Колеблется Ренэйст. Жаль ей Фритхова, только и им с Хейд несдобровать, если обман обнаружат. Переводит она взгляд на Ворону, но та, хмуря черные брови, мрачно молчит. Те же думы тревожат ее, и никак не может решить, что ответить. Тяжко брать ответственность за чужие проступки, и не обязана Хейд закрывать Фритхова своим плечом. Исгерддоттир кривит губы и качает головой, произнеся на выдохе: – Не стану я вступаться за тебя, Фритхов, сын Халле. Твой долг – ответить за ошибку, которую совершил. Незнание не оправдывает тебя. Разве мешали задать вопрос тем, кто уже проходил испытание? Нам не запрещали спрашивать у старших воинов то, что нам неведомо. Лишь твой скудный ум виновен в том, что ты совершил. Слова ее жестоки, но правдивы; никто из них не догадался просить совета, хотя бы узнать, как же отличить нужного тролля. То, что перед ними детеныш, им с Хейд стало известно потому, что с детства видят они троллей, но что делать тем, чьи земли не подходят для жизни этих гигантов? Истина горька, и, сколько бы лживого меда ни выпил ты, все равно будешь чувствовать этот вкус. Ренэйст переводит взгляд на Фритхова, что смотрит на нее с надеждой, и чувствует, как сердце поднимается к горлу; того и гляди, рухнет в снег, выскочив изо рта. Она – дочь конунга, коей суждено занять место отца, когда Ганнар Покоритель отправится к праотцам. Суровой, но справедливой правительницей должна стать она, подобно великим предкам своим, и потому не видит Рена иного выхода. Расправляет плечи, глядит в темные очи юноши голубыми льдами своих глаз и говорит, не отводя взгляда: – Возвращайся в Чертог Зимы, Фритхов, сын Халле. Поведай конунгу о том, что сотворил, и понеси наказание. Таков закон. Стискивает юноша зубы, да так, что скулы белеют, но ничего не говорит. Не желает он чернить имя свое, умоляя о пощаде – недостойно это сына Луны. Низко противиться воле Судьбы, и коль ошибся он, то должен принять наказание как истинный воин. Прижимает Фритхов кулак к крепкой груди, да не успевает и слова сказать, как слышат они гулкий шум, что звучит все ближе и ближе. Повторяется громогласный рев, слышимый ими ранее, и осыпается снег с вершин окружающих поляну сосен. Фритхов и Хейд выхватывают из ножен мечи, готовясь к сражению, а Ренэйст берет из колчана стрелу, жалея, что не стала брать с собой свой меч. Что сделают ее стрелы против взрослого тролля? Грохот и рев приближаются, земля дрожит под ногами, а сердца замирают, словно бы каждый удар накликает на них беду. Лучница облизывает пересохшие от волнения губы, отточенным движением накладывая стрелу на тетиву, и оглядывается по сторонам, стараясь понять, откуда ждать врага. Умелыми воинами мыслят они себя, но игры заканчиваются, стоит увидеть щенкам того, кому суждено стать их первым настоящим врагом. Настало время встретить свою Судьбу. Глава 6. Тролль Тролль столь огромен, что мерзкий лик его издалека виден средь верхушек деревьев. Бежать нет смысла, и, глядя на ужасного противника, Ренэйст понимает, насколько бесполезны ее стрелы. Дрожащими от волнения руками держит она натянутую тетиву, чувствуя, как сводит пальцы, и молит Одина, чтобы хватило сил. Для этого шагнула конунгова дочь под своды древнего леса: сразить могучее чудовище и доказать, что не напрасно Ганнар-конунг признал ее своим наследником. Ренэйст Белолунная из рода Волка добудет проклятый троллий зуб даже ценой своей жизни. Ступив на поляну, втягивает тролль воздух огромным носом, и нет сомнения, что пред ними стоит молодой самец. Голова у него всего одна, тело напоминает камень, а крепкая шкура едва покрыта полученными в сражениях с другими троллями шрамами. Фритхов не успевает порадоваться их удаче, как взгляд чудовища цепляется за тело убитого им детеныша. Берегут чудовища свое потомство, и не важно, самка или самец, за безопасность ребенка будут биться до конца. Сколь же яростной окажется месть за убитое дитя? Тролль ревет, запрокинув голову назад, после чего мчится в их сторону, замахиваясь похожими на две скалы кулаками. Хейд налетает на Волчицу, опрокидывая наземь, и вместе они катятся по снегу, уклоняясь от атаки. Халлесону удается увернуться, он