— А вас как звать? — порозовев, спросила Кончита. — Себастьяно. — Убедившись, что Шорох все еще без сознания и надежно связан, Стриж стянул порезанную рубаху и взял из рук малышки кувшин с водой. — Лея это Мелейла? — Шуалейда! Как принцесса-колдунья, — гордо заявила девочка. — Я когда вырасту, тоже пойду воевать зургов! Шуалейда. Лея. Стриж невольно улыбнулся странному, неуместному и прекрасному воспоминанию. Единственная почти-встреча. Почти-взгляд. И самое настоящее тепло где-то в груди, словно одно только имя согревает и лечит. — Сама ты зург, — передразнила малышку старшая девочка и охнула, разглядев длинный свежий порез, задевший концом едва затянувшуюся рану. — Кто ж вас так, почтенный Себастьяно? Вот… — Кончита достала из сундучка под окном кусок ветхого чистого полотна. — Давайте перевяжу. — Спасибо, милая. Но лучше я сам. А вы с Леей идите-ка пока к себе. — Нет, я буду помогать! — упрямо пискнула Лея. — Будешь, но потом. Кончита ухватила сестру за руку и, не слушая протестов, повела прочь. Едва девочки вышли, за спиной Стрижа послышалось: — Еще две крепости пали. На мелочи размениваешься, соблазнил бы уж сразу принцессу! — Опомнился, и года не прошло, тролль зеленый! — проворчал Стриж, пряча радостную улыбку, и, не глядя на брата, повернулся к полке с посудой. — Точно. Придурок. Искал по всему городу сначала тебя, а потом того шиса, что тебя убил. Неторопливо поставив на стол миску, Стриж налил в нее воду, макнул окровавленную рубаху и только тогда поднял взгляд на Шороха. — Ну? — Ну. Игла сказал, что тебя прирезал кто-то из местных. Соврал, шисов дысс. Пожав плечами, Стриж принялся промывать и перевязывать рану, а затем полоскать некогда белый батист в порозовевшей воде. — Ты меня развяжешь наконец? — не выдержал Шорох. Стриж неторопливо отжал рубаху, натянул на себя. Обернулся к брату, глянул серьезно и печально: — Опасных сумасшедших до прихода святых Милосердных Братьев предписывается держать вдали от людей, связанными надежно. Охлаждения для поливать водой колодезной. На речи льстивые и искусительные не поддаваться… Видя округлившиеся глаза брата, Стриж рассмеялся. — Шисов фигляр! — рассмеялся Шорох в ответ. Следующие четверть часа Стриж готовил охру по рецепту Ульриха и слушал рассказ Шороха о бегстве от стражи, схватке с Иглой и поисках убийцы брата. — Как я мог не поверить? Ты был ранен, за тобой охотилась вся стража и вся Гильдия! — За тобой тоже, между прочим. И как ты собирался справиться с опытным ткачом? Что я, зря, что ли?.. — Какая разница как! — прервал его Шорох. — Справился бы. А нет так и нет. — Он замолчал на мгновенье. — Почему я до сих пор жив, не понимаю. — Ты уже сказал слова договора? — Нет. Я же не был в храме. Стриж отставил горшочек с остро пахнущей смесью, подошел к брату, сел рядом. — Я тебе не рассказывал… Не перебивай! — велел он, видя, что Шорох собирается возмутиться. — Помнишь: «Раб в воле Твоей, перчатка на руке Твоей и проводник душ Твоих»? Так вот. Я не говорил этих слов. Я сказал «слуга». Если не боишься спорить с ним, попробуй. Но сам знаешь, это опасно. — А служить ему безопасно, ага. Ткачи — самая мирная работа, — ухмыльнулся Шорох и тут же посерьезнел. — Мы и так нарушили сто правил. Еще одно ничего не изменит. Что-то мне уже не хочется проходить Посвящение. Шис. Пойти, что ли, в пекари? — В трубочисты. — А ты умеешь печь хлеб? И буши? — послышался звонкий голосок от двери. Братья вздрогнули и обернулись. На пороге стояла, теребя фартук и сияя любопытными глазками, малышка Лея. — А зачем тебе краски? А мне можно порисовать? Пожалуйста! — Лея! Куда тебя понесло! Простите, светлые шеры, не уследила! Мы не будем вам мешать, правда! — затараторила запыхавшаяся Кончита, хватая сестренку за плечо и оттаскивая прочь. — Пойдем же, Лей! — Чита! — возмущенно пискнула кроха. — Я хочу рисовать! — Подожди, Кончита, — остановил