— Еще я петь могу. — Маша расхохоталась. — Да, и еще она поет! — Он тоже засмеялся и, упав на нее, прижался поцелуем к губам. — Ты такой мальчишка! — прошептала она. — Да? — словно озадачился он. Поднял голову, немного подумал и изрек, — Не девчонка. Определенно. Сейчас я это чувствую, как никогда! Второй раз они проснулись поздно. Маша тут же почувствовала неладное. Глянув на часы, она охнула и подскочила с кровати. Десять! Сон слетел в один миг. В кресле трезвонил телефон. — Что случилось? — вяло поинтересовался Егор, приподняв голову от подушки. — Tсc! — Она прижала палец к губам и взяла трубку. — Где тебя носит, черт подери! — прорычал Серж. — Почему ты до сих пор дома? Ты должна быть на занятии! — М-м.., э.., видите ли… — Что ты там лопочешь? Я что, оплачиваю занятия, чтобы ты их прогуливала? По-твоему, я идиот? — Извините меня, Серж, — испуганно прошептала она. — Но я, кажется, проспала… — Кажется?! Нет, дорогуша, тебе не кажется! И чтобы окончательно развеять твои сомнения, я тебе сообщаю: ты действительно проспала, мать твою! — Простите меня… — Значит, так… — отрывисто произнес он, не собираясь смягчаться. — Я еще поговорю с тобой, но не по телефону. Высылаю к тебе машину. Чтобы через пятнадцать, нет, через десять минут ты стояла у подъезда. Тебе все ясно? — Да! Он повесил трубку. К этому моменту Машины колени уже ходуном ходили. Таким грозным она Боброва еще не знала. Она глянула на Егора, который потягивался на кровати. — У нас есть пять минут, чтобы собраться. — А кофе? — разочарованно протянул он. — Выпьешь в кафе! Маша ухе летела в ванную на крыльях страха. — Я хотел принести тебе кофе в постель. — Извини, никак не выйдет. — Жаль… Спустя пять минут она с силой выталкивала его за дверь. — Я позвоню, — он вяло упирался, одновременно натягивая свитер и пытаясь ее поцеловать. — Обязательно. — Я позвоню сегодня вечером. — Обязательно. — Ну, поцелуй меня! «Да отвяжись ты!» — хотела крикнуть ему Маша, но сдержалась. Егор ей очень нравился. Она улыбнулась, чмокнула его в щеку. — Все! — и захлопнула дверь, оставив его на пороге. По пути к вокалисту страхи ее усилились. Она мысленно готовила себя к неприятному разговору. Но предстоящий «вызов на ковер» не так ее пугал, как другое. Сегодняшний Бобров заставил вспомнить ее о Боброве вчерашнем. В ушах ее зазвенел подслушанный за деревом разговор с неизвестным высоким типом. «А что, если они и правда меня делят между собой? Что, если интерес Сержа ко мне основан вовсе не на моем таланте, а на желании заполучить вожделенный кулон Ирмы Бонд?» Мысль, показавшаяся ей вполне достойной вчера на пьяную голову, на трезвую была принята за ужасающую истину. "Может быть, сегодня он и принялся меня разыскивать лишь потому, что подумал, будто я сбежала. Или еще хуже, попала в руки к тому высокому с проседью… Во всяком случае, он так орал, словно действительно уже успел навоображать самое плохое. Так поступила мама, когда я однажды задержалась на школьной дискотеке и не явилась к ужину. Сначала она обзвонила подруг, потом больницы и морги, трезвонила в милицию, а когда я появилась, то накинулась с самыми жуткими обвинениями. Или я ошибаюсь? Я же его совсем не знаю? Господи, кто же поможет мне разобраться?" Разговор на эту тему с самим Сержем не представлялся ей возможным. Хороша же она будет, если спросит у него как бы между прочим: «Скажите, уважаемый, стоит ли вас опасаться? Или вы вполне мирный, порядочный человек, который никогда никого не убивал?» И тут она подумала об Александре — том самом приятном аристократе, который вчера был так мил и вежлив. Он наверняка знает Боброва. Он его друг. Во всяком случае, они общаются как друзья. И Александр настолько воспитан, что не выдаст ее тайну Сержу. В этом она была уверена. Вот потому после занятия вокалом она и позвонила молодому англичанину. По причине записи первого профессионального сингла Мария Иванова была освобождена от хореографии и сразу направилась в звукозаписывающую студию. Песня не шла. Игнат