Вокруг шелестели деревья. Ночь была тихая, по реке медленно дрейфовал нефтевоз. Мейсоны, наверное, мирно спали под крышей, не подозревая о происходящем на ней. Если до них и доносились приглушенные отголоски разговоров, они могли списать их на что угодно — на вопли соседей в полумиле отсюда или крики проплывающих мимо матросов. В эту ночь у Элизы словно был собственный дом на крыше. И она принимала гостей. Она рассказывала Броуди о Геркулесе и его двенадцати подвигах, о чудовищах, которых он убил, чтобы доказать, что изменился и стал хорошим человеком, — и чувствовала себя дома. Под крышей Эдди не мог уснуть и прислушивался к дому. Его слух обострился так, что он различал почасовое курлыканье певчих часов и тихое отцовское похрапывание в коридоре. Комната была распахнута перед ним: проще простого — приподняться и осмотреть ее всю. Эдди не знал, как долго это будет продолжаться. Сегодня отец зашел к нему, чтобы попросить помочь с чем-то в сарае. Он оглядел комнату, сжал губы в тонкую линию, но ни слова не сказал о том, как Эдди ее выпотрошил. Эдди удивился, что отец даже не поинтересовался. Не то чтобы он знал, как ответить, но, быть может, вопрос направил бы его мысли в нужную сторону. Не успел Эдди заснуть, как его разбудили усталые голоса ссорящихся в спальне родителей. Они не кричали, но он и без того понимал, когда они ругались. По мере приближения лета родители, все в мыле, наращивали темпы дневных работ, и остановить это раскрученное колесо не представлялось возможным. Возвращаясь из офиса, мама бросала туфли прямо у входа в гостевую спальню и, ворча, кидалась работать. Отец на весь дом вопрошал, кто прикасался к классному журналу. Приближался сезон ураганов, и мама сетовала о необходимости быстрее разбираться с продажами недвижимости. Приближалась и летняя школа, нависая над отцом нелегкими рабочими буднями. Пол гостевой спальни продолжал мучить их куда дольше, чем они рассчитывали, но родители не теряли решимости выкрасить к концу месяца еще и стены. Эдди разбудило это их сонное, гневное, вибрирующее в воздухе напряжение — он всегда был чутким к такого рода вещам. А родители, казалось, так давно не знали ни отдыха, ни сна, что это едва ли его удивило. Потом Эдди не мог уснуть из-за раздражающего стучания Маршалла по клавиатуре и стонущих вздохов процессора. Через час бессмысленного лежания Эдди захотелось встать, потянуться, походить по комнате, посидеть у окна, но он боялся, что Маршалл снова услышит его шаги. Наконец брат выключил компьютер. Под дверью ванной вспыхнула тусклая полоска света. Эдди задремал. Он то проваливался в сон, то снова просыпался, а дом вокруг него жил. Надвигающийся сон размывал звуки. Мерещащиеся ему шаги могли оказаться барабанящими по стакану с водой пальцами, или распахивающимся окном, или порождением его дремоты. Или чьими-то мерными голосами. Ему казалось, будто кто-то притаился за дверью, прислушиваясь, не замедлилось ли его дыхание. В мифологических и фэнтезийных книгах, которые он читал, никогда не срабатывали простые объяснения. Можно было залезть под корни дерева или в щель недалеко от главного входа в пещеру — и очутиться в совершенно другом мире. Земная твердь могла проваливаться из-под ног, мох — оказаться живым существом, а под горами процветали целые империи. В детстве Эдди любил воображать, что наука может объяснить только часть происков природы, а за остальное отвечают боги, восседающие на пышных облаках, да гоблины, раскочегаривающие и плавящие земную мантию под его ногами. Он отбросил эти мысли. Он же стал подростком. Хотя помнить об этом ночью было особенно трудно. Средняя школа подползала к концу. Эдди понимал, что должен измениться, должен стать таким же, как его одноклассники. В старой школе на северном побережье он сидел в дальнем углу класса, а обедал за отдельным столиком, примостившимся вплотную к стене у торговых автоматов. Тем не менее на переменах он мог даже перекинуться с кем-нибудь парой слов. В основном — с более застенчивыми мальчиками, которые