полон энтузиазма и надежды на то, что, сразив взрослого тролля, сможет искупить свою вину. Удобнее перехватывает он свой меч, и, издав воинственный клич, бросается в атаку. – Остановись! – кричит ему Ворона. – Тебе не одолеть его одному, пустоголовый! Но Фритхов не слушает, и Рена ловит себя на мысли, что, окажись здесь Ньял, он бы тоже не послушал. Мужчины полны дикого огня и вовсе не умеют ценить жизнь, данную им матерями и богами. Без страха растрачивают они ценный этот дар, полные желания попасть в великие палаты Всеотца, где ждет их вечный пир. Никто из них не желает помнить, что уже многие века ни единый воин не прошел сквозь закрытые врата Вальхаллы. Слышит Ренэйст, как проклинает всех известных ей богов Хейд, что все еще вжимает лучницу телом своим в снег. Рывком сбрасывает она с себя Ворону и тут же приподнимается, стараясь взглядом найти свой лук, который выпустила из рук. Почти все стрелы раскиданы по снегу, но зато до лука дотянуться легко. Поддавшись вперед, хватает Белая Волчица изогнутое свое оружие и едва встает на одно колено, как рука островитянки крепко сжимает ее плечо. – Мы должны найти остальных, – произносит Хейд, не сводя взгляда с Фритхова, что кружит подле ног разъяренного чудовища, нанося удары мечом по каменистой плоти. – Даже втроем нам не убить его, но если бы… Не успевает договорить дочь островов. Слова ее тонут в собственном испуганном вскрике, и вторит ей голос Ренэйст. С диким ревом взмахивает тролль огромным кулаком, откидывая Фритхова в сторону, и тело юноши с болезненным хрустом врезается в ствол заледеневшего дерева. Падает он в снег, выронив меч, и не видят они, чтобы он шевелился. Ужас застывает в их сердцах, и глазами, полными льда и беды, смотрят луннорожденные на мертвого своего друга. Для Фритхова испытание подошло к концу. Одним ударом переломил обитатель северных лесов хребет несчастному юноше. Ему бы множество зим держать над головой свет Вечной Луны, ступить бы на покатый бок драккара да узреть горячий свет Южной Луны, только вместо отцовского титула получил наследник Медвежьего Когтя погибель. Быть ему отныне несчастным, вечность свою провести подле запертых изнутри врат Вальхаллы, видеть воинов прошлых зим и смотреть пустыми глазами вслед погибшим богам. И разделить им его участь, если сейчас же не поспешат прочь. Ренэйст хватает Хейд за мех полушубка, рывком ставит на ноги и толкает в сторону леса. Придется бежать, иначе следом за беднягой Фритховом лишиться им жизней. Какая низость для воина – бегство, но она не готова погибать. С самого начала, едва поведал им конунг, кто станет им врагом, должны были глупые щенки понять, что лишь вместе смогут одолеть могущественного противника, и, с трудом пробираясь сквозь снег, с ужасом думает Рена о том, что же станет с Ове, если вдруг в одиночку встретит он тролля. Не следовало им разделяться. Как же теперь найти Ньяла и прочих юношей в мрачном лесу преследуемым разъяренным монстром? Дышать становится тяжело, каждый морозный вдох обжигает горло раскаленным металлом, но Ренэйст все бежит, слыша за собой тяжелое дыхание испуганной Хейд. Троллю гораздо легче ступать по глубокому снегу, только крепкие деревья, покрытые льдом, замедляют его, что дает им шанс на спасение. Из-за бега в колчане Ренэйст совсем не остается стрел, она безоружна, и лишь меч и щит Вороны могут их защитить, да только смогут ли? Тролль практически догоняет их. Волчица словно бы чувствует смрадное его дыхание на шее, когда откуда-то сбоку доносится болезненно-знакомый голос: – Прыгайте! Лишь после этого приказа замечает Рена выкрашенную в белый цвет веревку, что натянута меж стволами двух крепких сосен, и с трудом успевает перепрыгнуть через нее. Хейд замечает ловушку позднее и, прыгнув, падает на колени. Тело ее дрожит от усталости, она вся взмокла – нет у нее больше сил, чтоб бежать, но только крепкая рука рывком ставит ее на ноги. Пред глазами мелькает тонкая косичка, украшенная бусиной из бирюзы, и у Хейд неприятно колет в груди. Если и желала она помощи, да только не от него. Тролль же, преследуя их, не может различить веревку и, споткнувшись об