Неделя или даже больше. Ну так скажите ему, чтобы он убирался отсюда. Судебный пристав подошел, открыл ограждение и наклонился к Балларду. Можешь идти, — сказал он. Баллард встал, прошел через ограждение, через комнату к двери, сквозь которую проникал свет, через коридор и вышел через парадную дверь здания суда округа Севир. Никто не позвал его обратно. Слюнявый человек у двери протянул ему засаленную шляпу и что-то пробормотал. Баллард спустился по ступенькам и перешел на другую сторону улицы. В верхней части города он прошелся по магазинам. Зашел на почту и просмотрел пачку плакатов. Разыскиваемые смотрели угрюмо в ответ. Мужчины с разными именами. Татуировки. Легенды о умершей любви, начертанные на бренной плоти. В подавляющем большинстве, голубые пантеры. Он стоял на улице, засунув руки в задние карманы, когда подошел шериф. Какие у тебя планы? — спросил шериф. Пойду домой, — сказал Баллард. А дальше? Какую мерзость ты выкинешь в следующий раз? Ничего я не выкину. Думаю, справедливости ради, ты бы мог подсказать нам. Давай прикинем: неисполнение решения суда, нарушение общественного порядка, нападение и нанесение побоев, пьянство в общественном месте, изнасилование. Я полагаю, далее по списку убийство, не так ли? Или что ты там еще сделал такого, чего мы еще не выяснили? Я ничего не сделал, — сказал Баллард. Вы просто зуб на меня точите. Шериф скрестил руки на груди и слегка покачивался на пятках, изучая стоящего перед ним мрачного беспутного типа. Ну, что ж, — сказал он. Думаю, лучше тебе валить домой. Люди, живущие в этом городе, не потерпят такое дерьмо как ты. Я ничем не хуже любого в этом сраном городишке. Катись домой, Баллард. Меня тут ни черта не держит, кроме вашей трепотни. Шериф сделал шаг вперед. Баллард обошел его на правился вверх по улице. Примерно на полпути он оглянулся. Шериф все еще наблюдал за ним. Да у вас тут курятник, шериф, — сказал он. ВИНТОВКА БЫЛА У НЕГО С САМОГО ДЕТСТВА. Чтобы её купить он работал на старика Уэйли, устанавливая столбы для изгороди по восемь центов за столб. Рассказывал мне, что уволился с утра пораньше прямо посреди поля, в тот день, когда набрал достаточную сумму. Не помню, сколько он за нее отдал, но думаю, не меньше семиста столбов. Я скажу одно. Он, Богом клянусь, умел стрелять. Попадал во всё, что видел. Однажды я видел, как он вышиб пулей паука из паутины на верхушке большого дуба, а мы были далеко от дерева, вот как отсюда до дороги. Однажды его выгнали с ярмарки. Больше ему не разрешали стрелять. Помню несколько лет назад, если уж зашел разговор о ярмарках, всё приезжал чувак, который стрелял голубей. Из винтовки или из ружья, не помню. У него, наверное, был целый грузовик голубей. Он ставил мальчишку с ящиком посреди поля, кричал, и мальчишка выпускал одного, а он вскидывал ружье и бац, разносил голубя в клочья. Уважаемые, уж он мог заставить перья летать. Мы никогда не видели такой стрельбы. Многие из нас, охотников на птиц, потеряли там свои деньги, пока мы не скумекали что к чему. Малой втыкал голубям в зад небольшие петарды. Они взлетали, почуяв свободу, поднимались в высь, и бах, у них лопались жопы. А он просто стрелял по перьям. Вы бы даже этого не поняли или я беру свои слова назад. Но кто-то просёк. Не помню, кто это был. Протянул руку и выхватил ружье из рук чувака, до того, как тот успел выстрелить, а голубь просто разлетелся. Его за это вымазали дегтем и обсыпали перьями. Мне это напомнило карнавал, который однажды проводили в Ньюпорте. У одного парня была обезьяна или горилла, неважно, кто это был, здоровая. Почти как Джимми. Там было такое, что вы могли надеть боксерские перчатки и выйти с ней на ринг, и, если продержитесь три минуты, получите пятьдесят долларов. Ну, эти чуваки, с которыми я был, привязались ко мне и всё тут. Со мной была девица, которая всё смотрела на меня, как корова на мясника. А эти чуваки всё подзуживают меня. Кажется, мы глотнули немного виски, не помню. В общем, смотрю я на обезьяну и думаю: Ну чёрт. Не такая уж она и здоровая. Не больше меня. А её держали на цепи. Помню, она сидела на табурете и ела кочан капусты. Я сразу сказал: дерьмо. Поднял руку свою набитую и сказал парню, что попробую разок. Ну, они взяли меня в оборот, надели на меня перчатки и все такое, и этот парень, которому принадлежала обезьяна, он сказал мне, сказал: «Ты ее не бей слишком сильно, потому что если ты это сделаешь, ты её разозлишь и у тебя будут серьезные проблемы. Я подумал про себя: ха, хочет уберечь свою обезьяну от трёпки, вот что он пытается сделать. Надеется защитить свои инвестиции. В общем, я вышел и влез в ринг. Чувствовал