Матросы переглядывались в поисках глупца, который захочет сразиться с этим великаном. Кто-то произнес имя Йоханнеса Вика, и в толпе одобрительно зашептались. – Я не дерусь на потеху, – сказал Арент. И честно добавил: – Больше не дерусь. Ларм стряхнул с ножа стружки. – Они за деньги дерутся. Это нам потеха. – И за деньги не дерусь. – Тогда ты зря забрел на эту половину. Арент беспомощно уставился на него. Он не мог придумать, что еще сказать. Сэмми бы заметил что-нибудь или вспомнил какой-нибудь важный факт. Подобрал бы ключик к этому человеку. Арент же мог только стоять с глупым видом. Он сделал последнюю попытку: – Если не хочешь отвечать на вопросы, скажи хотя бы, как разговорить боцмана. Ларм снова рассмеялся. Зловеще. – Накорми повкуснее и шепни что-нибудь ласковое на ушко, – ухмыльнулся он. – А теперь сгинь, а мы закончим бой. Аренту ничего не оставалось, кроме как повернуться и уйти под гогот матросов. 17 Сумерки украсили небо лиловыми и розовыми лентами, то тут, то там вспыхивали точки звезд. Земли не было видно. Вокруг простиралось море. Капитан Кроуэлс приказал убрать паруса и бросить якоря. Закончился первый день плавания. Генерал-губернатор пожелал узнать, почему нельзя плыть ночью, ведь многие капитаны преодолевают немалое расстояние при лунном свете. – Разве вы менее умелый мореход? – спросил он, пытаясь уязвить Кроуэлса. – Что проку в умении, если не видишь, кто или что пытается тебя потопить, – спокойно ответил Кроуэлс. – Назовите мне имена капитанов, которые плывут ночью, и я скажу, как они потопили свои корабли и потеряли груз. Эти слова положили конец спору, и теперь Кроуэлс слушал, как Ларм отбивает восемь склянок, объявляя смену вахтенных. Кроуэлс любил этот вечерний час. Обязанности по отношению к команде закончились, а по отношению к этой чертовой знати еще не начались. Это время принадлежало только ему. Один предзакатный час, чтобы насладиться морским воздухом, ощущением соленых брызг на коже и той жизнью, что он вынужден вести. Стоя у поручней, Кроуэлс смотрел, как усталые моряки отдают приказы, возносят молитвы, держась за амулеты, похлопывают по корпусу корабля на удачу. «Суеверия. Только они держат нас на плаву», – подумал Кроуэлс. Он достал из кармана жетон, который давал Аренту. Вос вернул его, явно недовольный тем, что капитан столь небрежно обращается с подарком генерал-губернатора. Кроуэлс потер жетон большим и указательным пальцем, вгляделся в небо и нахмурился. Вот уже несколько часов он ощущал знакомый зуд на коже, означавший, что за горизонтом собирается буря. Ветер стал колючим, оттенок воды слегка изменился. Воздух оставлял привкус железа, поднятого из морских глубин. Шторм начнется через день или раньше. Мимо прошел каютный юнга с факелом и, встав на цыпочки, зажег огромный фонарь на корме. Один за другим фонари зажглись на всех кораблях флотилии. В бесконечной тьме горели семь огней, будто в море упали семь звезд и не погасли. 18 Ужин обернулся сущим мучением для Сары. Ее слишком снедала тревога, чтобы вести светские разговоры. Чуть спокойнее стало, когда капитан стражи Дрехт выставил охрану у входа в каюты, но больше ничего сделать не удалось. Доротее не удалось вызнать у пассажиров, что такое лаксагарр. Оставался только Йоханнес Вик. Саре хотелось вызвать боцмана к себе в каюту и расспросить, но муж узнал бы об этом. Она и так рискнула, обратившись к плотнику, но тогда у нее хотя бы имелся веский предлог. Все это донельзя раздражало. У самой знатной дамы на корабле меньше свободы, чем у какого-нибудь каютного юнги. Хорошо, что мучительный ужин подходил к концу. Поданные блюда съели, со стола убрали, оставив только большой серебряный канделябр, – свет капающих воском свечей придавал жутковатый оттенок лицам присутствующих. После того как сложили стол, места в кают-компании прибавилось, гости разошлись по разным углам и вели банальные, по большей части скучные разговоры. Сара села в кресло в дальнем углу, сославшись на головную боль. Она не раз прибегала к этой уловке во время светских приемов, и обычно ей удавалось побыть в одиночестве хотя бы минут двадцать после того, как затихали обычные изъявления беспокойства. Сидя в тени, она пыталась понять, что представляет собой странное собрание. Здесь были незнакомые ей старшие офицеры и, само собой, капитан Кроуэлс, ослепительно элегантный в алом дублете и белоснежных чулках, изящно подвязанных шелковыми бантами. Тщательно отполированные пуговицы сверкали в пламени свечей. Это был уже другой наряд, не тот, в котором Сара видела капитана днем, но столь же ладно скроенный и сшитый. Кроуэлс беседовал с Лией, которая засыпала его вопросами по мореходству. Сара волновалась, что дочь не сможет