нее, грузно падает в снег, повалив за собой деревья, к которым та была привязана. Это дает им время, но вряд ли его хватит надолго. Ове хватает их за вороты, тянет за собой, как двух собак, уводя в сторону крутого склона. Белые плащ и волосы его сливаются со снегом не хуже белоснежных кос Ренэйст, и оттого тролль на время теряет их из виду, когда прикрывает Ове Хейд своим телом. Ворона прижимается спиной к стволу дерева, одними губами моля Ньерда, повелителя морей и ветра, пролить на нее свою благосклонность. Не позволив им даже дыхание перевести, грубым движением отнимает наследник Ока Одина щит, выкрашенный в цвета Трех Сестер, и кидает его на снег лицевой стороной вниз, поставив ногу сверху, чуть протолкнув свой сапог под бронзовую рукоять. – Садитесь, – мрачно велит он, переводя взгляд серых глаз с одной девы на другую. Сразу понимают, что ждет их спуск по крутому склону, да только Ове совсем выжил из ума, если считает, что идея эта хороша. Да, круглый щит Хейд весьма прочен, да только как уместиться на нем втроем? Мудрейшим юношей своего поколения прослыл Ове из рода Змея, но сейчас Ворона сомневается в правильности подобных суждений. – У нас нет иного выбора, – заметив их нерешительность, тихо, но твердо говорит он, кинув быстрый взгляд в сторону гневно ревущего тролля, поднявшегося тем временем на ноги и ищущего свою добычу среди снегов. – Нужно немедленно найти остальных, иначе мы погибнем. – А так, по-твоему, мы не погибнем? – разъяренно шипит на него Ворона. – Как втроем мы уместимся на одном щите? Но тролль не оставляет им более времени на размышления; заметив их, чудовище вновь кидается в атаку. Ренэйст первая садится на щит, согнув колени и поджав их к груди, перекрутив одинокий свой лук, лишенный стрел, тетивой назад. Позади нее садится Хейд, тесно прижимаясь грудью к ее спине, утыкаясь носом в белоснежные косы, пахнущие морозом и смертью. За плечи островитянки хватается Ове, ступивший на щит одной ногой, второй с силой отталкиваясь от промерзшего, непослушного снега. Над их головами щелкает челюстью тролль, но не удается ему настигнуть свою добычу – пронзительно крича, дети Луны срываются в вечную тьму. Снег попадает в глаза множеством крошечных стрел, забивает нос и рот, и Рене все кажется, что вот-вот влетят они в дерево. Шеей чувствует она пламенное дыхание Хейд, в испуге кричавшей молитвы Ньерду, вжимающейся телом в ее спину, и от ощущения чужой жизни становится ей еще страшнее. Разве могут они погибнуть? Могут перестать говорить, чувствовать, дышать? Может ли исчезнуть эта Вечная Ночь, лютый холод и огонь, что горит в их сердцах? Они – дети богов. Смертные их воплощения. Не пристало им столь глупо погибать. Спуск кажется вечным, но прекращается в одно мгновение. Щит переворачивается, и Ренэйст падает лицом в сугроб, чувствуя, как рот ее наполняется снегом, режущим щеки и язык, и кровью. Не успевает Волчица вдохнуть, как хватают ее, заставляя вскочить на ноги, сразу же сорваться на бег, не видя ничего из-за снега, слипшегося на ресницах. Трет глаза рукавом, слышит позади рев отставшего тролля, из добычи сделавшегося охотником, и не ведает, куда ведет за собой Ове. Когда зрение возвращается к ней, может Ренэйст желать лишь того, чтобы вновь лишиться его. Там, впереди, меж крон деревьев блестит в лунном свете гладкое Зеркало Вар. – Ове! – кричит она, скованная ужасом. Но он не слышит, или же попросту не желает слышать. Ведет Ове ее, упирающуюся и испуганную, за собой к берегу озера, крепко стиснув пальцами девичье запястье. Хейд следует за ними, на ходу стирая кровь с лица – во время падения одна из низких заледеневших веток хлестнула дочь островов по щеке. Оглядывается она, видя, что следует за ними разъяренное чудовище, и, пересиливая усталость, ускоряет шаг. Корнями своими страх уходит в самое ее детство, но более всякой воды боится Ренэйст во́ды Зеркала Вар, поглотившие ее брата двенадцать зим назад. Все так же покоится Хэльвард на дне озера, и порою, опуская ладони свои в холодную воду, прогоняя сон, слышит она тихий голос мертвого, несчастного своего брата. Теперь же сама Хель ведет ее в ледяную ловушку