выковыривали гусениц из облепленного листьями ствола каменного дерева[14]. Но с ребятами из новой школы его ничего не связывало. Не было общего прошлого, стирающего стены между людьми. Завтра ему снова идти в школу к одноклассникам, которые, казалось, всю жизнь были подростками. То, как они болтали перед занятиями, рассказывали про выходные, делились планами… Они говорили почти как взрослые. Он был другим. Последние пару лет он не спешил расти и теперь не мог так просто нагнать их. Эдди перевернулся и уставился на медленно вращающийся под потолком вентилятор. Некоторое время он следил глазами за одной из лопастей, поигрывая резинкой боксеров. Он просунул руку чуть глубже, распластав ее по бедру. Он мог бы сделать это, он научился, — и это помогло бы ему заснуть. Ввело бы в дрему достаточно глубокую, чтобы он снова из нее не вынырнул. Но даже если он перевернется на бок и положит подушку на лицо, чтобы скрыть, насколько возможно, вздымающееся одеяло, он все равно будет чувствовать, будто за ним наблюдают. Он просто не мог думать ни о чем другом. Эдди сел и вгляделся в щель под дверью, ведущей в коридор. Маршалл был прав — пора стать нормальным. В комнате был только он. Пора отбросить эти детские мысли. Покончить с воображаемыми страхами. Прямо сейчас, этой же ночью, в этой же спальне. Утро всегда начиналось с ночи, и следующее начнется с взросления. Его старые книги, те, что исчезли, — должно быть, их забрали родители или брат в знак того, что Эдди пора вырасти. Простое объяснение. Он никогда не спрашивал и не будет спрашивать, но наверняка так оно и было. Все те звуки, которые, ему казалось, он слышал, те чувства, которые он испытывал, были просто фантазиями. Их не было. Не могло быть? Подобные мысли и делали его странным. Эдди перестал бы быть чудным, если бы мог отринуть их. В книгах тоже встречались такие персонажи: Румпельштильцхен был странным, Голлум был странным. Чудные обращались чудовищными. Ненавидимыми. Одинокими. 3 ТЕМА: Видел твой пост Я верю тебе. Я понимаю тебя. Понимаю, возможно, лучше, чем кто-либо. Я знаю — никто не слушает. Я проходил через это в юности. Рассказал родителям — и они решили, что я все выдумал. Рассказал одноклассникам — и они посмотрели так, будто у меня только что вторая голова выросла. Я даже пастору рассказал. Долгое время я уговаривал себя, что это просто мое воображение. Но знаешь что? Все признаки были налицо. Вещи пропадали. На чердаке что-то скреблось. Закрытые с вечера двери наутро оказывались нараспашку. В воздухе витали странные и неожиданные запахи. Пустая комната разражалась кашлем. Ковры подворачивались, хотя дома никого не было. В конце концов я перестал рассказывать — это доводило маму до слез, она считала, что я специально ее пугаю. Но зачем бы я стал выдумывать такое? Я понимаю, как тяжело носить бремя этого знания. Ужасно и пугающе. Одиноко. Чувствовать их присутствие в своем доме. Ничего, что я взял на себя смелость связаться с тобой по электронной почте? Хотел дать знать: понадобились годы, но я научился с этим разбираться и, если хочешь, могу помочь. С тем, кто в курсе, обсуждать такие вещи безопаснее. Я вижу, ты не промах. Но еще, не в обиду будет сказано, ты юн. Первое, что нужно запомнить: думай, о чем говоришь вслух. Если они рядом, они могут подслушивать. Поймут, что ты знаешь, — и положение твое шатко. Расскажи мне о своем доме. Сколько комнат? Не забудь про подсобки. Лестницы? Чердак? Подвал? Домашние животные? Малоиспользуемые комнаты? Какие звуки ты слышишь? Какие вещи находил передвинутыми? Каких не находил вовсе? Делись всем, что замечаешь. В подробностях. Будь внимателен. Дом разверзнется перед тобой — надо только вглядеться. Не все способны видеть то, что видим мы. Не все могут осознать, что происходит. Люди бывают достойными и не достойными доверия. Разберись, кто есть кто. Меня можешь смело причислять к первым. Дж. Т. Рекламная пауза Семья, улыбаясь во все тридцать два, готовила на террасе барбекю. Но уже через несколько секунд кадры с родителями