– Дядя Шейми, мы уходим. Ты с нами? Шейми ответил, что да, затем снова повернулся к Уилкоттам: – Мисс Уилкотт, возьмите меня за руку. Когда вас поддерживают с обеих сторон, вам легче будет идти. Знаю по собственному опыту. Я пережил снежную слепоту. Это было во время первой экспедиции в Антарктику. Меня водили, как ягненка. Дженни взяла Шейми за руку. Вдвоем с отцом они вывели ее из приемной в длинный угрюмый проход, ведущий из тюрьмы на улицу. – Фиона рассказала нам о ваших злоключениях, – сказал Шейми, пока они шли по коридору. – Скорее всего, вы и есть та Дженни, которая пела «Abide with Me»? – Дженни, ты пела? – удивился преподобный Уилкотт. – Ты говорила мне про насильственное кормление, но этот момент упустила. Я рад, что ты выбрала этот прекрасный старый гимн. Должно быть, он несколько утешил ту несчастную. – Знаешь, папа, мною двигало не столько утешение, сколько желание противостоять, – ответила Дженни. – Да, я пела той женщине. Но и ее мучительницам тоже. Пусть знают: что бы они с нами ни делали, им нас не сломить. – Что такое насильственное кормление? – спросил Шейми. – И почему надзирательницы вдруг стали насильственно кормить узницу? – Мистер Финнеган, а вы что, не читаете лондонских газет? – задала встречный вопрос Дженни, в голосе которой появилось раздражение. – Конечно же читаю. Но их нелегко достать в Нью-Йорке, Бостоне или в Чикаго, не говоря уже о Южном полюсе. Я вернулся в Лондон всего месяц назад. – Простите, мистер Финнеган. Я вторично вынуждена извиняться перед вами. Сегодня был очень напряженный день, – сказала Дженни. – И я вам второй раз говорю, мисс Уилкотт, вам не за что извиняться. Говоря, Шейми повернулся к Дженни и посмотрел на ее синяк. Ему показалось, что ее глаз заплыл еще сильнее. Он знал, насколько болезненными бывают такие синяки. – Женщина, которую насильно кормили надзирательницы, тоже принадлежит к движению борцов за права женщин, – начала Дженни. – Она повредила экипаж мистера Асквита, за что ее и арестовали. Она находится в тюрьме уже месяц и намерена голодать, пока не умрет. – Зачем ей это понадобилось? – В знак протеста. И чтобы привлечь внимание к борьбе за женское равноправие. Молодая женщина, уморившая себя голодом в тюрьме. Газетчики сделают из этого проникновенные статьи, на которые откликнется общественное мнение. Мистеру Асквиту и его правительству станет очень не по себе. – Но если женщина не хочет есть, ее нельзя заставить. Дженни повернулась к Шейми и оглядела его здоровым глазом: – Представьте себе, можно. Это варварская процедура, мистер Финнеган. Вы уверены, что хотите узнать о ней? Ее вопрос и этот оценивающий взгляд взбудоражили Шейми. Неужели она думает, что он не совладает с услышанным? Он справился с Африкой и Антарктикой. Совладал с цингой, снежной слепотой и обморожением. Совладает и с рассказом о варварской процедуре. – Да, мисс Уилкотт, я уверен, – сказал Шейми. – Тогда слушайте. Узницу, объявившую голодовку, сначала нужно лишить возможности сопротивляться. Для этого ее туго пеленают, завернув в одеяло. Тогда уже не побрыкаешься и руками не помашешь. Естественно, узница не желала покоряться надзирательницам и тюремному врачу и сопротивлялась единственным доступным ей образом – плотно сжав губы. Иногда узникам в рот вгоняют металлический расширитель, насильственно раздвигая губы, и таким образом кормят. А иногда в ноздрю вставляют резиновую трубку и проталкивают в глотку. Думаю, мне не надо объяснять, насколько это болезненно. Потом врач вводит через трубку питание. Обычно это молоко с размолотой в порошок овсянкой. Если женщина в этот момент лежит спокойно, она может дышать. Если нет… возникают другие сложности. Когда требуемое количество пищи влито в пищевод, трубку убирают и узницу развязывают. Если она исторгает пищу, врач повторяет процедуру. У Шейми забурлило в животе. – Вы правы, мисс Уилкотт. Процедура и вправду жуткая. Шейми поймал и выдержал ее взгляд. И тут до него дошло: Дженни знала о насильственном кормлении не с чужих слов. Мысль о возможных причинах подобных знаний заставила его содрогнуться. – С вами ее тоже проводили, да? – спросил он. Он тут же пожалел о своем вопросе. Такие вопросы не задают женщине, с которой едва успел познакомиться. – Да, проводили. Дважды, – не дрогнув, ответила Дженни. Ее искренность поразила Шейми. – Дорогая, быть может, ты найдешь более приятную тему для разговора с мистером Финнеганом? – мягко предложил дочери преподобный Уилкотт. – Смотри. Мы достигли выхода. Выбрались из логова льва на свет Божий. Совсем как пророк Даниил. Шейми посмотрел вперед. Они достигли конца длинного каменного прохода и теперь находились вне тюрьмы. Его близкие еще не уехали. Быстро темнело. На улице уже горели фонари. Фиона сидела на скамейке, закрыв глаза. Рядом пристроилась Кейти, лихорадочно строча в блокноте. Джо, скорее всего, отправился на поиски экипажа. Когда ехали сюда, улица была запружена экипажами, и кучер не смог подъехать к самой тюрьме. У скамейки Харриет Хэтчер курила