– Поправляйся. Я потом ещё загляну, – многообещающе закончил атаман и, поднявшись, направился к дверям. * * * «Так недолго и со скуки сдохнуть», – это было первое, что подумал парень, проснувшись. Впрочем, Мишка и сам отлично понимал, что после такой контузии лучше резких движений не делать. Глафира принесла из сеней ту фузею, которую подобрали казаки, и парень, рассмотрев её, вынужден был согласиться с мнением доктора. Это не ружьё, это ручная мортира. В канал ствола мышь, не сгибаясь, проскочит. И где только взяли?! Разглядев калибр, Мишка мысленно ужаснулся. Из такого с рук стрелять – самому себе ключицу ломать. Но ведь кто-то же умудрился из этого выстрелить? Да ещё и почти попасть. Со временем, после нескольких посещений казаков, входивших в их группу, он узнал, что, увидев, как единственного следопыта, сумевшего довести отряд до места, подстрелили, казаки словно взбесились. Из банды, что шла вдогон, живым никого не выпустили. Обидно им, видишь ли, стало, что мальчишка, да ещё и не казацкого рода, оказался ловчее и смелее, чем сами казаки. А они его сберечь не сумели. И это при том, что атаман особо наказывал проводника пуще глаза беречь, потому как ещё не раз пригодиться может. В общем, добыча после встречного боя крепко увеличилась. Отсюда и такая щедрость у атамана прорезалась. Добытых с преследователей коней, оружие и всё, что с них взяли, продали и, немного добавив, выделили ему его долю с добычи. А если вспомнить, что патроны, которые он прибрал в деревне хунхузов, они тоже привезли, то, можно сказать, удачно сходили. Осторожно поднявшись, парень сунул ноги в старые поршни и медленно заковылял к выходу. Требовалось посетить теремок. Сваливать на тётку вынос за ним горшка он просто не мог. К тому же она опять куда-то унеслась. Всё существо взрослого сорокалетнего мужика, волею случая оказавшегося в теле подростка, этому противилось. Так что Мишка старался двигаться. Медленно, осторожно, буквально по сантиметру, но двигался. Вернувшись в избу, Мишка уселся на лежанку и, вздохнув, покосился на оружейный сундук. «Блин, чем бы заняться? Даже книжки нет. Спать уже просто не могу. Опух». С этими мыслями он откинул крышку сундука и задумчиво уставился вовнутрь. Патроны охотничьи все перекручены и разложены по наполнению. Патроны к револьверам готовы и тоже уложены по калибрам. Патроны к винтовкам тоже разложены по принадлежности. Тут даже с закрытыми глазами можно с ходу достать нужное. Вздохнув, Мишка опять поднялся и, проковыляв в тёткин закуток, не спеша осмотрелся. Вся его одежда, в которой он был в походе, висела здесь. Но вспомнив, что не видел ещё своего оружия, Миша потянулся к крюку, на котором висела его одежда. Сняв с него окровавленные походные тряпки, тётка наверняка сбросила всю подвесную с оружием куда-то в угол. Но, к его удивлению, пояс с кобурами и винтовка были аккуратно развешаны на гвоздиках, вбитых в стену. Присмотревшись, Мишка вдруг понял, что когда-то здесь висела какая-то шкура. – Вот болван! – выругался парень в голос. – Ну, нет ума, считай калека. Ну чего тебе стоило раньше на это внимание обратить? Ясно же, что пьянь эта всё из дома тащила. Так сделал бы подарок тётке. Тем более что шкур у тебя всегда – как у дурака фантиков. Так. А это что? – повернувшись, Мишка увидел кургузую полочку, на которой было разложено невеликое тёткино богатство. Швейные принадлежности, спицы, челноки, веретёна для прялки. В общем, всё для рукоделия. Тут всё было ясно. Но вот сама полочка… Мишка присмотрелся и невольно скривился от презрения. Неизвестный мастер не удосужился даже как следует ошкурить доску, из которой она была сделана. – О. Вот и занятие, – усмехнулся парень и заковылял к выходу. – Давно надо было это сделать. Сходив в сарай, Мишка подобрал пару ровных досок и, прихватив в сенях ящик