и тремя детьми сменились грозой. Деревья во дворе закачались, по экрану принялся хлестать косой дождь. Перекрывая шум ливня и завывания ветра, бестелесный низкий мужской голос изрек: «Вот почему важно защитное покрытие». Последовал крупный план деревянного крыльца — надутые синие дождевые капли разбивались и разлетались, не способные прорваться сквозь формулу Защитника Террас. У грозы не было ни единого шанса. Стоило ливню стихнуть, солнце снова озарило и обогрело двор, и семья как ни в чем не бывало вернулась к грилю. Элиза видела эту ужасную рекламу бессчетное количество раз. Она развлекалась тем, что вглядывалась в спрятанные на задних планах детали, которые, как ей казалось, не предназначались для зрительских глаз. Например, на этот раз она успела рассмотреть, что было позади ярких сарафанов и рубашек-поло по-рекламному счастливого семейства — еще более яркая миска с фруктовым салатом из мускатной дыни, арбуза и даже вишни. — Вот же ж, — протянула Элиза. — Так хочется фруктов! — А здесь что-нибудь есть? — живо включился Броуди. — Нет, — ответила она. — Есть яблоки, но они заметят их пропажу. А виноград они давно перестали покупать. — Хм… — Броуди задумался. Он сел рядом с ней на диван и принялся ковырять мозоль на пятке. — Знаешь, — наконец нашелся он, — в саду есть арбузы. — Уже? — удивилась Элиза. — Миссис Лора посадила их совсем недавно. Ты уверен? В любом случае мы не сможем сорвать даже один. Она наведывается в огород каждый день после работы. Она сразу заметит. — Может, она подумает, что их съело какое-нибудь животное? В других дворах я видел разломанные арбузы. Думаю, их тырят еноты. — Представляешь, какой беспорядок мы устроим? Сок будет повсюду, и стол станет липким. — Тогда давай есть прямо на грядке! Отдать швартовы Воздух везде одинаковый. И свет одинаковый, и тени. Элиза напомнила себе об этом, когда, до максимума выкрутив громкость телевизора, они вышли из комнаты. Это помогало ей настроиться — боевые кличи Зены, королевы воинов, были слышны даже на пороге задней двери. Слышный из недр дома звук заземлял ее. Первый выход на улицу ранним летним южнолуизианским днем всегда был опьяняюще неприятен. Жара буквально впилась в тело, будто обжигающий дым от невидимого огня. Сразу за дверью их встретил оглушительный рев цикад. Затылок Элизы покрылся испариной, не успела она спуститься по кирпичным ступеням заднего крыльца. Трава была теплой и влажной от росы. Она ступала по ней, ожидая, что следующий шаг обернется вгрызшейся в пятку колючкой или вцепившимся между пальцами огненным муравьем. Броуди шел впереди, но, заметив, что она еле плетется, вернулся, взял ее за руку и потащил за собой, будто непослушного теленка. — Сегодня так светло, — сощурилась Элиза. — Солнце ярче обычного. Броуди покосился на облака. — Да не особо. — Но жарко уж точно, — не сдавалась Элиза. Когда они приблизились к сетке высотой по пояс, ограждающей сад миссис Лоры, она спросила: — Мисс Ванда не на улице? Она на нас не смотрит? — Кто? Эй, ты чего упираешься? Прекрати! — Я просто… Напыжившийся позади дом казался одновременно огромным и совсем крошечным. Она переживала, не захлопнул ли ветер дверь. Не была ли она заперта. Не оказались ли они в ловушке. — Мне нужно проверить дверь, — почти умоляюще выговорила Элиза. Но Броуди уперся ногами в землю и с силой потянул, разворачивая ее обратно. — Ты уже выходила на улицу, — не понимал он. — Тебе же понравилось на крыше! — Это другое! — заспорила она. Так оно и было. Крыша казалась просто еще одной комнатой. — Я… касалась его. — Слушай! — Он потрепал ее по плечам, потом отпустил, вытащил из кармана резиновый молоток, который взял в гараже перед выходом на улицу, и, словно сокровище, протянул его ей. — Хочешь треснуть первой? Прямо перед ними, у заросших кустов фасоли и помидоров лежала пара арбузов. Размером с кулак. Неудивительно, что она не видела их из дома. Они и не думали пока созревать. — Представь, что это не арбуз, а наш огромный глупый мир, — посоветовал Броуди. — И разбей его!