Судя по тому, что Шарафудин лежал смирно и не шевелился, удар, действительно, получился недурен. Ластик расправил плечи, небрежно отодвинул девчонку и заглянул в щель. В нос шибануло неприятным химическим запахом, глаза защипало от дыма. Неужели эксперимент уже начался?! Так и есть… Доктор Келли стоял к двери спиной, склонившись над пламенем, и сосредоточенно двигал локтями. Шума он явно не слышал — слишком был поглощен своим занятием. Ластик хотел ринуться в комнату, но Соломка ухватила его за полу. — Погоди! Надо втащить этого, не то слуги заметят, крик подымут! Вдвоем они взяли бесчувственное тело подмышки, кое-как заволокли внутрь и закрыли дверь. А барону хоть бы что — так и не оглянулся. И тут уж Ластик ни единой секунды терять не стал. Выдернул из-за пояса пистоль, да как гаркнет: — Изыдь на сторону, песий сын! Келли так и подскочил. Развернулся, и стало видно, над чем он там колдовал: на пылающей жаровне стояла чугунная сковорода, а на сковороде — стеклянный сосуд, в котором булькала и пузырилась серебристая масса, гоняя по стенам и по лицу алхимика матовые отсветы. Ластик вскрикнул, как от боли: Райское Яблоко, стиснутое золотыми щипцами, было целиком погружено в расплавленную ртуть. Вокруг с трех сторон посверкивали зеркала, уже приготовленные для Трансмутации. На особой подставке серела кучка Тинктуры. — Нет! Нет! — замахал свободной рукой доктор и показал на песочные часы. — Осталось всего четыре минуты! Умоляю! — Вынь! Убью! — не своим голосом взревел Ластик, целя барону прямо в лоб. Тот со стоном вынул из колбы Камень. Никогда еще Ластик не видел алмаз таким — красно-бурым, зловеще переливающимся. — На стол! Застрелю! По лицу доктора катились слезы, но перечить он не посмел — наверное, по князь-ангелу было видно, что он в самом деле выстрелит. Райское Яблоко легло на стол, и — невероятно! — дубовая поверхность зачадила, алмаз начал опускаться, окруженный обугленной каймой. Две или три секунды спустя он прожег толстую столешницу насквозь, упал на пол, и доска немедленно задымилась. Боясь, что Камень прожжет и эту преграду, Ластик кинулся вперед. — Ты не сможешь его поднять, даже обмотав руку тряпкой! — предупредил барон. — Ртуть слишком сильно раскалила Яблоко. Оно остынет не раньше, чем через полчаса. Ах, какую ты совершаешь ошибку, принц! — Я больше не принц, — хрипло ответил Ластик, не сводя глаз с Камня. Слава богу, тот ушел в пол лишь до половины и остановился. — Дай мне щипцы! — Как бы не так! — Келли размахнулся, и щипцы полетели в окно. На беду, окна в думной каморе были не слюдяные, а из настоящего стекла. Раздался звон, брызнули осколки. Теперь брать Яблоко стало нечем. — Негодяй! Ластик снова наставил на доктора пистоль, да что толку? — Надо было сразу его стрелить, — сурово сказала Соломка. — Пали, пока он сызнова не напакостил. Тут стены толстые. Авось не услышат. Доктор всплеснул руками, подался назад, вжался спиной в божницу — ту самую, под которой таилась секретная ниша. — Где моя книга? — грозно спросил Ластик. — Ну! — Вот… Вот она… Возьми… Келли достал из-под плаща унибук, протянул дрожащей рукой. — Прости, прости меня… Я скверно поступил с тобой, будто лишился рассудка. Скоро алмаз остынет, и ты сможешь его забрать. Он твой, твой! — Убей его, что медлишь? — поторопила Соломка. — А я этого аспида прирежу, не ровен час очухается. Она наклонилась над оглушенным Шарафудиным, выдернула один из змеиноголовых кинжалов. — Куда бить-то? В шею? Где становая жила? Бледная, решительная, боярышня занесла клинок. — Брось! — Выхватив у доктора унибук, Ластик подошел к Соломке. — Никого убивать мы не будем. Если, конечно, сами не накинутся. — Дурак ты. — Княжна с