Отрывисто бросил Соломке: — После забери. Спрячь получше. Чтоб к злому человеку не попал! «Я, может, за ним еще вернусь», — хотел прибавить он и не прибавил, потому что не надеялся на это. В несколько прыжков достиг окна. Из разбитого стекла тянуло ночным холодом. Внизу, во дворе заходились лаем сторожевые псы. — Стой! — вцепилась ему в рукав Соломка. — Выпрыгнешь — все одно догонят. Со двора не выпустят! Оставайся тут, со мной! Я тебя убить не дам! Слуги меня послушают! — Только не Шарафудин, — буркнул Ластик, толкая раму. Уф, насилу подалась. — Не бойся, — сказал он, уже забравшись на подоконницу с ногами. — Они меня не возьмут. Спасибо тебе. Прощай. И в этот миг она так на него посмотрела, что Ластик замер. Больше не слышал ни криков, ни выстрелов, ни лая — только ее тихий голос. — Значит, прощай, — сказала княжна и погладила Ластика по лицу. — Недолго на земле-то побыл, годик всего. Я ничего, не ропщу. Уж так мне повезло, так повезло. Какой из дев выпадало этакое счастье — целый год ангела любить? Выходит, она его любила? По самому настоящему? Ластик открыл рот, а проговорить ничего не смог. Да тут еще дверь, будь она неладна, слетела-таки с последней петли. В комнату ворвался звериный, враждебный мир, ощетиненный клинками и копьями. Впереди всех, передвигаясь огромными скачками, несся Ондрейка: пасть ощерена, изо рта брызги слюны: — Держи воренка! Оттолкнулся Ластик от рамы, прыгнул вниз. Ударом о землю отшибло ступни — все-таки второй этаж. Но мешкать было невозможно, и беглец, прихрамывая, понесся вглубь подворья. Оглянулся через плечо. Из окна темным комом вывалилась человеческая фигура, с кошачьей ловкостью приземлилась. Кинулась догонять. Ондрейка двигался гораздо быстрее. Если б далеко бежать, непременно настиг бы. Но маршрут у Ластика был короткий. Вон она, домовая церковь, возле которой унибук нашел хронодыру. А вон приземистый квадрат колодезного сруба. Уже вскочив на стенку колодца, Ластик на секунду замешкался. Какое там было мая — двадцатое? Ой, мамочка, что за штука такая — день без года? Но, как говорится, не до жиру — быть бы живу. Привередничать не приходилось. Словно в подтверждение этого факта, в деревянный ворот колодца с треском вонзился кинжал с змеиной рукоятью, пригвоздив ворот кафтана. — Попался, бесеныш! — хохотнул подбежавший Ондрейка и уж тянул руку, чтоб схватить беглеца за порточину. Ластик дернул рукой, зажмурился и с отчаянным воплем, как головой в омут, ухнул в неизвестность. Завтра Летающий пылесос Отплевываясь, он вынырнул из холодной воды. В колодце было совсем темно. Наверху не светила луна, никто не свешивался через край, не обзывал «бесенышем». Значит, удалось-таки сбежать! Это радовало. Радовало и то, что было неглубоко — едва по пояс. Просто чудо, что не расшибся, когда падал. Однако иных поводов радоваться не наблюдалось. Райское Яблоко осталось в 1606 году, где над бедной Россией уже нависла грозовая туча Смутного Времени. Свою миссию потомок фон Дорнов бесславно провалил, гордиться нечем. Да и здесь, 20 мая никакого года, было как-то скверновато. А что, если «никакой год» — это когда вообще ничего нет: лишь чернота, холод и вода по пояс? Унибук безвозвратно утрачен, спросить не у кого. Другой хронодыры теперь не сыщешь. Попробовать выбраться наверх? Но там ждет Ондрейка — зарубит на месте, и это еще в лучшем случае. Однако куда это угодил несчастный потомок Тео Крестоносца? Стуча зубами разом и от холода, и от страха, Ластик протянул руку и нащупал стенку. Странно: она была не бревенчатая, а, судя по шероховатости, бетонная. Это вселяло надежду — материал-то современный. Ластик повернулся на сто восемьдесят градусов, пошарил и там. Опять стенка, точно такая же. Привстал на цыпочки — потолка не достал. Тогда задрал голову, крикнул: «Эй! Ау!!!» И чуть не оглох — такое громкое, раскатистое эхо обрушилось на него со всех сторон. Замкнутое пространство. Каменный, верней, бетонный мешок, понял он. Сверху, кажется, и в самом деле узкий, глубокий колодец. Или шахта. Однако ситуацию это открытие не прояснило. С каждой минутой становилось всё холодней. И страшней. Ластика покачнуло. Он вскинул руку, чтоб опереться, но ладонь не нащупала стенки, и пленник никакого года с плеском и брызгами упал. Стоп! А куда подевался бетон? Вскочив на ноги, Ластик снова зашарил в темноте. Бетон был спереди и сзади, слева и справа — пустота. Он осторожно сделал шаг вправо. Ничего. С двух сторон по-прежнему стенки, впереди по-прежнему пусто. Сверху на макушку упала холодная капля. Ластик поднял руку и на сей раз нащупал потолок, тоже бетонный. Никак ход? Если так, то есть надежда. Куда-то ведь он ведет, зачем-то ведь его проложили? Вода стала мельче, теперь, если повыше поднимать ноги, по ней можно было идти, и довольно быстро. Глаза не то чтобы научились видеть в темноте, но как-то пообвыклись, и поэтому Ластик — нет, не увидел, а скорее почувствовал, что впереди ход расширяется. Квадратное помещение, вроде камеры. Небольшое. Шагов пять в поперечнике. С противоположной стороны ход продолжался, но Ластик в него не полез — решил поосновательней исследовать камеру. Сначала ничего не нащупал, под пальцами была лишь зернистая поверхность бетона. Потом наткнулся на торчащую из стены металлическую скобу, горизонтальную. Зачем она здесь? Пошарил вокруг — обнаружил над ней еще одну, точно такую же. Выше оказалась и третья. Неужели… Неужели лестница? Не позволяя себе обнадеживаться раньше времени, полез вверх, неведомо куда. Похоже, и в самом деле лестница — подниматься по скобам было вполне удобно. Скоро подъем закончился, и довольно неприятным образом: Ластик приложился головой о твердое, да так, что голова чугунно загудела. Ощупав ушибленное темя, заодно потрогал и потолок. Он оказался не бетонный — железный. Вдруг ноздри ощутили легчайшее, едва заметное дуновение свежего воздуха. Откуда?! Ластик прижался головой к железу, замер. Где-то совсем рядом определенно была щель. А за ней — открытое пространство. Может быть, это не потолок, а крышка или дверь? Что было силы он толкнул ее рукой — и, о чудо, послышался лязг, а в глаза ударил невыносимо яркий луч света, изогнутый полумесяцем. Люк, это был круглый люк!