себя полным дураком, все мои приятели там кричали и ждали продолжения, и я посмотрел на эту девчонку, с которой я был, подмигнул ей, и в это время они вывели старую обезьяну. На ней был намордник, и она так доброжелательно посмотрела на меня. Ну, они назвали наши имена и все такое, я забыл, как звали обезьяну, и этот чувак позвонил в большой колокол, и я вышел и начал кружить вокруг обезьяны этой. Показал ей немного работы ногами. По ее виду было не сказать, что она что-то может сделать, поэтому я вытянул руку и ударил ее. Она так, беззлобно, на меня посмотрела. Что ж, я не придумал ничего лучше, как выпрямиться и ударить её снова. Ударил её прямо в голову. Когда я это сделал, её старая голова откинулась назад, а глаза стали добродушно-весёлыми, и я сказал: Ну-ну, очень мило. В мыслях я уже тратил пятьдесят долларов. Я поднырнул, чтобы ударить её снова, и в это самое время она прыгнула мне прямо на голову, засунула лапу мне в рот и стала отрывать мне челюсть. Я даже не мог позвать на помощь. Я думал, они никогда не снимут с меня эту тварь. БАЛЛАРД осторожно пробирался по грязи между посетителей ярмарки. По дорожкам, посыпанным опилками, среди палаток, фонарей и конусов сахарной ваты, мимо разрисованных киосков с рядами призов, кукол и животных, свисающих с ниток. Стоящее на фоне неба колесо обозрения выглядело как аляповатый браслет, и маленькие, похожие на ястребов, козодои носились среди направленных вверх вспышек света с разинутыми клювами и зловещими криками. Там, где в аквариуме покачивались целлулоидные золотые рыбки, он наклонился, держа в руках сачок, и стал наблюдать за другими рыболовами. Служащий вынимал рыбок из сачков, читал номера на их нижней стороне и либо отрицательно качал головой, либо тянулся за маленьким пупсом или гипсовой кошкой. Пока он был занят, пожилой человек рядом с Баллардом пытался одновременно направить двух рыб в свой сачок. Они не помещались и от нетерпения старик подвел их к краю аквариума и взмахом сачка выплеснул рыбок вместе с водой на стоящую рядом с ним женщину. Женщина посмотрела вниз. Рыбки лежали в траве. Ты, должно быть, чокнутый, сказала она. Или пьяный. Старик схватил свой сачок. Служащий повернулся к ним. В чем дело? — спросил он. Я ничего не делал, — сказал старик. Баллард вылавливал рыб и бросал их обратно, изучая цифры на призах. Женщина в мокром платье указала на него. Она сказала, что вон тот мужчина жульничает. Ладно, приятель, — сказал служащий, потянувшись за сачком. Получаешь одну за десять центов, три за четвертак. У меня пока нет ни одной, — сказал Баллард. Ты бросил обратно не меньше дюжины. У меня нет ни одной, — сказал Баллард, держа свой сачок. Ну так возьми одну и просто смотри на остальных. Баллард пожал плечами и посмотрел на рыбу. Вытащил одну. Служащий взял рыбу и посмотрел на нее. Выигрыша нет, — сказал он, бросил рыбу обратно в аквариум и забрал сачок у Балларда. Может, я еще не закончил играть, — сказал Баллард. А может и закончил, — ответил служащий. Баллард бросил на него ледяной взгляд, плюнул в воду и повернулся, чтобы уйти. Дама, которую обрызгали, с лёгким испугом наблюдала за ним. Проходя мимо, Баллард процедил ей сквозь зубы. Ты старая озабоченная шлюха, не так ли? — сказал он. Он перемешал десятицентовики на дне кармана. Его манили винтовочные выстрелы, приглушенные звуки, которые он различил среди криков зазывал и торговцев. Полная оживления будка с длинноногими мальчишками, скрючившимися у стойки. В глубине будки шатались и скрипели механические утки, трещали и плевались винтовки. Подходите, подходите, проверьте свое мастерство и выиграйте приз, — зазывал владелец тира. Да, сэр, а вы? Я пока смотрю, — сказал Баллард. Что у вас есть? Владелец указал тростью на ряды плюшевых игрушек, рассаженных по возрастанию размера. Нижний ряд, — начал он… На эти можно не обращать внимания, — сказал Баллард. Что мне нужно сделать, чтобы получить большие? Владелец указал на маленькие карточки на проволоке. Попадите в маленькую красную точку, — сказал он нараспев. У вас есть пять попыток, чтобы сделать это, и вы сможете выбрать любой имеющийся приз. Баллард достал свои десятицентовики. Сколько? — спросил он. Двадцать пять центов. Он выложил три десятицентовика на прилавок. Владелец поднял винтовку и вставил латунный магазин с патронами. Это была помповая винтовка и она была прикреплена к прилавку цепью. Баллард положил пятицентовик в карман и поднял винтовку. Можно опираться на локти, — пропел владелец. Мне это не нужно, — сказал Баллард. Он выстрелил пять раз, опуская винтовку между выстрелами. Когда он закончил, он указал вверх. Дайте-ка