Волков смотрел на сияющее лицо монаха и, когда тот замолчал, спросил у него: — Ты опять у епископа денег выклянчил? Монах сразу престал светиться, вздохнул и закатил глаза блаженный в невинности своей. Вздыхал и молчал. — Сколько взял у него? — не отставал кавалер. — Только на часовенку маленькую, — сказал монах, так глаз от неба и не опуская. — Двести монет? — Да что вы, господин, откуда двести, дал старый скряга всего сто двадцать. Только лишь на часовенку. — На часовенку? Это не на ту ли, которую архитектор грозился строить бесплатно? И на которую все господа Эшбахата, мои офицеры, хотели дать денег, на которую ты у солдат уже выпросил кирпич задарма? — поинтересовался Волков. Монах опять стал рассматривать потолок и вздыхать. — Давай восемьдесят монет мне, — без всяких церемоний заявил Волков. — Господин мой, да побойтесь вы Бога, — возопил брат Семион, — уж и дом забрали, и последние крохи отбираете? — Дурак, — беззлобно сказал кавалер и протянул ему письмо от канцлера, — читай. Монах схватил бумагу, быстро прочел ее и посмотрел на Волкова. — Дом у него отняли, — недовольно продолжал Волков, — дом твой сгорит к весне, как горцы сюда пожалуют, забыл что ли, что воюем мы. И теперь не только с псами горными, теперь еще враг есть у нас, такой, что похлеще горцев будет. Монах вздохнул: — Так сколько денег заберете? — Дай хоть восемьдесят, найму на них людей из Фринланада. Монах вернул кавалеру письмо, достал большой кошель из-под сутаны, стал тут же считать деньги, выкладывая их на новый, только что поставленный стол. — И не уходи никуда, — говорил ему Волков, — сейчас в Мален со мной поедешь убеждать бургомистра и нобилей тамошних, чтобы этому капитану солдат не давали. Монах кивал согласно, продолжая отсчитывать серебро. Ничего против не говорил, понимал, что дело серьезное. Глава 20 Офицеры собрались не сразу, он хотел ехать быстрее, да пришлось их ждать, хоть день уже за полдень пошел. Приехал Брюнхвальд, Рене и Бертье. Вместо Рохи был молодой сержант Вильгельм, коего все звали Вилли. Он заметно робел, когда ему Максимилиан предложил сесть вместе с теми людьми, что собрались за столом кавалера. Тут же был и брат Семион, его Волков не погнал: умный, всегда знает, что сказать. Кавалеру тянуть было некогда, его уже люди почти на конях ждали, он сразу все и объяснил собравшимся: так и так, господа офицеры, сеньор мой посылает за мною видного гауптмана своего с людьми и при железе с приказом меня взять. Еще он людей в городе взять хочет и еще ему граф призыв из помещиков соберет. Он договорил и стал ждать, кто и что ему скажет. А ему никто ничего не говорит, все офицеры молчат, думают. Одно дело — с горцами воевать, а другое дело — с законным сюзереном целой земли, которую из края в край за неделю не проехать. Не шутка, тут господам офицерам подумать захотелось. Только молодой да глупый Вилли посмотрел на старших товарищей, и хоть не по чину то было, первый кавалеру ответил: — Мне герцог не указ, я не с герцогом в Фернебурге Ливенбаха и мертвяков бил, не с герцогом на обоих берегах реки горцев учил. Скажу вам от всех стрелков, господин — все, когда надо будет, встанем под руку вашу. Молодец был Вилли, но ждал Волков не его слова. И тогда сказал Брюнхвальд: — Герцог мне милостей не оказывал, я и люди мои, с вашей земли кормимся, солдаты вас Дланью Господней зовут. Вам верят, и меня не поймут, если я к вам не стану под знамя ваше… И моих людей вы под знаменем своим увидите. — Так, все мы будем у вас, — сказал Бертье, он всегда говорил раньше, чем думал, — жаль, конечно, что с герцогом не сложилось. Так ничего тут не поделаешь. А тяжко будет — так уйдем, хотя обвыклись мы тут уже. Нам тут уже нравиться стало. Людишкам нашим тоже. — Конечно, — заговорил Рене не очень уверенно, — раз по другому спор с Его Высочеством не разрешить, придется решать железом. Но может еще все образуется, не придется вам с сеньором воевать? Вот тебе и родственник, а Волков думал, что он первый за него будет. Лучше бы Вилли в его родственниках был или Карл Брюнхвальд. — Воевать не будем, — сказал кавалер, сразу всех успокаивая. — Но всех людей для того соберите, всех, кого сможете. — Господин, а как же так, — не понимал Вилли, — воевать не будем, а людей собрать надобно. Все остальные тоже, кажется, не понимали его замысла, только умный монах понял, и он сказал им, чуть улыбаясь: — Пращуры наши велики умом были, еще тогда говорили: «Хочешь мира — готовься к войне». И чем лучше подготовишься, тем крепче мир будет. — Больно премудро для меня, — отвечал простодушный молодой сержант. — Соберите всех людей, что сможете, — Волков закончил совет, вставая. — Через четыре дня чтобы были все тут, в Эшбахте. Все до единого. * * * В Мален едва поспели до закрытия