извелся, пытаясь выдавить из исполнительницы нужные эмоции. Все впустую. Маша думала о другом. Она думала о том, что во всей этой истории с кулоном получается какое-то странное несоответствие. Допустим, Ирму Бонд убили из-за кулона. Но его при ней не было. В таком случае зачем ее вообще было убивать. Одно дело, если грабители просят человека отдать им ценную вещь, а он сопротивляется. А коли ценной вещи нет, то каждый нормальный человек, будь он хоть трижды грабитель и бандит, пришел бы, отметил, что зря пришел, и удалился до лучших времен. Это первая странность. Вторая — ограбление Аси. Конечно, нельзя отмести тот факт, что ее застрелили так же, как Ирму, — в голову. Об этом все газеты писали. Но все равно странно. Удивительно, почему воры решили ограбить именно Аську, ведь кулон находился в ее руках только сутки. Уж куда логичнее было бы залезть в мастерскую Коли, где украшение находилось почти две недели. Что это могло значить? Только одно — бандиты увидели кулон на Асе. Аська нацепила его лишь однажды, когда отправилась на прием в посольство Великобритании. Значит, именно в посольстве этот кулон и заприметил тот, кто потом залез в ее квартиру. А если учесть, что Аська сама открыла дверь, выходит, она знала своего убийцу. Где она с ним познакомилась, если не на приеме? Итак, если провести логическую цепочку через два убийства, то получается, что преступник решил во что бы то ни стало завладеть украшением. Сначала он ворвался в гримерку к известной певице (к слову сказать, не самое безопасное, с точки зрения убийцы, место, поскольку ГЦКЗ «Россия» — это вам не загородный особняк, окруженный молчаливыми соснами, а чересчур людное место). Убив звезду и не найдя украшения, бандит отчаялся и потерял надежду. Но спустя время он увидел кулон на Аське, познакомился с ней, а потом «зашел на огонек». Получается, что этот убийца —человек из высшего общества. Маша не могла себе представить убийцу в смокинге. Как-то не складывалось все это. Но самое странное то, что украшение не такое уж и дорогое. Коля, осмотрев его со всех сторон, сделал заключение, что камень — стекляшка. И даже нашел марку изготовителя украшения — «Своровски». С его же слов выходило, что стоит эта вещь не больше пяти тысяч долларов. И зачем, спрашивается, человеку из общества убивать двух женщин ради такого пустяка? Хотя, конечно, можно предположить, что убийца — маньяк, решивший истреблять всех, на ком увидит памятный кулон. Но это же бред! А Бобров? Он пока единственный человек, по мнению Маши, который подходил на роль того самого невменяемого преступника. Но если она не могла представить убийцу в смокинге, то представить Боброва, решившегося на такой риск ради штуковины всего в пять тысяч долларов, она была совершенно не в состоянии. Его финансовое положение настолько благополучно, что он устраивает пышные музыкальные вечера с симфоническим оркестром. У него денег куры не клюют. Таких кулонов, каким владела покойная Ирма, он себе может хоть сотню заказать. Итак, логическая цепочка убийств не выстраивалась в Машиной голове. И выходило, что и Ирму Бонд, и Асю убили совершенно по разным причинам. Асю — переполошившиеся грабители, а Ирму… кто ее знает почему. Единственное, что связывает все произошедшее, так это «огнестрел» и вчерашний подслушанный спор Сержа с долговязым типом. Кого они делили? И что за важность в этом кулоне? Почему его ищут двое преуспевающих мужчин? — Маша! — в наушниках рявкнул голос Игната. — О чем ты думаешь?! «Сейчас, — злорадно промелькнуло в ее голове. — Так я тебе и рассказала!» Вместо ответа она потупилась. — У тебя глаза стеклянные! Ты же на работе, в конце концов. Так давай! Работай! Пой, разрази тебя гром! Поехали снова с первой строчки. Зазвучала музыка, она вообще закрыла глаза, чтобы не видеть злопыхающего преподавателя и скучающего звукорежиссера, отгороженных от нее стеклянной стеной. Она не чувствовала песни. Что вообще можно почувствовать, стоя в закрытой комнате, больше похожей на