Глава 104 Уилла лениво потянулась в постели, затем села. Часы показывали три часа ночи. Вскоре она встанет и займется печатью фотографий. Она полностью проснулась и была полна энергии. Интимная близость всегда действовала на нее так. Она оглянулась на Оскара Карлайла, своего обаятельного американского любовника. Он лежал на спине, зарывшись в простыни и закрыв глаза. Любовник, подумала Уилла, поворачивая голову к большим окнам ателье и ночному небу за ними. Как странно звучит для меня это слово. Уилла не любила ни Оскара, ни других мужчин, с кем была близка в Париже. Жаль, конечно. Ей искренне хотелось полюбить этого музыканта. – Я люблю тебя, Уилла. Она вступала в интимную связь с мужчинами, но в глубине души сознавала: она отдает им лишь свое тело, но не сердце. Этого она не могла. У нее не было сердца. Она отдала его Шейми, а Шейми погиб. – Я люблю тебя, Уилла. Ее окутало черной, удушающей волной горя. Она не могла смириться со смертью Шейми. Не знала, как дальше жить в мире, где его нет. Мысленно она по-прежнему вела с ним разговоры. Вместе с ним наслаждалась закатами. Рассказывала о своей работе, делилась мечтами однажды вернуться на Эверест. И Шейми отвечал ей. Как он мог исчезнуть из мира живых? Ей на спину легла рука. Уилла даже подпрыгнула от внезапности. – Где ты, Уилла. Куда ты исчезла? – спросил Оскар. – Никуда, – улыбнувшись, ответила она и повернулась к нему. – Я здесь. – Я говорил, что люблю тебя. Целых пятнадцать раз. Уилла наклонилась и поцеловала Оскара в губы, но ничего не ответила. – Я проголодался, – признался Оскар. – В твоем ателье водится хоть какая-то еда? – Вроде шоколад остался. И апельсины. Оскар вылез из постели. Он был моложе Уиллы – всего двадцать семь. Она любовалась его прекрасным, бронзовым, мускулистым телом. Их связь началась более трех месяцев назад. В тот день Уилла фотографировала его для «Лайфа», после чего они замечательно провели время, под конец оказавшись в одной постели. Оскар был добрым, умным и забавным. Уилле нравилось, проснувшись ночью, протянуть руку и ощутить рядом его теплое тело. Через две недели он вернется в Рим. Уилла знала, что будет по нему скучать. Оскар подхватил со стула ее шелковое кимоно и надел на себя. – Вы выглядите очень соблазнительно, мадам Баттерфляй, – пошутила Уилла. Взяв журнал, Оскар стал обмахиваться им, как веером. Затем, подражая походке гейши, прошел туда, где стояла глубокая тарелка с апельсинами. Уиллу это рассмешило. Оскар принес несколько апельсинов и полплитки шоколада в серебристой фольге, захватив и бутылку вина. Одну они уже распили. – Ну и холодина здесь! – воскликнул Оскар, завязывая кушак кимоно. Он прошел в дальний конец комнаты, где возле окон стояла небольшая чугунная плита, открыл дверцу и подбросил угля. На обратном пути к постели он задержался возле рабочего стола, где были разложены недавние снимки Уиллы. Несколько минут Оскар молча разглядывал фотографии. Некоторые он брал в руки и качал головой, бормоча: – Черт бы тебя побрал, Уилла! Уилла знала, на что он смотрит. Эти снимки она делала пару дней назад в борделе. Фотографии запечатлели проституток днем, до начала их работы. Они стирали постельное и нижнее белье, готовили еду, ели и смеялись. Возились со своими детьми. Снимки Уиллы показывали их обычными людьми. – Изумительно! – тихо произнес Оскар. – Просто потрясающе! У критиков крыша съедет. – В положительном или отрицательном смысле? – спросила Уилла, улыбаясь его сочному бруклинскому акценту. – В обоих. Бесстрашная ты женщина, Уилла, – сказал Оскар, возвращаясь в постель. – И дело не в твоей смелости. Просто тебе ровным счетом наплевать, что́ может случиться с тобой. Ты не боишься, что шлюхи могут сделать из тебя отбивную. Тебя не пугают цыгане, полицейские и критики. – Он хмуро покосился на апельсин, после чего отломил большой кусок шоколада. – А еще какая-нибудь еда в твоем доме существует? – Сомневаюсь. – Неудивительно, что ты такая тощая, – сказал Оскар, отламывая второй кусок и отправляя Уилле в рот. – Вечером поедем ко мне. Я приготовлю стейк-фри. – Звучит