мне вон того большого медведя, — сказал он. Владелец протащил маленькую карточку по тросу, отцепил ее и передал Балларду. По его словам, для победы нужно выбить весь красный цвет с карты. Он смотрел куда-то в сторону и, казалось, даже не обращался к Балларду. Баллард взял карточку в руку и посмотрел на нее. Весь красный цвет должен быть выбит. Вы это имеете ввиду? — спросил он. В карточке Балларда было одно отверстие посередине. Вдоль одного края дыры виднелся крохотный кусочек красного ворса. Почему бы и нет, — сказал Баллард. Он швырнул на прилавок еще три десятицентовика. Подходите, — сказал владелец, заряжая ружье. Когда карточка вернулась, на ней и под микроскопом нельзя было найти ничего красного. Владелец протянул ему большого плюшевого медведя и Баллард снова шлепнул три десятицентовика. Когда он выиграл двух медведей, тигра и собрал небольшую толпу, владелец отобрал у него ружье. Хватит с тебя, приятель, — прошипел он. Вы ничего не говорили о том, сколько раз можно выигрывать. Подходите, — пропел зазывала. Кто следующий? Три больших приза на человека — это предел заведения. Кто наш следующий серьезный претендент на победу? Баллард взвалил своих медведей и тигра и двинулся сквозь толпу. О, господи, посмотри, сколько всего он выиграл, — сказала женщина. Баллард натянуто улыбнулся. Мимо проплывали лица молодых девушек, мягкие и гладкие, как сливки. Некоторые смотрели на его игрушки. Толпа двигалась к краю поля и собиралась там. Баллард среди них, в море деревенских жителей, ожидающих в темноте начала какого-то полуночного представления. На поле вспыхнул свет и к созвездию Большого пса устремилась голубоватая ракета. Высоко над перекошенными лицами она разорвалась, брызги горящего глицерина вспыхнули в ночи и потекли по небу свободно падающими каплями раскаленных искр, вскоре сгоревших дотла. Еще одна вспыхнула, с протяжным воющим звуком, рыбьим хвостом взмывая ввысь. В середине ее соцветия, как тень, виднелся след предыдущей ракеты — клубы черного дыма и пепельные шлейфы, уходящие вниз, словно огромная темная медуза, опустившаяся на небеса. В лучах света на поле виднелись двое мужчин, склонившихся над ящиком с фейерверком, словно ассасины или подрывники. А среди лиц можно было разглядеть молодую девушку с засахаренным яблоком в зубах и широко раскрытыми глазами. Ее светлые волосы пахли мылом. Несмотря на свой возраст, она выглядела ребенком, восторженно смотрящим на зарево горящей серы и смоляной свет средневековой ярмарки. Тонкая длинная свеча освещала черные омуты ее глаз. Ее пальцы сжимались. В потоке этой разрывающейся серой пелены она увидела, что человек с медведями смотрит на нее, и, придвинувшись ближе к девушке, стоящей рядом, быстро запустила пальцы в ее волосы. БАЛЛАРД ВЫШЕЛ ИЗ ТЕМНОТЫ, волоча за собой снопы засыпанного снегом папоротника, и принялся рвать на куски этот сухое мерзлое топливо и забрасывать его в очаг. Лампа на полу трещит, ветер стонет в дымоходе. Трещины в стене косо отпечатываются на половицах и полосах наметенного снега, ветер треплет картон в окнах. А Баллард, пришедший с охапкой подпорок для фасоли, украденных с чердака амбара, ломает их и подкидывает в очаг. Когда огонь разгорается, он снимает свои ботинки и кладет их на очаг, а с пальцев ног стягивает ватные носки и раскладывает их сушиться. Он садится и сушит винтовку, вынимает патроны и кладет их на колени, сушит их, протирает механизм и смазывает его маслом, смазывает ствольную коробку, ствол, магазин и курок, перезаряжает винтовку, вставляет патрон в патронник, опускает курок и кладет винтовку на пол рядом с собой. Кукурузный хлеб, который он испек на огне, представляет собой грубую кашицу из простой муки и воды. Плоская безвкусная корка, которую он механически жует и запивает водой. Два медведя и тигр смотрят со стены, их пластмассовые глаза блестят в свете огня, а красные фланелевые языки высунуты. ТОНКОЙ ТЕМНОЙ ЛИНИЕЙ гончие пересекали снег на склоне хребта. Далеко под ними кабан, которого они выслеживали, переваливался на своих странных негнущихся ногах, высоко посаженных и черных на фоне зимнего пейзажа. Голоса гончих в этой огромной и бледно-голубой пустоте отдавались эхом, как крики демонических йодлей. Кабан не хотел переходить реку. А когда перешел, было уже поздно. Он выскочил из ивняка на противоположном берегу, весь блестящий и дымящийся и понесся по равнине. Позади него собаки в истерике скатывались со склона горы, снег вокруг них разлетался во все стороны. Когда они падали в воду, то дымились, как раскаленные камни, а когда выходили из кустов на равнину, то превращались в облака бледного пара.