Она ждала меня в Зеленой комнате, и с первого взгляда я почувствовал в ней ту же жажду. Как только я переступил порог, меня окружила толпа людей, спешивших поздравить с успехом. Я проигнорировал их, целеустремленно и решительно шагая к Вайолет. – Могу я с тобой поговорить? – попросил я низким голосом, похожим на рычание. Она приоткрыла губы и хрипло выдохнула. – Да, – прошептала она. – Да. Я взял ее за руку и повел к выходу, хотя хотелось уподобиться пещерному человеку и перекинуть ее через плечо. Возле Зеленой комнаты для меня был отведен номер-люкс. Я запер за нами дверь, молча поднял Вайолет и усадил на длинную стойку, тянувшуюся вдоль стены. Юбка и футболка тесно облегали ее фигуру, ничего не скрывая. Я встал между ее ног, яростно целуя, терзая, запуская руки в ее волосы, в то время как она дергала пуговицы на моих джинсах, ее желание было таким же диким, как и мое. – Одно дело видеть тебя на разогреве у Эда, но ты… – выдохнула она между поцелуями, стягивая с меня футболку. – Все эти люди здесь ради тебя. Теперь я знаю, почему рок-звезды получают столько секса, сколько пожелают. Почему девушки бросают трусики и показывают сиськи. Теперь я понимаю. Ее руки шарили по всему моему разгоряченному телу. – Это было самое сексуальное зрелище в моей жизни. У меня не нашлось слов, и я крепко поцеловал ее, впиваясь в сочные губы, красные, сладкие. Во мне просыпалось что-то первобытное. Я хотел заполучить ее. Обладать ею. Годами я пел для нее, с самого детства, каждый мой вздох был наполнен поклонением ей. И когда наконец я заполучил ее, нас разлучили, заставили изнемогать от желания на расстоянии многих миль. Сердце тосковало и страдало от любви. Но теперь она рядом, мое сердце и душа могли расслабиться, пока мое тело возобладало над разумом. Я хотел трахнуть ее жестко и грубо. Больше никакой поэзии. Никакой музыки, кроме стука мебели, ее криков удовольствия, шлепков по коже и моего собственного дикого рычания, когда она наконец стала моей. Я скользнул ладонями по ее бедрам и добрался до шелковых трусиков, уже влажных. Я спустил джинсы, одновременно вытаскивая из кармана презерватив и успевая надеть его еще до того, как штаны оказались на полу. Одну ладонь я положил ей на щеку, а второй скользнул под ее попку, подтягивая к краю барной стойки. Вайолет раздвинула ноги шире, впуская меня, и вскрикнула от резкого толчка внутрь. – Да, – выдохнула она, опуская руки и впиваясь пальцами мне в бедра, прижимая меня ближе, глубже. Я склонился над ней, одной рукой придерживая ее ногу, а второй упираясь в холодный мрамор. Ви практически кричала от экстаза, доводя до исступления наше безумное, грубое единение. – Миллер, я… – Все ее тело напряглось, она оборвала себя на полуслове, обвила меня руками и ногами, крепко стискивая в объятиях. Сжалась вокруг меня от нарастающего оргазма. Я чувствовал его приближение и желал его. Был жадным до всего, что она могла мне предложить. Я замедлил толчки и почти полностью вышел, а затем вновь погрузился в нее, дразня, доводя до исступления. Она вцепилась в меня пальцами, скрестила ноги на моей талии, впилась зубами мне в шею в тщетной попытке заглушить рвущийся наружу крик удовольствия, когда оно накрыло ее мощной волной. Мое собственное наслаждение было не менее мощным. Я отдался ему без остатка, последний раз вонзаясь в Вайолет яростным, безумным толчком, пока по позвоночнику не промчался обжигающий разряд электричества, яркой вспышкой устремившийся в место единения наших тел. Я стиснул зубы, впиваясь пальцами в ее бедра так, что останутся синяки, но я не хотел ее отпускать. «Она здесь. Она моя». – Да, – выдохнула Вайолет, запустив пальцы мне в волосы. – Да, кончи в меня. Мое тело повиновалось. С последним судорожным толчком я кончил, освобождаясь от напряжения, и тяжело опустился на нее. Несколько мгновений было слышно лишь наше хриплое дыхание и приглушенные звуки вечеринки в Зеленой комнате. Вайолет медленно отпустила меня, руки и ноги ослабли и отяжелели. – Господи Иисусе, Миллер… – произнесла она с усталым смешком, мы оба обливались потом и тяжело дышали. – Я только что переспала с героем эротических фантазий всех твоих поклонниц. – Ее голос смягчился. – За исключением того, что мне принадлежит не только твоя знаменитая сторона. Я лениво