– А как же Дженни? Шейми забыл о пряжке. Несколько секунд он смотрел в пространство, затем повернулся к другу. Альби никогда не заговаривал об отношениях Шейми и Уиллы. Даже не упоминал. Шейми привык думать, что тот вообще ничего не знал об этом. Оказывается, знал. И следом Шейми догадался еще кое о чем. – Альби, это ведь твоих рук дело? – тихо спросил он. – Это ты потребовал, чтобы Уилла уехала. Покинула Лондон. И меня. Я всегда думал, что это случилось с чьей-то подачи. Письмо Уиллы… ее решение уехать… оно было таким внезапным. – Шейми, у меня не было выбора. Это пагубно действовало на тебя, на Уиллу и на Дженни. Как-то вечером я заглянул к вам. Тебя не застал. Только Дженни. Вид у нее был очень расстроенный. Шейми, она знала о вас. Знала и при этом носила твоего ребенка. Вы с Уиллой – самые значимые для меня люди во всем мире. Разве я мог не вмешаться? Мог позволить вам и дальше уничтожать себя и тех, кто рядом?.. Представляю, как ты зол на меня, – сказал Альби, взглянув на него. Шейми испытал двойной удар: от признания друга и от мысли, что он сам принес Дженни столько горя. – Нет, Альби, на тебя я совсем не зол. Я зол на себя. Я и не подозревал, что Дженни знает, – с грустью произнес он. – Я думал, мне удается держать это в тайне от нее. – Прости. Я лишь разбередил тебе старую рану. Я сделал ошибку. Мне нельзя было говорить об этом. – Нет, Альби. Это я сделал ошибку. Даже несколько. Одной была женитьба на Дженни. А другой – возобновление встреч с Уиллой. Я пытался все исправить. Изо всех сил старался быть хорошим мужем и хорошим отцом. Когда война закончится, я снова попытаюсь. – Поиски Уиллы… это похоже на попытку быть хорошим мужем? – удивился Альби. – Альби, прекрати! – рассердился Шейми. – Я отправляюсь в пустыню не ради возобновления любовных отношений. Как, по-твоему, я должен поступить? Торчать в здешнем госпитале, пока она гниет в турецкой тюрьме? Пока надзиратели избивают ее, морят голодом… или вытворяют с ней нечто похуже? – Лоуренс будет ее искать. Если она жива, он ее найдет. Шейми невесело рассмеялся: – И рискнет своим положением? Своими воинами? Накануне атаки на Дамаск? Сомневаюсь. Лоуренс – солдат до мозга костей. Ты это знаешь не хуже меня. Как бы ему ни хотелось вызволить Уиллу, он не станет рисковать тысячами жизней ради спасения одной. – Ты не должен этого делать. – Да что за чертовщина с тобой творится, Альби?! Не хочешь, чтобы я нашел твою сестру?! – восклинул Шейми и тут же пожалел о своих словах. По Альби было видно, как больно они его ударили. – Разумеется, я хочу, чтобы ее нашли. Я помню, что она моя сестра. В последние годы мы с ней не ладили, но ее судьба меня очень волнует, – тихо сказал Альби, глядя себе под ноги. – Но я не думаю, что ты ее найдешь. В лучшем случае это будет ее тело. Я попытаюсь сделать то же самое отсюда, с помощью местных помощников: бедуинских торговцев, турецких осведомителей и прочих. Мне хочется, чтобы ты помог мне в этом. Остался бы здесь и… – Он не договорил. – И – что? – Боюсь того, что в конечном итоге это вас погубит. Вы с Уиллой губите друг друга. Я так всегда думал. С детства, когда мы все плавали на яхте моего отца. В Кембридже, когда вы с ней полезли на купол церкви. Потом это восхождение на Килиманджаро. Тогда вы были на краю гибели. И потом, в Лондоне. Мне казалось, вы разобьете друг другу сердце. Эта опасность не исчезла. Я не понимаю этого безумия между вами. Наверное, вы называете его любовью. Оно едва не уничтожило Уиллу в Африке и в Лондоне. Шейми, возможно, ее уже нет в живых. Я это знаю. Ты тоже, но ты отказываешься принять факт ее смерти. Сейчас ты готов опрометью кинуться в пустыню, затеяв немыслимые поиски. Если враги тебя схватят… ты сам знаешь, что́ с тобой будет… – У Альби дрогнул голос. – Альби, у меня нет выбора. Неужели ты не понимаешь? Она мое сердце и душа. Есть шанс, что она по-прежнему жива. Пусть совсем ничтожный, но, пока он существует, я не могу