Конечно, он помнил советника Вальдсдорфа этого неопрятного толстяка как же забыть. А вот то, что он уже знаком с господином Фульманом, Волков не знал, пока его не увидал. Вспомнил он этого господина, уже с ним как то встречался у графа, когда разбирался из-за сплава плотов. При купцах были добрые люди при железе, было их шесть человек, но держались они поодаль, за спинами купцов, и в дело не лезли. Все поздоровались. Капитан Тайленрих указал им на их место за столом, кавалер излишнюю вежливость показывать не стал, сел первый. Он не купчишка какой. Купцы тоже стали садиться. Племянник и его компаньон Цеберинг сели возле Волкова. Он пожалел, что не взял с собой брата Семиона. Этот умник сейчас был бы кстати. Не подумал, ладно, и без него поговорит. — Думаю, что выскажу общую мысль, если скажу, что время для распрей проходит, — начал советник Вальдсдорф. Толстяк, кажется, привык везде говорить первым. Пусть говорит, Волков не стал оспаривать его слова. А еще по не писаному кодексу советник должен был говорить извинения за то, что люди Рюммикона схватили людей Волкова. Так было бы вежливо. Но и на это смолчал кавалер, не стал он толстяка вежливости учить. — Да, время распрей прошло, война нам не нужна, но не о ней собрались мы тут говорить. — сказал он. — Мой племянник выбрал своим ремеслом дело купеческое, и побывав у вас, решил, что выгодно будет ему покупать у вас лес и уголь. — И мы тому рады, видим мы, что ваш племянник не по годам умен, — отвечал кавалеру лесоторговец Плетт, заодно кланяясь юному Бруно Дейснеру. Мальчишка покраснел, вытянулся и от волнения даже не ответил тому поклоном. А Плетт продолжал улыбаясь: — Жаль, что меж нами распря, иначе все было просто. Но даже так мы готовы поставлять вам и лес, и древесный уголь по хорошей цене. По самой хорошей цене, если вы… — Если я что? — спросил кавалер. — Если вы возьмете на себя все таможенные расходы. — Таможен Его Высочества на моей земле нет, — сказал Волков, — а уже дальше племянник сам с таможнями разберется. Так что мы будем просить самую низкую цену, что вы готовы давать. — Коли так, то мы просить будем всего восемнадцать крейцеров за корзину угля, дешевле никто вам на нашей реке не предложит, — заявил Плетт. — И лес для вас самый дешевый будет. — А у вас мы готовы брать все седла, всю сбрую, какая бывает, и всю кожу, что готовы вы нам продать, но и у вас мы будем просить цену низкую, — добавил господин Фульман. — Мы выясним цены на кожу и все остальное, только вот как мы все это будем возить друг другу? Моему племяннику к вам ездить небезопасно, а у вас на меня могут увидать и донести, — сомневался кавалер. — Верно-верно, — кивали купцы головами, и за всех отвечал советник Вальдсдорф, — но если по цене мы сойдемся, если таможня нас не обложит, то есть купеческие способы, всем давно известные. — Я не купец, мне они не известны. — У нас есть доверенные люди из местных, — сказал советник, — капитан Тайленрих их знает. Это местные купцы и хозяева лодок. Они и к нам заплывать могут, и к вам без боязни. За свою долю они с удовольствием за дело такое возьмутся. — Ах, вот как, значит, купцы и лодочники из Фринланда будут возить товары, — произнес кавалер, — что ж, это мудро. Он на мгновение замолчал, раздумывая. А подумать было о чем. Для герцога пока что он был всего-навсего ослушником, нерадивым вассалом, что затевает войны на границах. Дело, конечно, неприятное, но нередкое и простительное. Воинственным вассалам многое прощалась. Война для благородного человека — вещь обыденная. А непослушание сеньору — проступок, конечно, но проступок не из тех, за которые сразу рубят голову. А вот контрабанда — этот уже совсем другое дело. Это удар не по престижу сеньора, а по его кошельку. Вот тут сеньор и впрямь может обозлиться не на шутку. На кой черт человеку такой вассал, который его совсем не слушается, затевает войны да еще его же и обворовывает. Да, не нужен был герцогу такой вассал, но к сожалению, Волкову были нужны деньги. И он сказал: — Да, нам нужна самая низкая цена на все, а про таможню забудьте. — Вот и отлично, — обрадовались купцы, — значит, дело будет. Дело пойдет. Глава 35 Кажется, толстяк Вальдсдорф не был таким уж неприятным человеком. Наоборот, всячески старался расположить к себе кавалера. Он рассказал ему некоторую важную информацию о том, как собирают пошлины в Малене и на границах земли Ребенрее. Купцы также советовали Волкову, как складировать и разгружать товар. Оказалось, что его прекрасные, новые амбары, что стоят возле пирсов, совсем не подходят для хранения угля и леса. Ему придется строить навесы для их хранения, так как уголь и лес не терпят дождя. А еще у него слишком короткий пирс для приема барж с длинными досками и брусом, ему нужно будет удлинять его. В общем, он понял, что его ждут новые траты. Но он был на них согласен, так как и прибыли маячили весьма и весьма значительные. Купчишки и сами загорелись, он это видел. А эти господа чуют прибыль как никто другой. Когда встреча, наконец, закончилась, и Волков шел уже к пирсам, он сказал племяннику: — Хорошо, что вы заехали в Рюммикон, хорошо, что познакомились с купцами, теперь уж не упустите выгоды, кажется, большие деньги в этом деле могут быть. — Да, дядя, — говорил Бруно