— Да, мы оказались в бедственном положении, Его Высочество не смог расплатиться с нами и мы решили уйти, но в дороге поиздержались. Мария поставила стаканы, разлила по ним вино, и арбалетчик с видимым удовольствием взял свой стакан и отпил из него. — Мне нечего вам предложить, — сразу сказал кавалер. — Но я слышал, что вы воюете с соседним кантонам, — не собирался сдаваться ламбриец. — И война ваша не закончена. Или вы думаете, что до весны они не начнут? — Думаю, что начнут, — произнес кавалер, — но какая разница, что я думаю, главное — что я знаю. И знаю я, что у меня нет денег на таких солдат, как ваши. А обманывать своих братьев-солдат я еще не научился. В общем, кроме хорошего ужина мне нечего вам предложить, ротмистр. — Ах, какая досада, — произнес Джентиле. — Мы согласились бы даже за двенадцать флоринов в месяц вам послужить. — Нет, это невозможно, — твердо отвечал Волков, — я трачу только на еду и содержание коней своих людей в день четыре талера, и, если я отдам вам двенадцать флоринов, мне придется распустить всех остальных моих солдат уже к весне. — Дьявол, — задумчиво сказал ламбриец, — нам бы только найти денег на дорогу. Сами понимаете, через земли горцев мы пойти не можем, а идти через земли императора — немалый крюк. Идти придется месяц. — Да, именно так, — сказал кавалер. — Тут не пограбишь, вот и ищу я хоть немного денег, — он замолчал и, посмотрев на Волкова, продолжил. — Если хотите, мы возьмемся поработать и за шесть флоринов. У нас четыре телеги в обозе, двадцать щитов, две тысячи болтов с разными наконечниками. И всего попросим за месяц шесть флоринов, стол, кров, овса и сена. Волков только покачал головой: — Будь у меня эти шесть лишних флоринов, так согласился бы, не задумываясь. Он опять покачал головой. Нет. Джентиле поужинал, и Волков предложил ему остаться ночевать в старом доме с господами кавалеристами, не гнать же человека на ночь глядя. А когда все разошлись, пришла госпожа Ланге и без объяснений поставила перед Волковым на стол странную вещицу из темного стекла и положила красивый небольшой кошелек из красного шелка. Встала рядом, ожидая, что скажет господин, стояла и молчала. Как по виду ее, так была она собою довольна. Кавалер подумал, что это шахматная фигура, но пригляделся — нет. Гадать ему не хотелось, раньше он сидел, крепился, а тут болезнь начинала его донимать, во рту все сохло, он спросил, чтобы не тянуть: — Что это? — То людишки ваши у Шоуберга нашли, а я их порасспросила про это. Хоть и запирались они поначалу, но потом сознались, и я у них это забрала, но думается мне, что деньги они не все вернули, а это… — Бригитт взяла в руки вещицу и потрясла ее перед носом Волкова. — Не видите разве, это яд. Это флакон Шоуберг мне вез. — Она помолчала и добавила многозначительно: — Это для вас. Волков взял кошелек, на флакон с ядом не взглянул. Кошель был тяжел. — Правильно вы подлеца убили, — сказала Бригитт, — подлый он человек был. — И тут ее лицо переменилось, она вдруг заметила, что Волкову нехорошо. — Что это, господин? Дурно вам? Она позволила себе то, что до сих пор не позволяла. Прямо при монахе взяла и приложила руку ко лбу кавалера: — Бог мой, господин, да у вас жар! — она уставилась на монаха. — Брат Ипполит, что же это? Отчего так? — То от раны, — сказал монах, заметно удивляясь фривольному поведению госпожи Ланге. — Я уже даю господину лекарство. Волков бросил на стол кошелек с деньгами, а флакон с ядом у Бригитт забрал. А она вдруг стала ласково гладить Волкова по голове и что-то шептать, совсем при этом не стеснялась монаха. * * * А как идти ко сну, кавалер расхворался совсем, жар у него стал столь высок, что брат Ипполит остался ночевать при нем в доме, а кавалеру потребовал отдельную кровать, чтобы спал он отдельно от жены. Бригитт отдала ему свою, сказав, что место себе найдет, но спать она не собиралась, велела принести стул, села рядом с ним. Жар не давал Волкову уснуть, и он просил у Бригитт