ее бросить. Не могу. – Я знал, что не сумею тебя отговорить, – тяжело вздохнул Альби и достал из кармана брюк сложенный лист бумаги. – Вот карта тамошних мест. Самая последняя, какой мы располагаем. Если тебя схватят, сразу же ее уничтожь. Шейми взял карту, потом крепко обнял Альби: – Я вернусь. И она тоже вернется. А в мое отсутствие ты оторви свою тощую очкастую задницу от стула и поймай этих шпионов. Слышишь? Не хочу, чтобы мой новый корабль постигла участь прежнего. Сказав это, Шейми забрался на верблюда, и они двинулись в путь. Из-за стены донеслись гортанные выкрики муэдзина, сзывавшие правоверных на молитву. Альби не был религиозным, но его всегда трогала красота и эмоциональность голоса муэдзина. Когда поднялось солнце, залив золотистыми лучами окрестные дюны, Альби вознес свою краткую молитву. Он попросил Бога уберечь Уиллу и Шейми – двух самых дорогих ему людей – и следить за их безумной и безответственной любовью. К этой просьбе Альби добавил еще одну: оградить его самого от подобного безумия. Глава 62 Фиона застыла перед входом в госпиталь Уикершем-Холл. Они с Джо финансово поддерживали госпиталь и часто приезжали сюда. Но Фиона и подумать не могла, что однажды в числе пациентов Уикершем-Холла окажется ее старший сын. Рано утром она приехала сюда из Лондона вместе с Джо и Сидом. На станции их встретил экипаж. Подъехав к зданию госпиталя, Фиона вышла первой и ждала, пока Сид с кучером выгрузят коляску Джо и усадят туда его самого. Затем вместе с мужем и братом подошла к дверям и вдруг почувствовала, что не может войти внутрь. Минувшим вечером к ним приехал Сид – сообщить ей, Джо и остальным членам семьи о случившемся с Чарли. Вся семья сидела в гостиной у камина. Час был довольно поздний, и когда раздался стук в дверь, Фиона похолодела. Она вскочила и стала ждать появления мистера Фостера. Когда у тебя сын в армии, невольно будешь бояться каждого стука в дверь. – Слава Богу, он жив! – воскликнула она, увидев вошедшего Сида. – Телеграмму о гибели сына посылают родителям, а не дяде. – Все живы, – сказал Сид, закрывая за собой дверь. – Но что-то стряслось, правда? Иначе ты бы не приехал к нам так поздно, – возразила Фиона и внутренне приготовилась услышать неприятную новость. Вначале Сид попросил сестру сесть. Это сразу подсказало ей: новость будет не просто неприятная, а очень неприятная или даже страшная. Так оно и случилось. Едва услышав слова Сида о Чарли, Фиона заплакала и весь вечер не могла успокоиться. Она хотела немедленно отправиться в госпиталь, но Сид был против. – Он только сегодня к нам поступил, – сказал брат. – Дай ему выспаться. Может, сон в тихой, безопасной обстановке его успокоит. На вокзал Паддингтон они приехали еще затемно, отправившись в Оксфорд первым поездом. Младших детей Фиона вручила заботам миссис Пиллоуэр. Кейти училась и жила в Оксфорде. Фиона смотрела на массивную двустворчатую дверь. Она бывала здесь ранее, приезжая в гости к Мод. То счастливое время казалось сейчас совсем далеким, принадлежащим другой жизни. Фиона вспомнила двери другой больницы. Это было еще раньше. Тогда она, семнадцатилетняя девчонка, едва войдя внутрь, помчалась по лестнице в палату к искалеченному, умирающему отцу. – Не могу, – покачала головой Фиона. – Не могу, и все. Джо, сидевший в коляске, взял ее за руку: – Любовь моя, ты должна. Ты нужна Чарли. – Ты прав, – согласилась она. Приободрившись, Фиона улыбнулась мужу и открыла дверь. Индия уже ждала их. Она молча обняла Фиону и Джо, затем вместе с Сидом проводила их в палату Чарли, находящуюся почти в самом конце коридора. Войдя, Фиона увидела несчастного молодого человека, сидящего на кровати. Бледного, тощего, как огородное пугало, и безостановочно дрожащего. Его взгляд был уперт в стену. – А где же Чарли? – спросила изумленная Фиона. – Фи… это и есть Чарли, – сказал Сид, обняв ее за плечи. Фиона почувствовала, как ее сердце разрывается на части. Она спрятала лицо в ладонях. С