, чтобы больше сосредоточить артиллерию ПВО, и двинулись в сторону нашей цели. Через час двадцать в наших руках был мост в Салмиярви и поселок Никель. Еще через полчаса, 1-й батальон 1-й гвардейской танковой бригады доложил, что мост в Элвенес Брю находится в наших руках, а перед этим они сбросили с шоссе колонну около ста автомобилей с пехотой и противотанковыми пушками 37-мм. Горный корпус, стоящий перед Мурманском оказался в окружении. Еще двадцать минут, и танкисты разнесли батареи зенитных пушек на аэродроме Хебухтен. И немцы, и норвежцы были настолько шокированы появлением в глубоком тылу, как они считали, крупного механизированного соединения, что практически не оказывали сопротивления или смотрели на проходящие войска удивленным взглядом: «А эти тут что делают? Кто такие?». Более или менее организованное сопротивление было оказано у Луостари, но с высоты 220,0 аэродром прекрасно просматривался, и мы активно поработали кумулятивно-осколочными гранатами, пока танки и пехота не зачистили вокруг все. У немцев, как и у наших позже, на этой горе стоял радиолокатор. Вот теперь на погоду можно было и не оглядываться. До Луостари это был глубокий тыл вражеского корпуса, чем ближе фронт, тем более серьезные ребята стали появляться в прицелах, но их оборона была развернута в другую сторону. А земли-то здесь: кот наплакал! Плюс Фролов и Щербаков лично убедились, что атака с фланга на позиции егерей, с быстрым выходом к броду через Титовку, оказала «магическое воздействие» на немцев. И это в условиях того, что они еще не знали, что у них в тылу веселится мехкорпус. 72-я морская ликвидировав вместе с моими гвардейцами позиции батальона горных стрелков южнее озера Кошка-Явр, форсировали Титовку и нанесли удар по второй линии обороны немцев, расположенных на левом берегу Титовки. Это очень серьезно подействовало на тех австрияк, которые сидели впереди, ведь ближайший мостик находился в 12-ти километрах севернее. А тут еще и сработала «вторая очередь наступления»: от озера Стат-Явр в направлении переправы на Титовке, срезав солидный зигзаг cтарой Луостарской дороги, рванули танки, самоходки и бронетранспортеры с десантом, рассекая позиции 2-й горной пехотной дивизии, и обходя сильнейший немецкий УР на высоте 373,0. А минные поля там – противопехотные! Не останавливаясь, гвардейцы форсировали реку, тем более, что от Луостари подходили части 1-го гвардейского корпуса. Этот «котелок» был небольшим: четыре батальона, но так как нами были взяты Какури и Петсамо, то это был первый отрезанный ломтик от горного корпуса «Норвегия». Севернее находилось два полка 6-й горной дивизии и один полк 2-й. Остальные части держали оборону в районе Кандалакши и не могли быть быстро переброшены на помощь. Им, примерно, требовалось преодолеть 400 километров по единственной дороге, и никто не мог дать гарантии, что Фролов не начнет операцию и там. Тем более, что конечной точкой наступления для нашего корпуса был прописан Ставкой городок Ивало. Соединившись у высоты 281.0 с силами 14-й армии, мы оставили часть войск им в помощь, это были в основном мотострелки и приданные самоходные установки, и основные усилия сосредоточили на достижении Ивало, так как дальше фронт и без нас справится. Славная получилась «рыбалка»! Жаль, что в этот раз у меня с собой спиннинга не было! Когда еще попадешь на реку Тан, где живет самая большая сёмга! Ухода на юг требовала обстановка: у немцев там находился 36-й горнопехотный корпус, который требовалось разбить до того, как он получит из Германии противотанковую артиллерию. А пока ее нет, будем «куролесить». Нами взяты оба Нейдена, так что на юг уходим по трем дорогам, сходящихся в одной точке. Кстати, места эти с Х века были русскими: граница с норвегами шла по Люнгенфьорду, в 50 километрах восточнее современного города Тромсё. Но граница из-за Восточного Крестового похода постепенно отодвигалась и движется до сих пор. Да и соседнюю «республику», после победы