– Вы видели оного, – сказала Элли. – Вы видели Врага в тот день, когда умер Хестермейер. Кастион кивнул. Но Враг был уничтожен на вершине Часовой башни Ангелуса в тот день, когда Харграт потерял свою руку. И Кастион мог видеть оного только в том случае, если сам он тоже был там. А это значит… – Сэр, – спросила Элли. – Вы прежде были инквизитором? Кастион молчал так долго, что Элли поняла, что права. Сердце её стучало так громко, что она слышала, как гулкие удары отдаются в ушах. – Так вот как вы на самом деле потеряли ногу… Враг отнял её. Он испустил тяжёлый вздох. – Ты дочь своей матери, – промолвил он. – Да, так я её и потерял – в тот самый день, когда Харграт потерял руку. Я вступил в Инквизицию годом ранее. Я патрулировал с Киллианом – извини, с Харгратом – и пятью другими, когда увидел Клода Хестермейера, стоявшего на башне и смотревшего на нас. Харграт бежал первым. Он даже улыбался. Мы были так молоды; мы считали, что нам предстоит стать героями. Я мчался за ним следом. Я хотел достичь Клода первым. – Почему? – Я плохо соображал. Я просто хотел помочь. – Вы с Хестермейером были друзьями? – спросила Элли. Кастион наградил её кривой улыбкой. – Хорошими друзьями. Мы вместе учились в университете, если ты сможешь только вообразить меня в библиотеке, – прибавил он и издал натужный короткий смешок. – Но я мечтал разить чудовищ и потому вступил в Инквизицию. – Какой он был, Хестермейер? – Исключительной доброты человек. Наши пути разошлись после того, как я оставил университет, а особенно после того, как умер Питер Ламбет. Когда я узнал о том, что Клод – Сосуд, я думал… – Он постучал тростью по половицам. – Я думал, что каким-то образом смогу спасти его. Я даже отыскал его однажды, за несколько дней до того, как он умер, он тогда прятался в канализации. Я умолял его сдаться, пока не поздно. Но он не послушал. А в следующий раз я увидел его уже на Часовой башне, и было уже слишком поздно. Я взбежал вверх по лестнице. Я увидел Харграта распополамленным, всех прочих моих друзей мёртвыми. А Клод Хестермейер, ну, его уже не было, был только Враг. Мы сражались. Я победил. Я не знаю как. Когда я пришёл в себя, я был на столе хирурга, ноги у меня уже не было. Я знал, что не желаю никакого касательства иметь ко Врагу – и даже говорить об оном. Так что я сказал Верховному Инквизитору, что это Харграт убил оного. Он так хотел стать святым, это показалось правильным. Долгое время Кастион молчал. – Я надеюсь, ты никогда не увидишь оного, – молвил он наконец, и голос его был едва громче шёпота. – Надеюсь, ты никогда не увидишь этого. – Сэр, а почему вы думали, что сможете спасти Хестермейера? Кастион скривился. – Потому что должен был. Я чувствовал свою вину, потому что не сообразил вовремя, как ему плохо. Я думал, может, если он меня увидит, в нём пробудится память о том добром человеке, которым он был, прежде чем в нём воплотилось зло. Надеялся, что, если дам ему укрепиться в чём-то настоящем, вроде памяти о нашей дружбе, тогда Враг не сможет владеть им. Но я был опрометчиво глуп. Для него было слишком поздно… с того мгновения, когда он стал Сосудом, он был обречён. У Элли мучительно сжалось сердце. – Но, – продолжал Кастион, – в прошедшие с тех пор годы я часто ловил себя на мысли… Отчего Враг выбрал Клода? После того как Питер умер, его переполняли грусть и чувство вины. Не этой ли слабостью воспользовался Враг? Как оный вполз к нему в душу? Я иногда думаю… если бы я был Клоду лучшим другом тогда, после смерти Питера, может, всё бы обернулось иначе? А в эти дни, когда Враг снова среди нас… я просто не могу думать ни о чём другом. Сидя на своём табурете, Кастион склонился вперёд, глядя себе под ноги. Элли сделала глубокий вдох. – Сэр… а вы читали дневник Хестермейера? – поинтересовалась она. – Может, это помогло бы вам оправиться от того, что произошло. – Дневник? – Кастион резко поднял голову. На мгновение Элли показалось, что он собирается отчитать её за то, что она вообще об этом заговорила, но затем он помотал головой. – Я пытался. Я был в числе инквизиторов, посланных забрать вещи Клода из университета. Ужасно было зайти в его кабинет после того, как он погиб. Сердце у Элли колотилось так громко, что она едва слышала