губ сорвался негромкий стон, больше похожий на звериный. Несколько раз глубоко вдохнув, она опустила руки. – Этого не может быть, – прошептала она. – Как такое случилось? Как? Ты знаешь? – спросила она. – Да, Фиона, мы знаем, – ответил Сид. – Мы с Индией вчера прочли анамнез Чарли. – Расскажи, – потребовала Фиона. – Фи, это было тяжело читать. Возможно, слушать будет еще тяжелее. Вряд ли… – Расскажи ей. Мне. Мы должны знать, – потребовал Джо. Сид кивнул, вывел их из палаты и стал рассказывать: – Из донесения полкового врача мы узнали, что перед нападением на отряд Чарли он целых пять месяцев провел в окопах на передовой. Условия были тяжелейшие, но он стойко выносил все тяготы. Чарли неоднократно ходил в атаку на вражеские позиции. Как-то утром – час был совсем ранний – немцы начали обстрел окопов. Вблизи Чарли разорвались два снаряда. Первым взрывом его оглушило. Второй убил его фронтового друга Эдди Истона. На Чарли попала кровь Эдди и куски его тела… – Сид замолчал и откашлялся. – Простите… – Продолжай, – прошептала Фиона, стоя со стиснутыми кулаками. – Казалось, Чарли потерял рассудок. Он кричал, не в силах остановиться, и пытался стряхнуть с себя кровь и останки погибшего товарища. Затем он попытался заползти в окоп, но командир не позволил. Фамилия командира Стивенс. Лейтенант Стивенс. Этот лейтенант наорал на Чарли, требуя, чтобы он вернулся на поле боя. Однако Чарли застыл на месте. Стивенс называл его трусом и угрожал расстрелять за дезертирство, а Чарли лишь продолжал кричать и дрожать. Поблизости разорвался еще один снаряд. Чарли сжался в комок. Стивенс схватил его и поволок на передовую. Там, на ничейной территории, он привязал Чарли к дереву и продержал семь часов, сказав, что это вправит ему мозги и сделает мужчиной. Когда обстрел прекратился и Стивенс наконец приказал привести его обратно, Чарли впал в кататонический ступор. Двое солдат, посланных за ним, говорили, что он не отвечал на их вопросы и вообще никак на них не реагировал. Солдаты принесли его в окоп, поскольку идти он не мог. Там Стивенс снова набросился на Чарли: кричал, бил по щекам. Безрезультатно. Тогда лейтенант распорядился комиссовать Чарли. Выслушав рассказ Сида, Фиона повернулась к мужу и увидела, что тот сидит опустив голову и плачет. Ее прекрасный, смелый Джо, который не проронил ни слезинки, когда преступник ранил его, лишив возможности ходить, сейчас трясся от рыданий. На нетвердых ногах Фиона вернулась в палату Чарли. Сделала один робкий шаг, потом второй, пока не оказалась возле его койки. Опустившись на колени, она нежно взяла сына за руку: – Чарли! Чарли, любовь моя! Это я, твоя мама. Чарли не отвечал. Он все так же упирался взглядом в стену и трясся, не осознавая своей дрожи. Фиона делала все новые попытки достучаться до сына. Сжимала его руку. Касалась щеки. Потом взяла его трясущиеся руки и поцеловала. Но Чарли по-прежнему ее не узнавал. Он не осознавал ни себя, ни окружающий мир. Когда смотреть на это стало выше ее сил, Фиона уткнулась головой в ноги сына и заплакала. А она-то думала, что прошла через все ужасы, через какие способен пройти человек. В юности она лишилась родителей и младшей сестры. Затем потеряла любимого первого мужа Николаса и едва не потеряла Джо, в которого преступник всадил две пули. Оказывается, на этом ее ужасы не закончились. Ее нынешняя боль не шла ни в какое сравнение с болью и муками прошлого. Ее нынешнее состояние было для нее совершенно новым и оттого еще более страшным. Это была боль матери, видевшей, во что превратился ее драгоценный ребенок. Впервые в жизни Фиона вдруг поняла, что не знает, как ей быть. Она не знала, сумеет ли подняться с колен, сумеет ли дышать. Она не знала, как ей выдержать то, что выдержать невозможно. Глава 63 Уилла Олден ждала смерти. Она надеялась умереть, просила смерть прийти за ней, а иногда, в темноте камеры утратив представление о времени, даже умоляла. Но смерть не приходила.