Дейснер, юноша был взволнован, — я все буду делать сам, за всем сам буду следить, и Михель мне поможет. — Не дай вам Бог испросить мне дело, — сказал кавалер им обоим. Михель Цеберинг шел рядом, косился на кавалера, и вид у него был едва ли не испуганный. Волков невольно усмехнулся. Этому Михелю вряд ли было больше двадцати. А дело, в которое он влез, было для мужей солидных, мужей опытных. Как те, с которыми они только что встречались. И племянник, и Михель Цеберинг должны были волноваться. — Завтра же поутру поезжайте в Мален, там поговорите с теми, кто покупает уголь и доски. Нужны твердые цены, — сказал Волков. — Возьмите с собой монаха, брата Семиона. Он премудр. Нужно все посчитать, как следует. — Я уже говорил, дядя, цех оружейников-латников готов брать уголь, они же взяли у нас первую партию, — говорил Бруно. — А еще один купец готов у нас забирать весь уголь по тридцать четыре крейцера. — Один цех и хитрый купчишка, что готов у вас покупать товар задешево? — Волков поглядел на юношу и скривился. — Да вы, мой дорогой родственник, дурень! Город кишит кузнецами, там несколько цехов и даже коммун, которые покупают уголь. Полгорода — это кузни. Так узнайте, почем будут брать самые крупные цеха. А этого хитрого купчишку, что обещает вам тридцать четыре крейцера, посылайте к черту. — Я выясню, дядя, — говорил племянник так, как будто пытался запомнить указания. — А купчишку, значит, к черту… — Вы платили ввозной сбор, когда провозили товары в город? — Платили, дядя. — Сержант на воротах не спрашивал вас о земельных пошлинах? — Нет, не спрашивал. — Если повезете целыми обозами — спросит, нужно выведать у местных купцов, как получить бумаги от таможенников, узнайте в городе, кто этим промышляет, всегда есть люди, с которыми можно договориться, ищите таких людей. — Да, дядя, — мальчишка кивал, но вид у него был такой, что готов он был, кажется, запаниковать. Уж больно много ответственности для его лет выпало ему. Но кавалер не собирался его жалеть или щадить. Сам он в его возрасте пошел в солдаты и в этом своем тяжком ремесле он не встретил ни одного человека, что его пожалел. Ничего, разберется, брат Ипполит говорил, что он смышлен и хорош в цифрах, а значит, разберется. Тот, кто дружен с цифрами, во всем разберется. Они уже дошли до пристани, кавалер сделал знак Брюнхвальду, что надо уходить, потом повернулся к капитану Тайленриху: — Спасибо, капитан. — Рад был услужить вам, господин фон Эшбахт, — сказал капитан кланяясь. Волков не поспешил сесть в лодку, он огляделся и спросил капитана: — Много народа, баржи, лодки, весь пирс завален товарами, бочки и тюки всюду, словно весна. Купчишки у вас что, и зимой торгуют? — Да, река в наших местах не замерзает, торговля идет круглый год. Сейчас император с королем снова воюют, а по весне говорят, так еще жарче война пойдет, вот все готовятся, ежедневно одной солонины вниз по реке уходит целая баржа, не считая всякого иного. — Значит, процветают купцы местные? — продолжал расспросы Волков. — Процветают, если не сказать, что зажрались, — усмехался Тайленрих. — Ну, и вам, наверное, перепадает что-либо, а капитан? — Нет, наша гильдия небогата, раньше бывало, да, хорошо жили, когда горцы озоровали на реке, так никакой купец без охраны не то, что баржу, а лодку с сеном вниз не отправлял, а теперь тихо тут стало, купчишки с нами на этот год ни одного контракта на груз не заключили. — И никто их не трогает? — удивлялся кавалер. — Если и щиплют этих жирных каплунов, так не тут, — он махнул рукой, — там, на севере, у Хоккенхайма, а тут тихо все. — Может, все еще переменится, — произнес Волков, протягивая капитану руку. — Молим о том Господа ежечасно, — отвечал тот, пожимая ее. * * * Волков уселся в лодку, племянник прыгнул за ним, уселся рядом, так и крутился возле него, надеясь улучить момент и поговорить. Мальчишка волновался и все хотел его расспросить о том, как дела делать, что и у кого можно спросить в городе, к кому обратиться, ведь дядя всех нобилей городских знает, всех важных людей, но сейчас дяде было не до племянника, и говорить с ним не собирался. Опять стал хмур, даже не глядел на Бруно. Да вообще ни на кого не глядел. Поездка была очень полезна, купчишки из Рюммикона ему еще пригодятся, даже если торговля и не заладится. А еще он просил их выяснить, где его люди, которых недавно схватили. И купцы обещали это сделать. Для укрепления дружбы, так сказать. Если это они сделают, то можно будет похлопотать и об освобождении Сыча с товарищем. Ну, хотя бы попытаться. Все-таки, что там не говори, а Сыч ему нужен, да и привык он к нему. Привык. Не мог он его оставить в тюрьме. Тем более что тюрьма эта закончится плахой. В общем, нужная это был встреча. Нужная и важная. Возможно, это был маленький шажок к прекращению войны. Нет-нет, он не питал глупых иллюзий. С таким остервенелым врагом, как горцы, все так быстро закончиться не могло, но… Но ведь у всего есть конец. Все, в лодку сел и забыл он про встречу. Больше она мысли его не занимала. Поэтому и бесполезны были все усилия племянника. Дядя про дела купеческие больше не думал, а думал он теперь только о жене и ее любовнике. Ему предстояло принять решение. Дело было не простое, и решение простым не выходило. * * *