И сегодня ночью ты полюбишь меня. Чувствую себя счастливым, но настолько слабым, Любовь жестока, на сердце сплошные раны. Не прикасайся, детка, к моим шрамам, Пока не захочешь узнать, в каких виновна сама. Все, чего я хочу, Все, чего я хочу, Это ты и я, большего не прошу. Что сбился с пути, я и не знал, Пока впереди не увидел тебя. Дорогу не видно во время дождя, Так позови скорее меня. На голос приду, в постель отнесу Притворюсь, что услышал, дыхание затая: «Сегодня ночью я влюбилась в тебя». Чувствую себя счастливым, но настолько слабым, Любовь жестока, на сердце сплошные раны. Не прикасайся, детка, к моим шрамам, Пока не захочешь узнать, в каких виновна сама. Все, чего я хочу, Все, чего я хочу, Чтобы ты влюбилась в меня, большего не прошу. 3 Вайолет Первый день выпускного года. У меня впереди еще много таких первых дней: годы учебы в университете, затем в медицинской школе, но для старшей школы этот год последний. Шайло не переставала меня подкалывать, как глупо радоваться началу учебы, когда все оплакивали конец лета. – Как обряд посвящения, – пробормотала я, надевая узкие джинсы и кофту с открытыми плечами. Я оглядела себя в зеркале. Джинсы оказались чуть более облегающими, чем я привыкла, но в целом вполне приличными. Эвелин предупредила, чтобы я не одевалась так, будто слишком стараюсь. – Ты сногсшибательна от природы, – усмехалась она, когда мы неделю назад ходили за покупками в торговый центр Кингз-Виллидж. – Тебе достаточно вильнуть задницей и всем будет плевать, что вообще на тебе надето. В то утро я вертелась перед зеркалом в своей спальне и поджимала губы. Два года назад Эвелин Гонсалес и ее популярная компания даже не взглянули бы на меня. Но в прошлом году знакомая из футбольной команды потащила меня на пляжную вечеринку. Каким-то образом я оказалась в усеянном песком туалете, утешая плачущую Эвелин, которая только что рассталась с Ченсом Блейлоком. Они встречались полгода. – Ты такая милая, – произнесла она, вытирая слезы. – Большинство девушек в школе пришли бы в восторг, увидев меня слабой и жалкой. – Ты вовсе не такая, – мягко возразила я. – Ты же человек. Что-то в этих словах, должно быть, тронуло школьную королеву, потому что она внезапно взяла меня под руку и представила своим друзьям. В том числе и Риверу Уитмору. У меня все еще не хватало духу пообщаться с ним, но тем летом при встрече мы каждый раз обменивались улыбками, а однажды он даже купил мне коктейль в «Бургер Барн». Правда, в тот день он угощал всех, но было приятно оказаться в числе его друзей. Такой ботаник, как я, и представить себе не могла подобное. Но потом Ривер перестал с нами тусоваться, и теперь я знала почему. Я схватила конверт с моим волонтерским назначением, сунула его в рюкзак и спустилась на первый этаж. Родители завтракали в просторной, залитой солнцем кухне, сидя как можно дальше друг от друга. Папа читал газету и потягивал кофе за серой мраморной стойкой. А мама за столом намазывала мармеладом пшеничный тост. Никаких ссор. Никакого напряжения. Пока что. Я чувствовала себя героем фильмов, в которых шпиону требовалось пересечь комнату и не задеть лазерные лучи, пересекавшие все вокруг. Приходилось действовать медленно, осторожно, чтобы не спугнуть их. – Доброе утро, – бодро произнесла я. Мама даже не подняла взгляд от тоста. – Доброе утро, дорогая. – Доброе утро, тыковка, – устало отозвался папа. Шайло часто говорила, что Вселенная подарила мне самые лучшие черты моих родителей. У меня мамины густые, почти черные волосы и папины темно-синие глаза. Но на этом сходство заканчивалось. Мама была высокая, стройная, с бледно-голубыми глазами, а папа – рыжеволосый и коренастый. – Волнуешься перед первым днем выпускного класса? – поинтересовался папа. – Определенно. Я и так буду очень занята, совмещая футбол, дебаты, теперь еще и это. – Я села рядом с мамой и вытащила свое письмо из Медицинского центра. – Тебя взяли? – просияла мама и сжала мою руку. – Я знала, что так и будет. Прихватив кофе, папа подошел и чмокнул меня в макушку. – Горжусь тобой, тыковка. – Он сел по другую сторону от меня, подальше от мамы. – И ты уже знаешь, кого тебе назначили? – Этого Миллера? – предположила мама, не отвлекаясь от тоста и стараясь говорить небрежным тоном. Уже четыре года как мой лучший друг все еще оставался для нее «этим Миллером»: мальчишкой, который жил в машине и чуть не умер на ее заднем дворе. – Нет, не Миллер, – натянуто произнесла я, насильно удерживая улыбку. – Нэнси Уитмор. Мои родители обменялись взглядами. Папа заерзал на стуле. – Я на прошлой неделе ездил в автосервис Уитморов. – Я знаю. У нее рак, да? – Боюсь, что так. Рак печени. И все не очень хорошо. – Она смертельно больна, – вмешалась мама напряженным голосом. – Давай будем честны с Вайолет, для разнообразия. Папа сжал губы в тонкую линию, но обратился ко мне: – Ты с этим справишься, дорогая? – Я собираюсь стать врачом. Как уже говорила Миллеру, у моей профессии есть и неприятная сторона. Мама отложила тост. – Так значит ты сначала сообщила Миллеру? Когда? Вчера вечером? – Линн… – Да, – ответила я. – Вчера вечером. «Пока вы не ворвались в мою комнату, как парочка сумасшедших». – Я понять не могу, почему он продолжает лазать по моим шпалерам, – мама закипала от злости. – Раз уж ты не пытаешься его прятать, Вайолет, он может входить через парадную дверь, как все остальные.