под обликом дикого тролля, и нет у нее иного выбора. Окружила их Смерть. От нее не сбежать. Шаги звучат громогласно, ломая лес, и тварь все ближе, неся на своих плечах их погибель. Времени нет, в чаще больше не скрыться, и единственный способ выжить – пересечь озеро. Стоя на берегу, не слыша рева охотящегося на них тролля, Ренэйст сипло глотает густой мороз, погружающий нутро ее в ужас. Свежо в памяти, как покрывался трещинами этот лед, как рваными ранами рушились льдины, и меж ними кровью чернела холодная вода. Все рухнет, едва она ступит на лед. – Рена, – голос Ове доносится до нее словно бы сквозь толщу воды, и с трудом удается ухватиться за него. Глаза юноши такие же серо-мутные, как и лед. – Иначе нам не спастись. Внутри нее все холодеет, словно бы залито студеной водой. Ове хочет, чтобы она сделала это. Белолунная качает головой, стараясь вывернуть запястье из хватки побратима, но он непреклонен и волен сломить ее страхи. Холодные руки обхватывают лицо испуганной воительницы, и, глядя ей, дрожащей от ужаса, в глаза, он шепчет пылко и торопливо, словно бы сам боится усомниться в своих словах: – Я клянусь, что проведу тебя через лед, и призываю богиню в свидетели моего обета. Держи мою руку и не отпускай. С губ Белой Волчицы срывается полный муки стон, и она всхлипывает, схватившись пальцами за запястье побратима. Коль не сдержит он клятву, Вар потребует плату за обман, и Ренэйст погубит его, если не ступит на хрупкую паутину озерного льда. Точно так же, как в ту ночь она сгубила Витарра. Хейд кричит, едва тролль, пробившись сквозь деревья, стремится к берегу озера, и первая ступает на зеркальную гладь, оглянувшись на замерших у самой кромки воды луннорожденных. Рена жмурится, тихо молится богам о защите и, сильнее стиснув пальцами ладонь Ове, с замиранием сердца следует за ним. Под светом далекой Луны бегут крошечные ее дети от смерти, и Зеркало Вар трещит и ахает под их ногами, грозя в любое мгновение бросить в темную пучину. Ей едва хватает сил на то, чтобы дышать. Ренэйст боится открыть глаза и посмотреть вниз, страшится увидеть вместо своего отражения лицо улыбающегося Хэльварда, что будет смотреть на нее с обратной стороны льда. Слышится вместо рева застывшего на берегу тролля ей тихий мальчишеский голос, который манит из застывшего мрака холодной воды. «Посмотри, сестра, посмотри…» Качает она головой, и горькие слезы застилают глаза, пока поднимает Рена взгляд свой к звездам, ногтями впиваясь в белую кожу влекущего ее за собой Ове. Хейд что-то кричит, указывает на противоположный берег дрожащей от усталости рукой, и кровь ее капает с лица на лед, впитывается в подошву их сапог. На щеке ее точно останется шрам. «Приходи, сестра, приходи…» Ренэйст кажется, словно бы нынче Луна бела как никогда. Этот свет бьет по глазам, отражается в ее волосах, подобным лунным нитям, а сердце волнами Недремлющего Моря налетает на скалы ее покрытых мхом ребер. Голосом тысячи погибших столетия назад чаек кричит в ее голове отчаяние, и ах как хочется лечь грудью на тонкий этот лед. Остановится – увидит ясные очи возлюбленного своего брата. – Это Ньял! Хвала Одину, это Ньял! Из плена страха возвращает ее голос Вороны, и, подчиняясь ему, поворачивает Ренэйст голову. Видит она рыжие волосы побратима, что огнем горят на белоснежном снегу, а за ним – тринадцать юношей, будущих воинов Одина. Ове хмур и бел; хоть и сам сказал, что одолеть им тролля лишь вместе, не радует его то, что не справиться ему без выскочки-Ньяла. – БЫСТРЕЕ! – доносится до них его голос. – УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ СО ЛЬДА! Чуть дальше середины Зеркала Вар успели пробежать они, прежде чем тролль, метавшийся по берегу озера в бессильной ярости, решает продолжить свою охоту. Чудовище ревет, запрокинув голову, и, отступив, неожиданно для беглецов прыгает. Не выдерживает лед тяжести монстра, поглощает свою добычу, распахнув темную пасть, и ужасной паутиной расходятся от возникшей дыры трещины по гладкой поверхности. Видит Ренэйст, как шустрая ниточка проносится мимо ног ее, неся за собой смерть, и Ове ускоряет шаг, стремясь покинуть опасный лед.