заманчиво. Пожалуй, я соглашусь. Пока Оскар наливал вино, Уилла потянулась к ночному столику, где у нее стоял пузырек с таблетками. Она хотела незаметно проглотить две, чтобы притушить боль, до сих пор терзавшую ее при воспоминаниях о Шейми. Однако Оскар заметил: – Опять таблетки? – Мне они нужны. Снять боль. – Какую боль? Где? – В ноге. – Нет, – покачал головой Оскар. – Не в ноге. – Его ладонь легла Уилле на грудь – туда, где находилось сердце. – У тебя болит здесь. Уилла отвернулась. Ей не хотелось говорить об этом. Но Оскар нежно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе: – Посмотри на меня, Уилла. Почему ты такая печальная? Всегда печальная? Тощая и печальная. – Он взял ее за руку и поцеловал внутренний сгиб локтя. – Почему твои руки выглядят подушечками для булавок? Почему ты горстями глотаешь эти таблетки? – Оскар, не надо… – Потому что ты кого-то потеряла? На войне? Да, я знаю. Я видел снимок этого парня. Там, на стене. Не ты одна кого-то потеряла. У каждого найдется кто-то погибший… Но ведь ты нашла меня, а я нашел тебя, – помолчав, добавил он. – Это уже что-то. Это тебе поможет, если не будешь отгораживаться. Оскар отправил себе в рот последний кусок шоколада, затем соорудил из фольги кольцо, ногтем сделав выпуклость, означавшую бриллиант. Надев кольцо на палец Уиллы, он сказал: – Уилла, выходи за меня замуж. – Прекрати, дурачок. – Я серьезно. Даже очень серьезно. Выходи за меня. – (Уилла покачала головой.) – Не упрямься, Уилла. Будь моей женой. Я вытащу тебя из этого болота. Поедешь со мной в Рим. Подыщем уютный домик с центральным отоплением. У тебя будет сад и кухня. Я куплю тебе фартук и сервиз… – (Уилла расхохоталась.) – И пылесос. – Оскар понизил голос. – Я не шучу. У нас будут дети. Тосты по утрам. Нормальный обед. Мы будем жить как нормальные люди. – Оскар, все это звучит очень красиво. В самом деле, – тихо призналась Уилла. Ее глубоко тронуло, что Оскар заботится о ней и хочет сделать счастливой. – Так оно и будет. Обязательно будет. Только сделай первый шаг. Оставь своего призрака на кладбище. Его место там. А сама сделай первый шаг. Уилла знала, что Оскар не шутит. Хороший человек, талантливый музыкант и чертовски обаятельный. Большинство женщин пошли бы на что угодно, только бы услышать от него предложение замужества. – Соглашайся, Уилла. Выходи за меня, – сказал он, крепко обнимая ее. – Я люблю тебя как безумный. Что ты на это скажешь? Я бросаю тебе спасательный канат. Не делай глупости. Хватайся за него. Возможно, Оскар прав, а она ошибалась. Возможно, судьба давала ей шанс. Им обоим. Никакие прежние ухищрения не помогли ей забыть Шейми, но опять-таки она и не делала никаких радикальных шагов. Сделай ей предложение кто-нибудь другой, она бы сочла это безумством или глупостью. Быть может, замужество принесет ей счастье. Жизнь в доме, где есть центральное отопление и пылесос. Вдруг у нее получится? Уж если на то пошло, она была перед Оскаром в долгу за всю его заботу. – Хорошо, Оскар. Ты прав. Почему бы и нет? Да, я выйду за тебя. Глава 105 В кабинет премьер-министра Ллойд-Джорджа заглянула его секретарша Аманда Даунс: – Прошу прощения, сэр, но вас и членов кабинета ждут внизу для фотографирования с немецкой торговой делегацией. Ллойд-Джордж, сменивший на этом посту Асквита, вместе с остальными членами кабинета слушали витиеватое выступление Эндрю Бонара Лоу, канцлера казначейства. Оно касалось предложенного правительством бюджета. – Благодарю вас, Аманда, – сказал премьер-министр и повернулся к министру торговли Арчибальду Грэму. – Напомните мне, Арчи, зачем мы участвуем в этом цирке. Это ведь было вашей затеей? И с какой целью? – Восстановить торговлю с Германией. Взаимное снятие эмбарго. Займы. Отмена тарифов, – ответил Грэм. – Как всегда, деловые интересы превыше всего, – язвительно заметил Джо Бристоу. – Совершенно верно. Немцам нужен наш чай. А нам – их мотоциклы. – И ничто не сдвинется с места, пока мы не оставим позади незначительный инцидент. – Незначительный инцидент? – изумился Грэм. – Что вы имеете в виду?