Часть 31 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вопросы
— О пожаре сообщил кто-то из вас?
Они стояли у собственного дома, будто во сне. Маршалл все еще сжимал плечо Эдди. Мир вокруг них ожил: жужжали комары, порхали мотыльки, по земле скакали сверчки — но мальчики ничего не замечали. Воздух еще не остыл. Листья в мамином саду поникли от жары. Солнце уже спускалось за кипарисы по другую сторону дамбы, вырисовывая силуэты ветвей и устало свисающего с них мха. По сайдингу ползли вытянувшиеся вечерние тени. Окна сверкали закатными отражениями.
— Ребята, вы здесь живете?
Ответ держал старший брат:
— Да.
— Диспетчер передал нам вызов на этот адрес. Предупредил, что это может быть розыгрыш.
— Мы не звонили. Мы бы и не смогли.
— Есть возгорание?
— Возгорания нет.
— У младшего нос в крови. Ребята, вы не пострадали?
— Нет. С ним все в порядке.
— А тот, который уехал, — он кто?
— Он точно уехал?
— Вроде бы. А что с ним не так? Дети, он что-то с вами сделал? Что…
— Сэр, у вас есть мобильный телефон? Нам нужно поговорить с мамой и папой.
Оценка ущерба
Темные следы его сапог осквернили каждую комнату в доме. Его дубинка исполосовала краску трещинами и сколами. Металлический стетоскоп, который он протаскивал по стенам, исчертил их царапинами.
Стены пропахли дымом.
Ковры были порваны. Мебель — выпотрошена и перевернута. Одежда, полотенца и простыни истоптанными валялись на полу. В стенах спальни Эдди зияли дыры. В стенах кабинета — тоже. Снаружи рядом с каменным деревом болтался отошедший водосточный желоб. Телефонная линия была перерезана.
Фанерный чердачный пол был вскрыт, доски — отброшены в сторону, будто куски только что освежеванной кожи. Ведущая в темноту стен расщелина между балками напоминала разверстую пасть пещеры. С лабиринтом туннелей куда более сложным, чем кто-либо, кроме нее, мог представить.
Она.
Там, рядом с расщелиной, в подполе, который раньше был скрыт фанерными досками, лежали ее вещи. Их зимние куртки с впечатанным в них силуэтом ее тела. Книги, раньше принадлежавшие Эдди. Мусор. Салфетки, батончики и фантики. Некоторые вещи казались странными и неуместными: галстук-бабочка, одинокий носок. Под одеялом лежала измятая и потрескавшаяся фотография. Она была настолько выгоревшей, будто её пристроили на окно в щель между рамой и стеклом и, благополучно о ней забыв, позволили полуденному солнцу иссушить некогда яркие цвета. Лица изображенных на фотографии людей почти истерлись, но их очертания и раскинувшийся на заднем плане парк можно было разобрать без труда. Мать, отец и их маленькая девочка.
Дыра в полу чердака по форме напоминала глаз. Зрелище было ужасающим.
Мальчики смотрели в зияющие недра стен. После всего случившегося повисшая в доме тишина казалась обманчивой. Шаги полицейского эхом отдавались в комнатах под ними. Но раззявленная утроба стен хранила глубокое, как сон, молчание. Они знали, что ситуация стала только хуже. Как знали, что не должны чувствовать того облегчения, которое испытывали, вглядываясь сейчас в темные воды дремлющих стен.
Снаружи
Лес продолжал нести свою вахту.
Кто-то маленький снова сидел на дереве. Вернулся в надежде, что она подаст какой-нибудь знак. И она подала — на короткий миг. А может быть, ему показалось. Солнце еще не село, а двое мальчишек, постарше него, по-прежнему прятались в поле. Что-то сверкнуло в окнах коридора на втором этаже — только если это не было обманом зрения. Он позвонил и вернулся сюда. Терпеливо ждал, позволяя москитам в кровь искусывать голые руки и ноги. Но скоро надо будет возвращаться домой. Тетя вот-вот придет и станет его разыскивать.
На ветку неподалеку взгромоздился ястреб. Он не сразу заметил устроившуюся за его спиной птицу. Он был занят размышлениями о пожарной машине, приехавшей даже раньше, чем он успел вернуться. О том, какой большой она казалась даже на расстоянии. И какой маленькой по сравнению с самим домом. Чуть позже, уже без сирены, подоспел и мигающий огнями полицейский автомобиль. Пожарники уехали, но патрульная машина по-прежнему стояла у дома. Элизу пока не выводили. Он надеялся, что это можно было считать хорошим знаком.
От горизонта к горизонту тянулись распахнутые объятия дамбы. Броуди мечтал вырасти таким же огромным, таким же высоким, как самое большое дерево в лесу. Представлял, как мелькающие в листве призрачные лица приобретают его черты. Воображал свои руки сильными и непоколебимыми, будто самые массивные ветви. Хотел прямо отсюда дотянуться и оторвать крышу дома. Встать во весь рост, расправить широкие, размахом с облако или созвездие, плечи и взирать на живущих внутри людей, словно на кишащих под перевернутым, полусгнившим бревном мокриц. Они тоже увидели бы его, но это было бы неважно. В темных полосах между комнатами он нашел бы Элизу и еще раз попросил бы у нее прощения. Сказал бы, как скучает по ней. Спросил бы, чего ей принести.