пить. И все пил и пил отвар из шиповника, ворочался, откидывая перины из-за жары. Так и не заснул бы, наверное, до утра, не разбуди Бригитт монаха, и накапай ему монах сонных капель. Глава 43 Утром, как обычно бывает, ему стало легче, жар уменьшился. Госпожа Ланге была довольна ровно до того момента, как монах сказал ей, что ничего еще не кончено, что болезнь еще не отступила и только вечером будет ясно, выздоравливает ли господин. Госпожа Ланге, стала невесела и ушла распоряжаться о завтраке. * * * Видно, Его Высокопреосвященство курфюрст Ланна написал своему капитану фон Финку письмо весьма проникновенное. Настолько проникновенное, что после просьбы Волкова прибыть к нему лично, тот не стал тянуть. Капитан приехал с утра и ждал, пока Волков его примет. Хоть кавалер и был еще не в полной силе, он решил быть веселым и радушным, сделал вид, что позабыл все дурные слова, которые говорил ему фон Финк. Сейчас нужно было задавить в себе все обиды, капитан фон Финк был ему очень нужен. Он встал ему навстречу как старинному приятелю и первым протянул ему руку: — Рад, что откликнулись вы на мое приглашение, искренне рад, — говорил он, сжимая руку капитана, — идемте к столу. — Уж я хотел извиниться… — бубнил капитан. — Приехал… Думаю, извинюсь… Думаю, нехорошо тогда получилось… — Садитесь, садитесь, — усаживал его за стол Волков. Фон Финк сел: — Я уже хотел сказать вам, что те слова мои обидные были глупостью… — Да бросьте, — Волков махнул рукой, — мы оба не сдержаны на язык были, как будто мы с вами дураки двадцати лет. — Да-да, — кивал капитан, — как дураки, как дураки… — Но я отметил, что вы отчаянный храбрец! — продолжал кавалер. — Не побоялись поединка со мной, не многие молодые люди так же храбры. — Я храбрец? — говорил фон Финк. — Ах, да, да… Я слышал, что вы недавно дрались опять, вон, рана у вас еще не зажила. — Да, пришлось. Оказалась, что жена мне не верна и водит шашни с одним придворным графа фон Малена, пришлось вызвать его и убить, — быстро рассказал историю кавалер. — Каков подлец, поделом ему! — воскликнул капитан. Кажется, он был обескуражен той легкостью, с которой кавалер рассказывал об этом пикантном, мягко говоря, случае в своей семье. Не каждый вот так будет рассказывать о том, что жена ему не верна. Тут капитан полез за пояс и достал оттуда кошелек: — Вот, я привез вам то, что послужило поводом нашей распри. — Пятьдесят талеров? — догадался Волков. — Именно, именно, — фон Финк протянул кошелек кавалеру. — И преподношу вам их с моими глубочайшими извинениями. Он поклонился Волкову, протягивая ему кошель. И страшно удивился, когда кавалер отвел от себя руку с кошельком и сказал: — Не надобно мне того, оставьте серебро себе. — Не надобно? — искренне удивился капитан. — А что же тогда? Зачем же тогда вы меня звали? — Да уж не из-за этих жалких пятидесяти монет, — усмехался кавалер. — Так для чего же? — недоумевал капитан, начиная подозревать, что этим серебром дело не кончится. Вот теперь только и начинался настоящий разговор. Волков подводил дело к тому, зачем и пригласил фон Финка. Кавалер сделал паузу и начал: — Деньги эти оставьте себе, дорогой мой капитана, мне надобно от вас другое. — Что же, говорите уже, — капитан уже волновался. Тянуть дальше смысла не было, кавалер сказал: — Мне нужны ваши солдаты… — О! — только и смог ответить капитан. — Опять? — Да. Я хочу, что бы вы пришли ко мне и привели двести тридцать своих людей, когда, то будет мне надобно. Фон Финк молчал, стал тереть щетину на подбородке. Волков видел, что эта затея и это его пожелание капитану совсем не нравится, но не торопил его, ждал ответа, а капитан после долгой паузы спросил: — А нужны они вам будут как в прошлый раз, для показа, или для дела? — Да уж не для показа, капитан, не для показа, — говорил кавалер, видя, что это еще больше фон Финку не нравится. Но он продолжал. — Скоро ко мне явятся горцы, я хочу, что бы по первому моему зову вы явились ко мне на помощь.