— Будет лучше, если к Марианне наведаюсь я. А вам больше не стоит видеться с ней. Обещаю, что деньги она вам вернет. — Мне жаль не денег, — голос старика задрожал. — То, что я пережил за этот месяц, невозможно описать. — Прекрасно вас понимаю. Купите супруге букет цветов и выбросите эту историю из головы, — весело сказала я. — Больше эта девушка вас не побеспокоит. — Спасибо, Евгения! — прочувствованно произнес Сташевич. — Я всегда знал, что на вас можно положиться. Кстати, у меня для вас хорошие новости. — Серьезно? — Да! Ваша работа на семью Лазаревых скоро закончится. Я так понимаю, она вас тяготила? Так что вы получите солидное вознаграждение и будете свободны. Эта новость ударила меня прямо в переносицу куда крепче, чем снежок маленькой Лу. Я смогла только пробормотать: — Но почему? Разве я плохо справляюсь с обязанностями? — Что вы, Евгения, вы, как всегда, великолепны! — заверил юрист. — Дело не в этом. Просто Марина Эдуардовна вскоре собирается переехать за границу. Норвегия или Дания, считает она, станет хорошим местом для Луизы. А я буду следить за юридической стороной дела. До совершеннолетия девочке еще очень далеко, дела в банке ведет надежный управляющий. Так что смена обстановки никому не повредит. Смена обстановки… да… — Спасибо за хорошие новости, Иосиф Леонидович, — смогла выговорить я и прервала связь. Я смотрела на девочку. Луиза ничего не подозревает о скорых переменах в судьбе. Будем надеяться, они пойдут малышке на пользу. Марина, кажется, готова выйти из затянувшейся депрессии, взять под контроль собственную жизнь и стать хорошей матерью для маленькой Лу. Вот только я больше ее не увижу. «Стоп, Охотникова! — одернула я себя. — Ты же всегда знала, что этот день наступит. Это работа, просто работа. Ты забудешь эту девочку. А сейчас не раскисай. Твоя миссия еще не завершена. Вот посадишь Луизу в самолет, помашешь на прощание — тогда можешь хныкать сколько влезет». Между тем Луиза подкралась ко мне со спины. Я сделала вид, что не замечаю, но в последний момент резко обернулась, подхватила малышку на руки и повалилась в снег. Лу дрыгала ногами и хохотала басом. Я видела совсем рядом ее смеющуюся мордаху и сжимала зубы, чтобы не разреветься. Вот уже не ожидала от себя… — Все, малыш, пора домой, — сказала я, поднимаясь и отряхивая девочку. Не хочу, чтобы Лу видела меня расстроенной. Подъезжая к дому, я увидела на парковке длинную машину с низкой посадкой. Кто это к нам пожаловал? Марина не предупредила меня, что ждет сегодня гостей. Мы вошли в дом. Лу сразу же побежала к себе. Я окинула взглядом комнату. Никаких следов присутствия постороннего человека не было видно — прислуга не сервировала чай, на кресле свернулся кот, а на лестнице, ведущей на второй этаж, я заметила комок тающего снега. В три прыжка я одолела лестницу и влетела в спальню Луизы почти одновременно с малышкой. Посреди комнаты спиной ко мне стоял мужчина в длинном темном пальто. Руки его были в карманах. Девочка находилась рядом с незнакомцем, глядя на него снизу вверх. На ее лице застыла удивленная гримаса. — Лу, быстро ко мне! — скомандовала я. Девочка послушалась — подбежала и спряталась за меня. Мужчина медленно обернулся. Я выдохнула и слегка расслабилась, но только слегка. Это был Мишаков, партнер покойного банкира. Что ему надо в спальне дошкольницы? Как он посмел подняться сюда без разрешения хозяев? Как давно он здесь находится? Все эти вопросы требовали немедленных ответов. Алексей Мишаков смерил меня холодным взглядом. Даже не поздоровался. Да и на малышку не обратил внимания. Зато когда за моей спиной возникла запыхавшаяся Марина, мужчина расплылся в улыбке: — Вот, приехал повидать крестницу. Как тут наша принцесса? Мишаков