очередную сигарету, а рядом стояли Макс и Мод. Макс что-то рассказывал, а Мод громко хохотала. – Я пойду искать кеб. Мистер Финнеган, вы не побудете с Дженни, пока я хожу? – спросил преподобный Уилкотт. Шейми охотно согласился. – Мисс Уилкотт, вам лучше присесть, – сказал он. Идя к скамейке, они миновали фонарь, и Шейми еще раз оглядел лицо Дженни, после чего присвистнул. Синяк и в самом деле стал еще больше и чернее. Шейми поморщился. – Что, так плохо? – спросила Дженни. – Не то слово. Ужасно. – Ну спасибо, – засмеялась Дженни. – Большущее спасибо. А о таком словечке, как «тактичность», вы слышали? Шейми тоже засмеялся. Посмотрев на Дженни сейчас, он увидел еще кое-что. Дженни была очень миловидной, чего не мог испортить даже синяк. Потянулись секунды неловкого молчания. Шейми вовсе не хотелось, чтобы их разговор на этом прервался, и он быстро нашел новую тему: – Ваш отец вскользь упомянул, что возглавляет один из приходов Ист-Энда. – Так оно и есть. В Уоппинге. Церковь Святого Николаса. Вы знакомы с этим святым? – Нет. Шейми вдруг испугался, что сейчас услышит скучный назидательный рассказ о жизни святого и совершённых Николасом чудесах, после чего ему настоятельно посоветуют ходить в церковь по воскресеньям, однако Дженни снова его удивила. – Святой Николас – покровитель моряков, воров и проституток, – сказала она. – Для нас – просто идеальный святой, поскольку Уоппинг изобилует всеми тремя категориями. Видели бы вы Хай-стрит субботним вечером. Шейми опять засмеялся: – И давно вы живете в Уоппинге? – Да вот уже двадцать пять лет. Во всяком случае, мой отец. Когда он взял этот приход, церковь находилась в запустении. Прихожан было совсем мало. Отец вдохнул в нее новую жизнь. Около двадцати лет назад мама открыла школу для детей с окрестных улиц. Шесть лет назад эстафета перешла ко мне. Сто процентов наших учеников остаются в школе до четырнадцати лет. А двадцать процентов выпускников затем идут в ремесленные школы. Конечно, в одиночку мы бы не потянули, – продолжала Дженни. – Знайте, мистер Финнеган: школа продолжает существовать в основном благодаря щедрым пожертвованиям ваших сестры и шурина. По сути, это не только моя, но и их школа. На их деньги мы сумели купить еще десять парт и классную доску. Шейми очень заинтересовало то, чем занималась Дженни. Он хотел поподробнее расспросить ее, но они уже подошли к скамейке. Фиона и Кейти пододвинулись, освобождая место для Дженни. Харриет, Макс и Мод, докурив сигареты, тоже подошли к ним. – Дженни, вы говорили о школе? – спросила Фиона, открыв усталые глаза. – Да. Рассказывала вашему брату о ваших с Джо пожертвованиях. Фиона устало улыбнулась и указала на афишу на стоящем омнибусе: – Я тоже думала о школе. Смотрю, малышка Джози Мидоуз, ваша бывшая ученица, добилась неплохих успехов. «Принцесса Зема, самая загадочная загадка Древнего Египта». Загадочная и загадка. Оцените ее достижения. Дженни взглянула на афишу и вздохнула: – Полагаю, она достигла успехов. Если, конечно, считать успехами танцы в полуголом виде и заигрывание с преступным миром. – С преступным миром? – переспросила Фиона. – В полуголом виде? – подхватил Шейми. – Принцесса Зема. Откуда мне известно это имя? – удивилась Харриет. – Потому что оно красуется в Лондоне на каждой афишной тумбе, телефонном столбе и омнибусе, – качая головой, сказала Дженни. – А в главной роли – моя бывшая ученица Джози Мидоуз. – В роли принцессы Земы, – сказала Фиона. – Восемьдесят экзотических танцовщиц, двадцать павлинов, две пантеры и питон воскрешают историю египетской принцессы, выкраденной из ее дворцовой спальни накануне свадьбы и проданной в рабство лживым, жестоким и преступным фараоном. – Сюжет просто сказочный, – пошутил Макс. – Боже мой, Фиона, а вы откуда все это знаете? Неужели смотрели постановку? – спросила Дженни. Фиона покачала головой: – Чарли, мой старший сын, принес домой афишу. Уж не знаю, где он ее раздобыл. Я сразу же отобрала. Весьма сомнительная афиша, если не сказать, непристойная. – Джози была не просто моей ученицей, – сказала Дженни, поясняя ситуацию Шейми и остальным. – Она была мне как сестра. В школу она пришла десятилетней. Сейчас ей девятнадцать. Она всегда рвалась на сцену. Теперь она там. Экзотическая танцовщица. Как мне говорили, она исполняет танец с вуалью, прикрывающей почти целиком обнаженное тело. – А в чем выражается ее заигрывание с преступным миром? – спросила Фиона. – Ходят слухи, что на нее положил глаз Билли Мэдден, – почти шепотом ответила Дженни. – Билли Мэдден, – мрачно повторила Фиона. – Боже, какая же она глупая девчонка! Даже не знает, куда вляпалась. Фиона и Шейми переглянулись. Они оба знали, что Билли Мэдден – самый могущественный из главарей лондонского преступного мира. Их брат Сид, некогда сам возглавлявший преступный мир Восточного Лондона, рассказывал им, что более жестокого и коварного человека он не встречал. – Думаю, знает, – печально возразила Дженни. – Я недавно видела ее. Бриллианты на пальцах и ссадины на лице.