с инструментом, принялся готовить себе рабочее место. Старая корзина с драным куском рогожи заняла своё место перед лежанкой. Туда же встал и самый старый табурет. Сходив на половину тётки, Мишка снял размеры и, разметив доску, взялся за дело. К тому моменту, когда Глафира вернулась домой, полочка была почти готова. Увидев, что он снова чем-то занят, вместо того чтобы мирно изображать смертельно больного, тётка завелась с порога: – Господи! Да что ж это такое! Не успел в себя прийти, и снова покоя нет. Ну чего тебе не лежится спокойно, Мишенька? Спокойно выслушав этот монолог, Мишка вздохнул и, улыбнувшись, спокойно ответил: – Мама Глаша, ну чего ты опять голосишь? Я же не бегаю. Не хожу, даже не двигаюсь почти. Так, только руки шевелятся. Вот, решил тебе полочку под твои принадлежности рукодельные сделать. Точнее, даже не полочку, а этажерку. Ну вроде того, – забыв, как правильно называется подобное сооружение, Мишка просто в очередной раз выкрутился. – Так это мне? – растерялась тётка. – Ага. Вот ещё немножко, и можно будет вешать. Ты ещё вот что мне скажи, что за шкура там у тебя висела раньше? – Так и не вспомнил? – грустно спросила Глафира. – Марал там был. Ханты выделывали. Мягонькая, пушистая. – Трифон пропил? – прямо спросил Мишка. – Угу, – кивнула Глафира, и глаза её наполнились слезами. – Мама Глаша, – вздохнув, Мишка отложил деревяшки и, медленно поднявшись, подошёл к ней. – Ну чего ты? Знаешь ведь, что он сам во всём виноват. А шкуру я тебе привезу. Такую же. Даже лучше. Вот честное слово, привезу. Так приговаривая, он поглаживал её по плечу, пытаясь хоть как-то успокоить. Тихо всхлипнув, тётка вздохнула и, кивнув, улыбнулась: – Хочешь чего, сынок? – А достань рыбки копчёной, мама Глаша. И картошки свари, – подумав, попросил парень. – Может, ещё чего? – подобралась тётка. – Так а чего ещё-то? Если только зеленушки всякой с огорода, – хмыкнул Мишка, осторожно почёсывая в затылке. К его вящему удивлению, крестьяне в этих широтах умудрялись выращивать всё. От картошки и репы до огурцов и лука. Так что его заказ можно было назвать вполне обдуманным. Свежая зелень в этих местах была ещё одним серьёзным источником витаминов. Пока тётка шуршала по дому, он успел приладить к полочкам боковины и, задумчиво оглядев получившуюся конструкцию, покачал головой. Тут просто жизненно необходима была резьба. Для придания лёгкости и завершённости. Разобрав полку, он взял в руку карандаш и принялся аккуратно наносить на боковину рисунок. Вырезать фигурки животных Мишка не собирался. Для этого у него таланта художника не было. А вот изобразить что-то вроде фигурных разрезов – на это его вполне хватит. Представив, как это всё может выглядеть, парень принялся рисовать. Закончив одну боковину, Мишка взял маленький коловорот из набора, оставленного ему Саввой, и принялся сверлить. Медленно, осторожно, так чтобы сверло не выскочило за линию рисунка. Закончив сверловку, парень взял тонкую стамеску и начал срезать дерево в промежутках между отверстиями. К тому моменту, когда картошка сварилась, он успел вычистить первую прорезь. Перекусив, он вернулся к работе. Глафира, умудрившись за полчаса убрать со стола и помыть посуду, присела на лавку неподалёку и принялась сучить пряжу, то и дело поглядывая на его работу. Увлёкшись, Мишка не заметил, что тётка давно уже отложила шерсть в сторону и, подперев щёку ладошкой, не сводит глаз с его рук. – И где ты только такому научился? – удивлённо вздохнула она, не удержавшись. – Сам не знаю. У людей всякое разное из мебели видел, вот и подумал, что для тебя такую сделать надо, – в очередной раз выкрутился он. – Я тут ещё подумал, будет время, я и остальную мебель нам соберу. А то в доме как в сарае. Пара сундуков да лавки. Даже табуреты и то старше меня. – Ты сначала в здоровье