ее Стриж и присел на корточки напротив малышки. — Любишь рисовать? — Люблю! Только мама не покупает красок, а угольком не так красиво. Но я нарисовала стрекозу и солнышко, и рыбу. А ты мне дашь немножко краски? Вот этой, синей? У тебя же много! — Конечно дам. Разве можно отказать такой милой девочке? И кисточку тоже дам. Только на чем ты будешь рисовать? — А… на стене, она белая? — Поймав укоризненный взгляд сестры, она поправилась: — Я раскрашу свой горшочек для каши, мне папа подарил, это мой горшочек! — Вот и хорошо. Держи. — Стриж выложил на край стола киноварь, белила и кисть. — Эти краски готовы, а охра еще нет. — Почему? Что ты с ней делаешь? — Колдую! Черные глазки расширились от восторга и любопытства. — Ты колдун? Настоящий? Ой! А можешь наколдовать мне куклу? — Настоящую куклу наколдовать нельзя, почтенная Лея. Но наколдовать монетку, чтобы купить куклу на базаре, я могу. Хочешь? — Хочу! — Девочка запрыгала, позабыв пока даже про краски. — Да, наколдуй! Состроив важную рожу, Стриж неразборчиво забормотал, нарисовал в воздухе несколько замысловатых фигур и хлопнул в ладоши. Из его рук упала серебрушка и зазвенела по полу. Лея тут же метнулась за ней, схватила… — Чита! Вот она! Ой!.. Сидя на полу, малышка радостно разглядывала серебряный полуимпериал. А ее сестра переводила недоумевающий, испуганный взгляд с одного щедрого незнакомца на другого. — Это мне, да? — Лея подняла глаза на Стрижа. — Все-все? — Тебе, тебе. Иди рисуй, почтенная Лея. — Стриж потрепал ее по макушке и подмигнул Шороху. — А почтенная Кончита не накормит ли гостей? — Непременно! Только… Простите, милостивые шеры, я… у нас лишь рыба и немного хлеба. — Девочка потупилась и спрятала руки под фартук. — Я могу сбегать в лавку. — Не надо в лавку, — вмешался в разговор Шорох. — Мы с братом очень любим рыбу. Твои родители ведь не рассердятся, если ты нас накормишь? — Что вы! Довольный гость — добрая удача, — она повторила слова отца, став на миг взрослой и серьезной. — А когда они вернутся? — спросил Шорох. — Мама придет к полудню, а папа с братьями вечером, — отозвалась Лея, уже успевшая окунуть кисточку в киноварь. — И в тринадцатый день мы пойдем на службу в Алью Райна. Там так красиво! А я нарисую солнышко, как в храме. Круглое. — Почему бы вам не пойти на службу сегодня? — подсыпая в горшочек с охрой щепоть корня гульей сыти, невзначай спросил Стриж. — Папа запрещает ходить одним, — покачала головой старшая девочка. — Вот если бы соседи пошли… — Сегодня мы с братом пойдем к полуденной молитве, — так же равнодушно бросил Стриж. Обе девочки с интересом и надеждой взглянули на него, но он промолчал, продолжая размешивать охру: шесть раз по солнцу и восемь против. Рыбацкий обед был скуден: рыбный суп с просом и запеченный с травами сазан. На десерт девочка предложила светлым шерам чай из гибискуса — того, что цвел на заднем дворике, прямо под окнами — и крохотную плошку меда. Оба, не сговариваясь, заявили, что мед не любят, и лакомство досталось счастливой, перепачканной красками Лее. Кроме того, Лее и Кончите достались рассказы о колдунах, зургах, лесных духах, солдатах, музыкантах и светских дамах. И, конечно же, Стриж и Шорох раз двадцать упомянули о полуденной службе в Алью Райна, колокольных песнях, чудесных танцующих огнях над алтарем и диковинных рисунках на площади перед храмом. — Лея, ну что ты ревешь, глупенькая? — Кончита прижала сестренку к себе. — Увидишь ты эти солнышки в конце недели. — Завтра будет дождь, Чита! Папа сказал, шторм, а папа всегда точно знает. Я не увижу солнышек на камнях. — Лея, не плачь. Хочешь, пойдем вместе? — Шорох сделал вид, что устыдился. — С вами? — Глазки Кончиты радостно сверкнули, но тут же погасли. — Папа не велел. — Почтенная хозяюшка, вам ведь нельзя ходить одним. А с нами вас никто не тронет, — продолжал Шорох.