Час был уже поздний, и Броуди спрыгнул в подлесок. Завтра он вернется — как только сможет. Он будет следить за ней, пока он не увидит снова. Пока не убедится, что Девочка из Стен в порядке.
По ту сторону дамбы играли на криволапых кипарисах огни буксирных прожекторов и уносила свои воды вдаль огромная черная река. В доме: в гостиной, в спальнях, даже на чердаке — уже несколько часов горел свет.
Воссоединение семьи
Мистер и миссис Мейсон вернулись глубокой ночью под квакающий аккомпанемент древесных лягушек. Не выходя из припаркованной на подъездной дорожке машины с включенными фарами, полицейский через окно перекинулся с ними парой фраз, затем вылез и повел их в дом, в гостиную, где их сыновья смотрели телевизор.
— Я все осмотрел, — отчасти нетерпеливо, отчасти обреченно доложил полицейский, подбоченившись. — Кого бы ребята ни пытались найти с помощью того парня, его здесь нет. Дом пуст.
Он вкратце обрисовал старшим Мейсонам нанесенный их жилищу ущерб, затем покачал головой и передернул плечами.
— У нас достаточно улик, чтобы предъявить этому типу обвинение в незаконном проникновении и вандализме. Вероятно, довесим еще нападение и побои. С вами можно связаться по мобильному телефону?
— Да, — ответил мистер Ник. — Ага…
— Мы сообщим вам, как только найдем его, — пообещал полицейский. — Если поймаем, будем добиваться принятия мер. А пока что… — Он мотнул головой в сторону мальчиков. — Возможно, стоит с ними поговорить.
Ребята уставились себе под ноги.
— Не понимаю, — покачала головой миссис Лора. — Ничего не понимаю.
Полицейский поблагодарил их, улыбнулся мальчикам, приподняв уголки губ, повернулся и вышел из дома.
В поисках ответа
Лора и Ник — все такие же бледные и напряженные — прошлись по дому. Они осматривали его на предмет повреждений. Его и сыновей.
Они все еще были детьми. Мальчиками, нуждающимися в их защите. Они заключили сыновей в объятия, оберегая от вреда — в том числе от вреда, который они могли бы причинить себе сами. Разве собственные дети когда-нибудь перестают казаться детьми? Возможно, какая-то их часть успела позабыть эту простую истину, но теперь они снова осознали ее — никогда. Даже если они умрут, даже если будут давным-давно присыпаны шестифутовым слоем земли, их дети останутся их детьми, и родительские тела будут рваться на их защиту. Неустанно, настойчиво прорастать в глубинах чернозема. И пусть их дом был перевернут вверх дном — главное, что их мальчики остались целы.
Ник не мог смотреть жене в глаза. Он подобрал раскиданные по коридору полотенца и держал их в руках, грязные и скомканные, не зная, куда положить. Лора всхлипывала. Она обеими руками прижимала к себе напряженных мальчиков, пока обходила комнаты дома, и старалась не сдавливать их плечи слишком сильно, понимая, что может сделать им больно.
Эдди и Маршалл показали им тайник на чердаке — гнездо, как называли его сами мальчики, — и вещи, разложенные в нем, словно выставочные экспонаты. Но после осмотра нижних этажей дома эти предметы казались совсем незначительными, почти нематериальными. Большинство из них переместилось сюда из их собственных закромов.
Как можно было поверить в такое? Понять, как долго все эти вещи лежали под половицами или кто их туда принес, было невозможно. Вероятно, они были спрятаны здесь несколько недель. Или месяцев. А они тем временем спокойно ходили по дому, ели, принимали душ, чистили зубы, читали и спали — жили. А вероятно, пару часов назад кто-то положил сюда сфабрикованное доказательство. Оправдание.
— Я не хочу этого слышать, — в который раз, но уже беззлобно повторил Ник.
— В этом ответ. Мы вам все расскажем, — отозвался Маршалл.
Он снова повел их по комнатам. Показал, где они были заперты, где слышали ее, где мужчина к ней пробивался. В своей спальне он придвинул компьютер обратно к стене, включил его и дал им почитать форум и переписки.
Если бы хоть что-нибудь из этого было правдой, они бы поняли. Догадались бы сами. Они бы поверили. Но они прочитали переписку Маршалла с этим мужчиной, который явился в их дом. Которого мальчики, по их утверждениям, позвали сами. Которого больше здесь не было. Именно он был всему виной. Всему, что произошло в этих стенах. Он каким-то образом заставил мальчиков поверить в его россказни. Просто сумасшедший, сумевший разжечь их детские страхи.
— Вы уверены, что он не причинил вам вреда? — еще раз уточнил Ник.
И еще раз услышал их уверенное «нет». Но Ник спрашивал не о царапинах на предплечьях, оставленных ветвями каменного дерева. И не о синяках на плечах Маршалла от крепкой хватки незнакомца. И не о пунцовой переносице Эдди. И не о наливающемся под его глазом фингале.
book-ads2