распахнул пальто, я напряглась, но он извлек всего лишь коробку шоколадных конфет. Лу немедленно протянула руки, но я одернула девочку. Марина против обыкновения была при полном параде — в длинной шубке, на высоких каблуках, волосы свежевыкрашены, уложены и благоухают ароматами дорогого салона. Лазарева без улыбки смотрела на гостя. — Ты что здесь, мать твою, делаешь? — наконец спросила Марина, и в ее хриплом голосе мне послышалась уверенность, которой я раньше не замечала. — Приехал навестить Луизу, — повторил Мишаков. Они с Мариной буквально прожигали друг друга взглядами. Что тут такое творится?! — Это мой дом, — раздельно, по слогам произнесла госпожа Лазарева. — Чтобы ноги твоей в нем не было. И не смей приближаться к моей дочери, ублюдок. Проваливай! Я во все глаза смотрела на Масяню. К моему глубочайшему удивлению, племянник губернатора дернул щекой, запахнул пальто и быстрыми шагами проследовал к выходу. Лу следила за ним, приоткрыв рот. Проходя мимо, Мишаков, кажется, хотел потрепать ее по голове, но покосился на меня и не рискнул. Изобразил, что смотрит на часы, и руку поднял именно для этого. — Что, на самолет опаздываешь? — насмешливо бросила ему Марина. Мне показалось, или Мишаков вздрогнул? Мужчина сбежал по ступенькам, и вскоре снизу донесся звук работающего мотора. Марина, цокая каблуками, подошла к окну, отодвинула штору и проследила, как машина гостя отъезжает от дома. Потом повернулась к нам. — Вы что, в снегу валялись? Почему у вас такой вид? Луиза вжала голову в плечи, точно черепашка, девочка настолько привыкла к постоянному недовольству матери, что улыбка Марины стала для нее сюрпризом: — Надо как-нибудь с тобой вместе покататься. Ничего, в Норвегии у нас будет много времени… Марш переодеваться! Обедать пора. Лу побежала приводить себя в порядок, а я смотрела на комья снега, тающие на коврике, и гадала, что означает сцена, свидетелем которой я только что стала. Мишаков и Марина разговаривали как близкие люди. Вариантов два: либо Лазарева ненавидит бывшего партнера своего мужа, либо ее связывают с ним близкие отношения. Не будь утреннего разговора с Мариной, я бы решила, что господин Мишаков и есть таинственный любовник Лазаревой и возможный отец Луизы. Но теперь мне совершенно ясно — банальные измены здесь ни при чем. Все куда серьезнее… Вечером, когда мы с Лу запускали железную дорогу, подаренную кем-то на последний день рождения девочки, в комнату вошла Марина. Лазарева несколько минут понаблюдала за нами, потом обратилась ко мне: — Евгения, мне нужно с вами поговорить. Я спустилась в гостиную, где впервые увидела эту женщину в тот день, когда Сташевич привел меня к ней в дом. Жестом пригласив меня присесть, Марина опустилась в кресло. — Я благодарна вам за все, что вы сделали для моей дочери, — светским тоном произнесла Марина Эдуардовна. — Но, боюсь, нам придется расстаться. Буквально через несколько дней мы с Луизой покинем страну. Как раз сейчас я веду переговоры о покупке недвижимости в одной из европейских стран. Надеюсь, моей девочке понравится жизнь там, и мы будем счастливы. Я смотрела на Лазареву во все глаза. Эта прямая спина, легкий макияж, светский тон и манеры вдовствующей герцогини никак не вязались с образом гопницы Масяни. С чего вдруг такие перемены?! Может быть, затянувшаяся депрессия закончилась? И я вижу ту Марину, которая была достойной супругой банкира? — Вопрос оплаты вы решите с Иосифом Леонидовичем, — прохладно произнесла Марина, — но если вас что-то не устроит, вы всегда можете обратиться напрямую ко мне, и мы все уладим. Другими словами, «ты просто наемный работник, тебе не место рядом с моей дочерью, так что забирай свои деньги и проваливай». Очень доходчиво. Я молча кивнула.