войди, столяр, – ласково улыбнулась тётка. – Войду, мама Глаша. Сама же знаешь, раз шевелиться начал, значит, жить буду. Ты вот что скажи. Ленка не заходила? – Вспомнил, – лукаво рассмеялась Глафира. – Прибегала полюбовница твоя. Чуть калитку не вынесла, как в дом летела. – А чего теперь не заходит? – поинтересовался Мишка, с подозрением покосившись на тётку. – Дочка у неё приболела, – отмахнулась Глафира. – Да видела я её. Не сверкай глазом-то. Сказала, что очнулся. Ты лучше скажи, что со скотиной делать станем? – Как это что? – растерялся Мишка. – Коня я по своим делам использовать стану. А про корову мы с тобой уже говорили. – То-то и оно, что говорили. Ну не нужно нам молока столько, Мишенька. Да и кормить её тяжело. – Предлагаешь Марфе отдать? – отложив стамеску, прямо спросил Мишка. Вздохнув, Глафира только потупилась. – Ну, может, оно и правильно, – помолчав, задумчиво проворчал парень. – Как ни крути, а шестеро по лавкам, и все мал мала меньше. Её-то корова что, мало молока даёт? – Мало, – снова вздохнула тётка. – Старая она уже. Того и гляди, совсем доиться перестанет. – А наша сколько ещё протянет? – осторожно уточнил Мишка. – Так года четыре ещё точно сможет. А там как бог даст, – развела Глафира руками. – Ладно. Сведи ей, – махнул Мишка рукой, отлично понимая, что не сможет спокойно жить, зная, что рядом голодают дети. – Спаси тебя Христос, Мишенька, – обрадовалась Глафира. – Одна у меня подруженька осталась, да и та горемычная. Ежели б не ты, с голоду бы померли. – Ой, мама Глаша, только не голоси. И так голова едва успокоилась, – скривился Мишка, которому все эти излияния были совсем не нужны. – Ох, прости, сынок. Прости, – принялась каяться тётка. Страдальчески вздохнув, Мишка вернулся к работе. Но спустя примерно четверть часа раздался осторожный стук в дверь. Глафира, удивлённо посмотрев на парня, легко поднялась и, подойдя, распахнула дверь. Мишка, которому за её спиной не было видно, кто пришёл, но судя по её ехидной интонации, это был тот, кого он будет рад видеть, продолжал заниматься своим делом. Так и вышло, отступив в сторону, Глафира впустила в избу Ленку. Молодую вдову, к которой он регулярно заглядывал и оставался ночевать. – Что, голубка, не снесла душа? – продолжала подтрунивать над ней тётка. – Да входи уж. Входи. Вон, сидит, сокол твой одноглазый. – Да что ж ты такое говоришь-то, Глафира Тихоновна? – смущённо возмутилась Ленка. – Знаешь ведь, целы глаза у него. Заплыли только. – Да знаю, потому и смеюсь, – отмахнулась тётка. – Ступай, а я пока самовар вздую, – проявила она тактичность и, подхватив самовар, вышла. – Ох, Мишенька, – судорожно всхлипнув, выдохнула вдова, бросаясь к нему. – Живой! Слава тебе господи! – Да что ж вы меня все хороните-то? – вдруг возмутился Мишка, откладывая стамеску и обнимая любовницу. – Вот отлежусь, снова как новенький буду. Лучше скажи, что с дочкой? – Простыла егоза, – улыбнулась Ленка сквозь слёзы. – Говорила ей, чтобы не пила воду прямо из ведра колодезного, так не послушала. – У врача были? – спросил Мишка, стараясь ответить на поцелуй и при этом не сильно крутить головой. – Были. Порошок какой-то дал. Легче ей уже. Я потому и принеслась, что спать её уложила. – Денег много потратила? – не унимался Мишка. – Что было, то и отдала. – Погоди, – кивнув, отодвинул её Мишка и, поднявшись, осторожно проковылял к своему оружейному сундуку. Из полученных от атамана семнадцати рублей, десятку он отдал тётке, а остальные оставил себе, на всякие расходы. Достав из старого кожаного подсумка три рубля, он закрыл сундук и, вернувшись к лежанке, сказал, протягивая женщине деньги: – Вот, держи. Купишь ей забаву какую и сладостей. Да и себе чего подбери. Благо хозяйство у тебя крепкое. – Не надо, Мишенька. Я ж не за этим, – смутилась Ленка, и глаза её влажно заблестели.