ворот, пришлось под конец лошадей шпорить. Легли спать в первом попавшемся трактире, трактир тот был домом всех самых свирепых клопов города Малена. Волков спал так худо, как давно не спал, остальные его спутники все тоже спали плохо, да они все молоды были и здоровы, не в пример ему. На заре встали голодные, а он еле поднялся, дорога измучила, а выспаться не пришлось. Они есть сели, каждый ел за двоих, даже монах разговелся на колбасу жареную, а Волков едва молоко с медом и хлебом теплым осилил. Едва горожане пошли из церквей с утреней молитвы, как он со своими людьми уже был у ратуши, весь свой выезд брать не стал. В ратушу пошел, только взяв Максимилиана и рыцаря Клаузевица, вид у них был представительный и солидный, да еще монаха. Тот не только бархатную рясу носил, но и голову на плечах. Сразу его заметили торговые господа и главы гильдий и банков, все оборачивались, кланялись, улыбались. Волков отвечал на поклоны, но шел быстро к столу, за которым заседали бургомистр, секретарь городского совета и один из господ банкиров, что больше всех дал ему денег в долг. Все остальные смотрели на него удивленно, а он, подойдя к банкиру, заговорил негромко и серьезно: — Господин банкир, соберите всех, кто давал мне денег, у меня для них весть. Уж чего не любят банкиры, так это вот таких вот вестей, лицо у банкира вытянулось сразу. Он и без подобных вестей всегда недоволен был, а тут посерел на глазах. Писари тут же побежали по ратуше собирать всех, кого надо, а Волков отошел в сторону и стал ждать. По огромной зале ратуши покатился взволнованный шепот, шарканье башмаков по дорогим паркетам, важные люди стали сбиваться в кучки и переговариваться. Все хотели знать, что случилось, но не всех пригласили на разговор. А к нему уже вылезли из-за стола и поспешили сам бургомистр и секретарь городского совета, они считали, что имеют право знать, что происходит, и бургомистр еще издали спрашивать стал: — Кавалер, может, эта весть ваша касается и города, раз она коснется лучших людей наших? — Коснется, коснется, — многозначительно обещал кавалер. — К моему глубокому сожалению, и города коснется. — Неужто горцы высадились? — побледнел бургомистр. Он даже, кажется, покачнулся от мысли такой ужасной. И секретарь остолбенел, и другие господа, что слышали их разговор, напряглись и побледнели от ужаса. Готовы уже были кинуться прочь, чтобы вещи собирать. «Горцы?» «Он сказал, горцы высадились?» «Что, горцы опять?» — Да какие горцы! — Волков поморщился, как от мелочи, от досадной ерунды, махнул рукой пренебрежительно. — Такой бы малостью я бы не осмелился вас беспокоить. Дело хуже. Их стали окружать важные господа города, как раз те, кто к делу был причастен, да и другие любопытствовали. — Да что же хуже может быть? — с ужасом вопрошал главный его кредитор. — Разве враги наши из-за реки не самое страшное? — говорил секретарь. — Враги из-за реки? Нет же! — он опять морщился. — Дело в том, что герцог в благодарность, что я бью врагов его, послал за мною добрых людей, чтобы меня в кандалах доставить к нему в Вильбург, — говорил Волков с пафосом. Кажется, у лучших людей города отлегло от сердца, они стали перешептываться, а некоторые даже крестились, что отвел Господь беду. А несчастья какого-то сеньора с юга для них была не беда. А бургомистр перестал бледнеть и начал улыбаться, с вежливой улыбкой стал спрашивать у кавалера: — А то весть правдива ли? А точно ли посланы за вами люди? И только банкиры, главы гильдий городских, главы коммун и купцы, что ссужали ему деньги, оставались взволнованы. Они-то беду чувствовали. Вот они и были его главными союзниками в городе. Молодец брат Семион, надоумил денег у них занять, хитер монах, вперед умеет видеть. Теперь нужно было тех, кто ему денег в долг давал, напугать посильнее. — Правда, весть верная, — говорил Волков. — Идет к вам гауптман Фильшнер. — Фильшнер? — спрашивали его господа, кажется, это имя было им хорошо известно. — Это хороший офицер. — И что же вы, господин Эшбахт, от нас хотите? — интересовался бургомистр, уже волнуясь, как бы не быть городу втянутым в ненужные городу хлопоты и распри. — Может, иммунитета городского вы ищите? — предположил секретарь. — Ну, так это невозможно, иммунитет от власти герцога имеют только избранные члены городского совета и члены консулата города. — Да нет же! — сказал Волков. — Это мне ни к чему. — А может, вы думаете, что город даст вам людей против герцога? — удивился бургомистр. — Как раз наоборот, — произнес Волков. — У капитана Фильшнера есть предписание для города, чтобы город выделил ему добрых людей, двести человек и арбалетчиков. Так вот, если вы дадите ему людей, так я буду с капитаном Фильшнером биться и людей ваших побью во множестве. Нужно ли такое городу?