скрыть свой ум. Такое часто бывало, когда предмет беседы ее искренне увлекал, однако Лия играла роль, которая ей особенно удавалась, – скучающей девицы из богатого семейства, пытающейся произвести впечатление на ухажера. Капитану, похоже, такое поведение пришлось по вкусу. Впервые за вечер он вел себя столь непринужденно. Кроуэлс был необычным человеком, заблудившимся в противоречиях собственной натуры. Снаружи – щеголь, внутри – мужлан. Со знатью велеречив, со всеми остальными груб и вспыльчив. Ужин был роскошным, но Кроуэлс ел очень мало. Пил эль из бутылки, несмотря на то что подавали вино, провоцировал разговоры вокруг, а сам говорил мало и отвечал нетерпеливо. Ему явно хотелось произвести впечатление, и в то же время он чувствовал себя неуютно в обществе людей, которых старался поразить. Сара обратила взгляд на Зандера Керша, который стоял у окон с Изабель и пристально изучал собравшихся. Он избегал Сару весь вечер. Сначала она посчитала, что он попросту чувствует себя неловко, а потому больше слушает, нежели говорит, однако спустя несколько часов она кое-что поняла. Люди его интересовали только тогда, когда они начинали спорить. Стоило кому-то повысить голос, как он тут же жадно вслушивался, приоткрыв рот, но, едва спор переходил в дружеское подтрунивание, Зандер тут же разочарованно поджимал губы, тихо говорил что-то Изабель, а та кивала. Его воспитанница не сказала ни слова за весь вечер, но молчаливость была для нее естественна. Вот если бы Кресси вдруг притихла, следовало бы насторожиться. Изабель составляла ей полную противоположность. Взгляд ее внимательных глаз был полон искренности. В нем читалось все то, о чем молчали уста: и малейшие сомнения, и страх, и удивление. У двери послышались шаги. Сердце Сары забилось быстрее, так как она надеялась увидеть Арента, но это всего лишь слуга принес еще вина. Сара покачала головой, сердясь на себя за неуместное воодушевление. Ей было любопытно, что удалось разузнать Аренту, но его место за столом пустовало так же, как и место виконтессы Дилвахен, которая не смогла присутствовать из-за недомогания. По крайней мере, у присутствующих было о чем посплетничать. Целый час они обсуждали возможные причины ареста Сэмюэля Пипса, потом перешли к здоровью и родословной Дилвахен, однако все высказанное было лишь предположениями. Никто, кроме капитана Кроуэлса, не видел виконтессу воочию, а тот просто сухо сказал, что это больная женщина, от кашля которой, наверное, листья с деревьев облетают подчистую. – Дилвахен, – обеспокоенно пробормотала Сара. В детстве ее заставляли запоминать генеалогические древа знатных родов, дабы она не посрамила отца, не узнав важного гостя на ужине, но фамилия Дилвахен была ей незнакома. Среди гула разговоров зазвучал смех Кресси. Сидеть в каюте и хандрить было не по ней. Веселая беседа была ей необходима как воздух. Одним из главных талантов Кресси была способность убеждать собеседников, что до встречи с ними ее день был серым и скучным. Сейчас она разговаривала со Рейньером ван Схотеном, слегка касаясь пальцами его руки. По восторженному взгляду мастера-негоцианта было ясно, что еще немного – и она будет из него веревки вить. Сара не понимала, зачем это нужно Кресси. Ван Схотен был докучлив, неприятен, вечно пьян и явно не способен общаться без ехидства. Потому-то за ужином все старались сесть от него подальше. Корнелиус Вос, по обыкновению, держался чуть в стороне. Заложив руки за спину, он наблюдал за Кресси, и на его лице, как и всегда в ее присутствии, отражалась любовная тоска. В душе Сары жалость боролась с досадой. Вос занимал приличное положение и обладал как большой властью, так, очевидно, и не меньшим богатством. Многие женщины были бы счастливы разделить с ним жизнь, он же выбрал ту, союз с которой был для него невозможен. Кресси Йенс была самой желанной женщиной в Ост-Индской компании. Редкая красавица, она прекрасно музицировала, слыла остроумной собеседницей и, по собственному признанию, была искусна в постели. Такие женщины встречались редко, и их очень ценили. Ее первым мужем был невероятно богатый торговец, а вторым – лучший в мире охотник за ведьмами. После загадочного убийства второго мужа Ян сделал Кресси своей метрессой, а теперь она собиралась замуж за какого-то герцога во Франции. Бедный, скучный Вос, жалкий в своем обожании, мог с тем же успехом влюбиться в луну. Ее и то было бы легче затащить к себе в постель. Увидев Сару в кресле, Кресси извинилась перед собеседником и поспешила к подруге. – Какое прекрасное общество! – радостно воскликнула она; ее глаза слегка повлажнели от вина. – Ты чего дуешься тут в темноте? – Я не дуюсь. – Все раздумываешь… – Кресси… – Пойди и найди его.