России в Русско-шведской войне 1808–1809 годов, шведское королевство уступило земли Финляндии, Аландские острова и восточную часть Остроботнии (Похьянмаа) до рек Торнео и Муонио, в «вечное» владение Российской империи. Вновь завоёванная область перешла по Фридрихсгамскому мирному договору «в собственность и державное обладание Российской империи». Но, после подавления немецкими войсками революции в Финляндии, к власти пришли шведские «финские националисты». В результате трех войн, активное участие в которых принимали Швеция и Германия (Веймарская, как ни странно), Финляндия подошла вплотную к Петрозаводску, вот и пришлось отодвигать их, отдавая никелевые рудники в Никеле. Кстати, Никель всегда назывался Никелем, а не Колос-Йоки, это название реки, и та была переименована! Начиная с 1860 царским указом началось «финское заселение Лапландии и Кольского полуострова». Вот и появились финские названия там, где ни одного финна прежде не было. Цари у нас были немецко-датские, а раздаривали русские земли. Lyngenfjorden, один из самых длинных норвежских фьордов долгое время служил естественной границей между королевством Норвегии и Русью. Погода «исправилась» и больше помогает Гитлеру, с Маннергеймом. На «юге» у финнов и немцев шесть крупных аэродромов, а зенитно-самоходный полк у нас один. Есть, конечно, зенитчики и в каждой дивизии и в бригаде, но открыть огонь немедленно могут только самоходчики. Побывав, перелетал на Як-7, во всех трех колоннах, добился того, что и «несамоходные» зенитчики смогли вести огонь на ходу, для этого «освободили», разгрузили, 3-х тонные «Студебеккеры», сделав на ходу из них «шайтан-арбу», бросив в кузов 25 или 37 мм зенитку. Кроме того, часть зениток из Сюр-Варагнера, в основном двух и четырехствольных 20 мм «эрликонов», отправил таким образом на юг. Налеты были, но носили просто беспокоящий характер. Штурмовых гешвадеров у немцев здесь не было, у финнов – тем более. А на Хебухтене было сожжено и раздавлено танками почти сотня «Ю-88» различных модификаций. Но, на подходе к деревне Пеккала, у озера Нитсиярви, капитан Антимонов, командир разведроты 1-й ГвТБр, неожиданно подал команду «Стоп!» всей колонне. – Саперам и пехоте выдвинуться вперед! – хриплым голосом приказал он по радио. – Что там у тебя? – спросил я его. – Лес в шести местах бликует, а тишина. Это – не немцы, это – финны. 9-я дивизия, узнаю почерк, тащ генерал. Антимонов воевал в этих местах в 39-м, один из немногих, вышедших из-под Суомуссалми, воинов 25-й дивизии, со знаменем дивизии, за что имеет «Красное Знамя». – Сергей Петрович, мы там деревушку пробегали, километрах в трех сзади, надо бы тряхнуть ее. Она, вроде как, тихая и покинутая, только мне теперь не верится. – Займемся. Пехоту и саперов выслал. И 95-й сейчас прилетит. Выдвигаюсь к тебе. Место, действительно, идеальное для засады! Слева озеро, справа еще одно, и узкий 150-метровый по ширине перешеек, покрытый довольно густым старым лесом. Выдвигаемся вперед с полубатареей пушек. Впереди мостик через протоку в 1150 метрах. Позади боевого разведдозора под мостиком саперы обнаружили радиоуправляемых фугас из 500-килограммовой бомбы, антенну из которого сразу удалили, теперь возятся с разминированием. Сзади довольно интенсивная стрельба, деревушка оказалась не совсем пустой. Финны. Часть из них в форме «СС». Отборное говно! Выслал три разградителя и батальон мотострелков делать дорогу в обход озера Руохонветама-ярви. Сколько здесь провозимся – одному богу известно. Пешая разведка вступила в соприкосновение с противником, и мы поддержали ее направленной шрапнелью. Саперы доложили, что мост и придорожная канава заминированы тонными бомбами. Если рванет, то вода из труднопроизносимого озера выроет здесь такую канаву, что не перепрыгнуть будет. Возятся. Через двадцать минут прилетели «Пе-3» и активно поработали над дорогой и селом. Пехота просочилась за мостик, ведет бой. Мы особо помочь ей не можем, готовим места под