рассмеялся, уткнувшись ей в шею. – Даже та собственническая сторона, которой бы гордились наши пещерные предки. – Мне она нравится, – призналась Вайолет, чуть оттолкнув меня, чтобы поцеловать и обвести пальцем линию подбородка. – Нет, я ее обожаю. Обожаю, как ты занимаешься со мной любовью, как трахаешь меня и как при этом все равно даришь ощущение безопасности, несмотря ни на что. Я чувствую, как сильно ты меня любишь, даже когда превращаешься в зверя. – Она прикоснулась пальчиками к начавшему проявляться небольшому синяку на своем бедре. – Я совсем не хотел причинить тебе боль… – встревоженно произнес я. – Но я не против. Наоборот, мне хочется быть отмеченной тобой. Внутри и снаружи. Потому что для меня не существует больше никого, Миллер. Никогда не существовало и никогда не будет. Ее слова глубоко запали мне в сердце, и на этот раз там и остались. Я им поверил. И ей. – Как же долго я этого хотел, Ви. Годы. – Я тоже. Нам потребовалось много времени, чтобы во всем разобраться. Я провел большим пальцем по ее губам, припухшим от поцелуев. – Наконец-то мы с этим справились. 31 Вайолет Мы взяли себя в руки и вернулись в Зеленую комнату, присоединившись к остальной группе, нескольким VIP-фанатам и прессе. Я была уверена, что все поймут, чем мы занимались, но вокруг царил адреналин после выступления и атмосфера праздника. Миллер задержался, чтобы сделать несколько фотографий, после чего мы вернулись в наш номер. Доктор Брайтон провел осмотр и пополнил резервуар с инсулином, прикрепленный к животу, чтобы предупредить последствия после концерта и праздничного ужина. Доктор строго посмотрел на нас. – Нам нужно учитывать любые «нагрузки», которые, возможно, возникнут сегодня вечером. Миллер покачал головой. – Слишком устал. Кроме того, Вайолет знает, что я храню себя до свадьбы. Я фыркнула от смеха, а Брайтон ухмыльнулся. – Вернусь утром, как только проснетесь. Мы с Миллером приняли душ, по отдельности, чтобы избежать соблазна, а затем переоделись ко сну. Он надел фланелевые штаны и футболку с V-образным вырезом, а я натянула одну из его футболок и свои шорты. Мы залезли на кровать и прижались друг к другу. Миллер тяжело опустился на подушку. – Ты в порядке? – спросила я. – Концерт высосал из меня все силы. Хотя, честно признаться, не только он. – Ох, какой ужас, – рассмеялась я, прижимаясь к нему. Я потянулась и взяла его за руку, чтобы посмотреть на часы. – Как я выгляжу, док? – Прекрасно, – ответила я. – Сегодня ты был просто непревзойденным. Как будто все, что я люблю в тебе, что хранится в твоей душе, высвободилось наружу. Вот почему они приходят на твои концерты, Миллер. Ты сияешь. Он поиграл с прядью моих волос, а затем тяжело опустил руку. – С этим туром покончено. Отменю все оставшиеся концерты. Я подняла голову с его груди. – Да? И что будешь делать? – Буду с тобой. От этого простого заявления у меня на глаза навернулись слезы. Он коснулся моей щеки и устало улыбнулся. – Ты права, Ви. Хватит прощаний. Но ты не можешь бросить учебу и все, ради чего столько трудилась. Мы найдем квартиру в Уэйко, и когда закончишь учебный год, сможешь перевестись в Калифорнийский университет Санта-Круза. Если захочешь, конечно. – Да, но стипендию предоставляет Бэйлор. – Санта-Круз – твой дом. Если ты не позволишь мне оплачивать твое обучение, я сойду с ума. Мы найдем место у океана. Может быть, я напишу новый альбом, поменьше, пока ты будешь учиться и добиваться успехов. – Он улыбнулся, его глаза потемнели. – Мы позаботимся друг о друге. Хорошо? Я кивнула и нежно поцеловала его. – Хорошо. Я люблю тебя. Очень сильно. – Люблю тебя, Ви, – пробормотал он, и это было последнее, что он произнес перед сном. Я же засыпала медленнее, плывя по течению новой жизни, которая только начинала маячить на горизонте. Из теплого, уютного полусна меня выдернул тревожный писк, и я села, слепо моргая. С моих губ на автомате слетело имя Миллера. Он все еще спал, хотя его часы отчаянно пищали. – Миллер? Просыпайся. – Я включила свет на ночном столике. Крик застрял у меня в горле. Миллера трясло, как будто через него пропустили электрический ток, он дышал короткими, прерывистыми вздохами. Его лицо было бледным, как подушка. – О боже… – Мой взгляд метнулся к цифрам на его часах. Сорок пять. Потом сорок четыре… – О боже.