аквариум, под сверлящими взглядами двух измученных людей? Хороши слушатели. Да они ее уже ненавидят. Какие чувства она может передать, да и кому? Тем призрачным миллионам поклонников, которые будут слушать ее сингл? Она попыталась представить огромный зал — пускай даже ГЦКЗ «Россия». Море людей улетают куда-то вверх, задние ряды тонут в тени балкона. Все затаились, ожидая, как зазвучит эта девушка в растянутом свитере и джинсах… Нет, на ней то черное платье, а на голове не наскоро собранный пучок, а гладкие волосы, распрямленные, ослепительно белые, чуть касаются плеч. Что ж ты напрасно меня упрекаешь, Это игра — ты и сам это знаешь. Я не хочу, но я все же играю, Я за игру нас двоих презираю. Я не могу, слишком больно любить, Я не умею ни ждать, ни просить… «Господи! Бобров действительно мог убить Ирму! Но не из-за кулона! Нет! Он убил Ирму, потому что больше не мог ее выносить. Вот в чем штука! Она его мучила, терзала, она играла им и практически бросила». Каковы же должны быть страдания мужчины, который вложил, нет, не деньги, он в нее душу вложил! А она, выжав его до капли, вытерла об него ноги и ушла к другому. К какому-нибудь богатому ничтожеству, который и подарил ей тот самый кулон. Тот, с кем она ссорилась по телефону у сцены, который Маша подслушала. Тот, чей кулон она отшвырнула от себя. А Аську Серж убил, решив, что она подобрала украшение на месте преступления. И значит могла быть свидетельницей убийства. Музыка внезапно стихла, Игнат орал что-то в уши. Маша открыла глаза, с удивлением поняв, что стоит не на сцене, а в тесном аквариуме студии и на ней все тот же старенький свитер и джинсы. Волосы ее неряшливо прихвачены заколкой, а сквозь стекло ее сверлит глазами Серж Бобров. — Это никуда не годится! — бушевал Игнат. — Просто безобразие, а не исполнение! Что у нее с интонированием? Я ее такой никогда не видел. Даже когда она гаммы выпевала, она была более.., более… — Он пощелкал пальцами, подбирая подходящее определение, потом махнул рукой и невнятно закончил, — Была, в общем… — Хватит деньги понапрасну просаживать! — рявкнул меценат. — Не хрен студию брать, если песня не готова. Игнат, еще раз такое повторится, я из твоего гонорара вычту. А ты, — он зло зыркнул на Машу, — будешь песню по клубам обкатывать, поняла? Пока я не услышу то, что мне понравится, в студию не пущу. У меня карман не резиновый Он подхватил куртку, закинул ее на плечо и, направившись к двери, кинул, не оборачиваясь, – — Сегодня отдыхай. Вечером позвоню, скажу, когда и где будешь выступать. Завтра репетируете с Игнатом и хореографом. Втроем. Готовьте ее к сцене. Настроение было препоганое. Маша понимала, что виновата. И перед Игнатом, и перед Сержем. Они на нее понадеялись, а она запорола запись. Стыдно было до слез. Вокалист сухо попрощался и быстро вышел. — Фигня, — усмехнулся ей звукорежиссер — плечистый парень за пультом. — Первый блин редко получается. Бобров прав, песню стоит обкатать. Ты ее совсем не чувствуешь. Ты в студии-то писалась когда-нибудь? — Нет, — она всхлипнула и пришла от этого в полное смятение. Еще только разреветься не хватает. Профессионалка называется! Работать нужно, а не рыдать. — Иди в стекляшку. — Я? — она испуганно покосилась на него. — Не я же, — он широко, ободряюще улыбнулся. — Все равно сегодня никого больше не будет. Студию до самой ночи заказали. — Он же не заплатит… — Она сделала робкий шаг в сторону аквариума и застыла. — И что с того? Могу я человеку за так помочь? Маша побрела назад к микрофону и наушникам, сама не зная зачем. — Меня Федя зовут. — Голос у него был приятный, бархатный. Он уши грел. — Теперь расслабься. Выкинь все из головы. Голова должна быть абсолютно пустая. «Хорошо ему говорить, — подумалось ей. — А как быть с бобровским выговором? Господи, каким же он может быть жестоким! Как обидно может говорить простые слова». — Выкинь, Маш, выкинь. Все выкинь, — журчало в ушах. — Забудь обо всем. Закрой глаза. Так, отлично. Что ты хочешь спеть? — Я? Что я хочу?