собственные мысли. – Значит, вы забрали дневник? – Да. Его дневник, его бумаги, все его вещи. Их было немного. – И куда вы отнесли их? – В здание Инквизиции, – рассеянно отвечал Кастион, погрузившись в воспоминания. – Там хранятся вещи всех Сосудов. Поначалу я пытался читать дневник. Я думал, это поможет мне сохранить память о моём друге. Я сидел на взморье, слушал мягкий плеск волн. И я пытался читать, но… я не мог. Мне постоянно виделась та тварь из башни. Он зажал рот рукой, по лбу его побежали морщины. – Бедный Клод. В общем, я отдал его вещи. Моё последнее деяние как инквизитора. На следующий же день я подал в отставку. А вскоре после того я встретил твою мать, и она сделала мне это. – Он пристукнул тростью по своей металлической ноге. – Я нашёл в ней опору и утешение. Моя жизнь затем повернулась к лучшему. Глаза Кастиона увлажнились. Элли покатала между пальцами маленькую жемчужинку и сглотнула. – Но вы же помните его, каким он был, прежде чем стал Сосудом? – Да. – Он улыбнулся. – Как вы помните и мою маму, какой она была… Кастион протянул руку и дотронулся до плеча девочки. – Да. Элли чувствовала тяжесть руки Кастиона на своём плече. – Может, этого довольно – позволить добрым воспоминаниям перекрыть дурные, – сказала она. – Может, вам стоит сосредоточиться на хороших воспоминаниях, и однажды те, что причиняют боль, сотрутся и поблекнут. Кастион потёр лоб и прикрыл глаза. – Да, да, наверное. Спасибо тебе, Ханна, – промолвил он, а затем невесело рассмеялся. – Я хочу сказать, Элли. Ты права, спасибо тебе. Он обвёл взглядом госпиталь для поломанных устрицеловок, затем, моргнув, уставился на мешок, который принёс с собой. – Я надеюсь, ты не слишком много работаешь, – в его голосе зазвенела тревога. – Ты выглядишь… – Утомлённой? Да, я устала, – согласилась Элли. Она стала даже ещё бледнее с того дня, как попросила Финна о помощи на Башне Змея. Она чувствовала, что изнеможение, словно горячим пеплом, обвело её глаза. – Но я в порядке, – соврала она. Кастион слабо улыбнулся, встал и задвинул свой табурет обратно под верстак. Он отвесил ей поклон. – Сообщи мне, если я смогу чем-то тебе помочь. – Он указал кивком головы на машины для ловли устриц. – Благодарю вас, сэр, – сказала Элли, и Кастион вышел из мастерской. Элли слышала собственное тяжёлое дыхание. Она подскочила к двери в подвал и затарабанила в неё. В следующее мгновение появился Сиф. – Пошли, – распорядилась она. – Я знаю, где дневники. 19 Остальные сорок пять Только один из фортов Инквизиции был в приморье, как обмолвился Кастион. Когда Элли вытащила карты, они отыскали план трёхэтажного здания. Самое большое помещение было на втором этаже вдоль заднего фасада, и, вероятно, оно и было лучшим местом для хранения бумаг. Здание находилось недалеко от Кроличьих нор, прямо на набережной Спасения. Поблизости от него не было ни одного входа в канализацию, так что им придётся подойти к форту поверху, придерживаясь самых тёмных переулков. Парадная дверь, вероятнее всего, будет под охраной, но, по счастью, на планах было обозначено, что нижний этаж здания находится ниже уровня моря и к нему ведёт затопленная лестница. Элли придумала, как войти с той стороны. Элли, Сиф и Анна выждали до двух часов ночи, а затем прокрались вниз, к Кроличьим норам. Улицы были зловеще безмолвны, если не считать редкого отрывистого собачьего взлая. Однажды, спускаясь по проулку, они услышали звук шагов и вынуждены были укрыться в подворотне, пока стражник не миновал их. Когда они снова двинулись вперёд, Элли обтёрла стену, испачкав руку в чём-то влажном. Подняв глаза, она увидела размашисто выведенные на камне и поблёскивающие в лунном свете слова: УБЕЙ СОСУД Ком встал у неё в горле, и она подняла воротник бушлата. Форт Инквизиции вырос перед ними из темноты: унылый серый с прозеленью монолит, обросший мхом, словно шерстью. Окна его были заколочены, как и у других фортов. Сидящие на крыше горгульи давным-давно остались без голов. Дети, крадучись, пересекли улицу и свернули за угол здания – три юркие тени. Море бушевало; пенные буруны сердито выплясывали при свете луны. Сиф глядел вниз на волны. – Ты напуган? – спросила Анна. – Конечно, нет, – бросил он, а затем сглотнул. Элли сжала его руку.