установку наших самоходок для стрельбы с закрытых позиций. А здесь сплошной гранит! Ямы и канавы только у речек! Но, нашли подходящие большие булыжники, поставили орудия под углом к горизонту. Несколько выстрелов для пристрелки, корректировщики находятся в рядах стрелков. Огонь! Вот теперь повоюем! Провозились всю ночь. Это тоже день, но с солнцем на Севере. Оно, кстати, и помогло капитану Антимонову определить место засады. В это время суток солнце почти цепляется за горизонт и слепит тех, кто хочет взглянуть на север. А их оптические приборы бликуют. Еще один бой приняли под имением генерала пехоты Хейнрикса, ближайшего помощника маршала Маннергейма. Это – один из главных фашистов Финляндии, был группенфюрером финских егерей еще в 1915 году. Это движение финских сепаратистов, воевавших на стороне Германии в 1-ю Мировую войну. Они пригласили немцев помочь им разобраться с «красными финнами», которым и предоставили «независимость Финляндии» в 1917-м. Белофиннам Ленин бы ничего не предоставил. Они развязали первую на территории России гражданскую войну. Её результаты широко известны: финские белые потеряли: 3414 убитых, 1424 расстрелянных, 46 пропавших без вести, 4 погибло в плену, 7000–8000 раненых, немецкие потери 450–500 человек. Финские красные: 5199 убитых, 7370 расстрелянных, 1767 пропавших без вести, 11652 погибло в лагерях, 10000–12000 раненых, русские потери 700–900 убитых, 1500 расстрелянных. До высадки двух немецких дивизий в Турку, белофинны терпели одно поражение за другим. А Красной Армии запретили помогать красным финнам немцы, в противном случае грозились продолжить наступление на Петроград и отказаться от Брестского мира. Для небольшой провинции с населением около трех миллионов человек потери более чем внушительные, особенно: «послевоенные». Плюс, еще и пропаганда подключилась, так что, к 1939-му, бывшие соплеменники были готовы убивать «русских» по поводу и без. Дальше пошли сплошные болота, с редкими хуторами саамов, разбросанные без всякого порядка то там, то здесь. Но, скот угнан, хутора стоят пустые, лишь иногда разведка успевала прихватить там гостей из шюцкора. Слева от нас большое озеро: Инариярви. Правофланговая колонна шла по «дикой местности»: людей здесь не было. А вот центральная и левофланговая двигались вдоль реки Паз и шоссе на Ивалу. Там «другая местность», больше похожая на нагорье. Там было два очага сопротивления: Кенкян-ярви и Мустола, но тоже ничего путнего противопоставить финны не смогли. Ивало и аэродром в Термянене были взяты одновременно с городишком Инари. Кстати, эти места – настоящий Клондайк! Первые и очень успешные изыскания здесь провели русские геологи, одно из управлений которых находилось в городе Рованиеми. Было несколько волн «золотой лихорадки» начиная с 1838 года. До этого Лапландское золото несколько раз искали датские и шведские короли, но кроме небольших россыпей так и ничего не нашли. Оказалось, что саамы не врали в своих сказаниях, очень чистое золото здесь есть и в больших объемах. Мне это чем-то напомнило об Аляске, но ту-то, хотя бы продали… Эти места были захвачены явочным порядком, в составе России. Я еще находился в Ивари, когда с правого фланга туда примчался на грузовике, под охраной двух танков, начальник отдела СМЕРШ 1-й гвардейской самоходной дивизии. – Разрешите, товарищ генерал? – он небольшого росточка, но состоял из сплошных мышц. У него было несколько команд, которые занимались поиском лагерей, фильтрацией бывших военнопленных и разведгруппами противника. Звание у него невысокое, капитан, а нагрузки на его отдел падало немало. – Входите, товарищ Иванов. Что-нибудь случилось? – А можно попросить остальных товарищей выйти? Строго конфиденциально, тащ генерал. – Ну, хорошо. Товарищи, освободите помещение ненадолго, тут у Кузьмы Ивановича какие-то новости, видимо, неприятные. Когда все вышли, капитан из кармана достал кожаный мешочек с надписями «Suomen Pankki», и поставил мне его на стол.