сожалением отбросила кинжал. — Хотя что с тебя взять — вестимо, ангел. Поняв, что стрелять в него не будут, барон заметно воспрял духом. — Ты умный отрок, умнее многих зрелых мужей. Я буду поговорить с тобой так, как ни с кем еще не говорил, — волнуясь и жестикулируя, начал он. — Знаешь ли ты, ради чего человек рождается и живет? Чтоб пить, есть, копить деньги, а потом состариться и умереть? Нет! Мы появляемся на свет, чтобы разгадать Тайну Бытия, великую головоломку, загаданную нам Богом. Всё прочее — суета, пустая трата жизни. Люди чувствуют это всем своим существом, но сознают собственное бессилие. Вот почему в нас так силен инстинкт продолжения рода — человек плодит детей в смутной надежде, что те окажутся умнее, талантливее и удачливее. Мол, пусть не я, а мои внуки или правнуки разгадают Великую Тайну. Но я, Эдвард Келли, никогда не хотел иметь детей. Потому что твердо знал: дети мне не понадобятся, я разгадаю Тайну сам. Что мне всё золото мира! Магистериум нужен мне не ради богатства. Подчинить себе Божественную Эманацию — это всё равно что самому стать Богом! Вот величайшее из свершений! И я предлагаю тебе разделить со мной эту высокую судьбу! Доктор Келли говорил без умолку, страстно и смутно, но Ластик слушал вполуха — он читал унибук. Сунул пистоль за пояс, открыл заветную 78-ю страницу. Наконец-то, после долгих месяцев жизни без подсказок, он мог задавать вопросы и получать на них ответы. — Царь Дмитрий Первый, — шептал Ластик. — Годы жизни! Экран помигал немного. Потом появилась надпись: «Может быть, имеется в виду царь Лжедмитрий Первый?» — Да, да! И унибук выдал биографическую справку, от которой у Ластика потемнело в глазах: ЛЖЕДМИТРИЙ I (год рожд. неизв. — 1606) — Русский царь (май 1605 — май 1606). — Авантюрист неизвестного происхождения, выдававший себя за царевича Дмитрия Углицкого. Согласно официальным источникам, беглый монах Юрий (в иночестве Григорий) Отрепьев, однако эта версия оспаривается историками. С помощью польских наемников и запорожских казаков захватил Москву, свергнув династию Годуновых. Судя по свидетельствам иноземных очевидцев, пытался проводить реформы и смягчить крепостное право, однако документов царствования Л. не сохранилось — все они были уничтожены в годы правления царя Василия Шуйского. После гибели самозванца в результате боярского заговора его тело было сожжено, а прах развеян выстрелом из пушки. С этого момента на Руси начинается так называемое Смутное Время — долгая эпоха войн и междоусобиц, опустошившая страну и надолго замедлившая ее экономическое и политическое развитие. Погиб Юрка, погиб! Шуйский исполнил свою угрозу, не оставил от милосердного царя и следа на земле: останки развеял по ветру, а память стер. Что же до Смутного Времени — то за это спасибо полоумному доктору с его Тайной Бытия и расплавленной ртутью… Размазывая по лицу слезы, Ластик спросил: — А Василий Шуйский? С ним что? На этот вопрос компьютер ответил без запинки: ШУЙСКИЙ, Василий Иванович (1552?-1612), русский царь (1606–1610). Представитель одного из знатнейших боярских родов, Шуйский шел к престолу долгим, извилистым путем. Добившись короны коварством, так и не сумел прочно закрепиться на троне. Ненадежная поддержка знати, крестьянские и дворянские мятежи, появление нового самозванца Лжедмитрия II, польская интервенция сделали правление Ш. одной из самых тяжелых и бесславных страниц в истории России. Разбитый войсками польского короля, Ш. был насильно пострижен в монахи и увезен пленником в Варшаву, где и умер — по некоторым данным, был уморен голодом в темнице. — Так тебе, гад, и надо! — пробормотал Ластик и спросил про подлую Марину. МНИШЕК, Марина или Марианна