В общем, после ссоры - а я как раз собирала сумку для той, последней, поездки - он ушел. А те слова, что он сказал напоследок, оказались самыми злыми и самыми для меня горькими: «Раз ты не хочешь быть рядом - всегда! - может, мне поискать на это место другую женщину? Чтобы не я ее вечно ждал, а - она меня?» Он ушел и даже дверью не хлопнул. И это было ужасно. Денис ведь уже дважды пытался убегать от меня. И оба раза шарахал дверью так, что штукатурка сыпалась. А я понимала: раз злится, значит, вернется. И он действительно оба раза возвращался. И приносил охапку цветов, и падал на колени, и просил прощения… Теперь же тихо затворившаяся за ним дверь означала, что случившееся - всерьез. И на сей раз он, пожалуй, ушел навсегда. Всю неделю, что я провела в городе К***, на душе у меня скребли кошки. Несмотря на роскошную погоду, я отвергала все предложения местного руководства, которое пыталось зазвать меня то в ресторан на свежем воздухе, то на барбекю на брегах водохранилища. Я возвращалась в свой номер, смотрела старые фильмы по спутниковому каналу, иногда плакала и рано ложилась спать. Командировка наконец кончилась - в пятницу вечером. До аэропорта меня проводил директор одного из местных магазинов, из числа принадлежащих нашей мегасети - я для него все-таки большое начальство. Когда я распрощалась с ним и прошла предполетный контроль, тут же позвонила к нам на квартиру. Разумеется, номер не отвечал - как не отвечал все последние пять вечеров. И тогда я набрала мобильный Дениса - чего не делала ни разу за те пять дней, что провела в К***. Голос Дениса, звучавший в телефоне, был холоден и отчужден - хотя он прекрасно видел, чей номер высветился на определителе. А в трубке слышались гомон, веселые женские голоса, переливчатый смех. - Да! Говорите! - сухо, безлично бросил Денис, и тогда я повесила трубку. Он своего добился. Вот теперь уж точно - с ним у меня все кончено. А может, мой номер не определился на его мобильнике? При междугородных звонках такое бывает… Может, позвонить ему еще раз? «Ну уж нет, - сказала я себе. - Все! Хватит! Баста! Я не буду перед ним заискивать и его добиваться. Кончено - значит, кончено. Прощай, мой дорогой Денис, прощай навсегда!…» И знаете что? Когда я приняла это решение, мне вдруг сразу стало легче. «Да кому ты нужен!… - чуть не вслух сказала я, адресуясь к своему теперь уже экс-любовнику. - Бездарь, никчемный художник, мазила!… Ты думаешь, на тебе свет сошелся клином?… А не кажется ли тебе, что свет сошелся клином, скорее, на мне - двадцатипятилетней, ответственной, много зарабатывающей, а главное - такой красивой и сексапильной?!» И я пошла по лестнице на второй этаж, в предпосадочный зал. Волнующая походка, небрежные взмахи сумкой от настоящего «Вюиттона» - меня провожали не один и не два мужских взгляда… А я еще, дура, переживала из-за того, что меня бросил этот неудачник! В зале отлета аэропорта К*** имелся уютный барчик - я знала о его существовании по своим прошлым визитам, когда приезжала сюда школить персонал местных магазинов, входящих в нашу сеть. Сейчас мне просто необходимо было слегка выпить. И для того, чтобы отпраздновать свое внутреннее освобождение от Дениса - а в тот момент я верила, что оно наконец наступило, - и для того, чтобы потом не страшно было лететь. Из К*** в столицу фланировали столь жуткие таратайки, они так тряслись (или, как выражались аборигены, трусились) при взлете, а также в воздухе, не говоря уж о посадке, что путешествовать на них следовало только под легким (а может быть, даже под тяжелым) наркозом. Я заказала в баре порцию коньяку. Все столики были заняты - пассажиры не хуже меня знали о летных качествах воздушных судов и усердно старались впасть в анабиоз. Пришлось устроиться на высоком табурете у стойки. Я сделала первый глоток, и почти сразу меня охватила неслыханная легкость. Как хорошо, что с Денисом покончено! Я готова была прокричать, пропеть: «Свободна! Свободна! Свободна, наконец!…» Рядом со мной на барный стул плюхнулся парень с большой кожаной сумкой в руках. Он был вполне симпатичным, рослым, загорелым, брутальным и пил двойной виски со льдом. - Ваше здоровье, - обратился он ко мне. - И ваше, - я приветственно приподняла бокал. Дурак Денис, не понимает, сколь легко я могу найти ему замену. Парни просто рыщут вокруг, желая прийти ему на смену! - Куда летим? - спросил меня сосед с вискарем. - В Москву, - безыскусно сказала я. - Счастливая… - с явной, ничем не прикрытой завистью протянул незнакомец. Словно я назвала в качестве пункта назначения не Москву, а Венецию, или Париж, или Мальдивы. Я со смехом бросила: - Можно подумать, вы отправляетесь куда-нибудь в Оймякон! Чувствовала я себя великолепно. Коньяк и мысль о том, что я теперь свободна от Дениса, стали оказывать свое волшебное действие. - Да нет, я лечу в Питер, - бросил парень. При этом он весь сморщился. - В Питер? И вы еще недовольны?! - А что делать? - Да вы были когда-нибудь в Питере?! Это же чудесный город!… Лучший, наверно, город на земле!… Боже, как же я люблю Питер! Разве можно его сравнить с нашей Белокаменной!… - Возможно. Но мне-то надо в Москву. - Тогда зачем вы, простите меня, летите в город на Неве? Кто вас туда гонит? - Местные авиалинии. На Москву у них, видите ли, нет билетов. Ни на сегодня, ни на завтра, ни на послезавтра. Поэтому буду добираться кружным путем. Бешеной собаке шестьсот верст не крюк… «Там, где Нева становится морем, вижу я Крымский мост!…» - приятным баритоном пропел он. - Да, - глубокомысленно заметила я, - с современными средствами транспорта Северная столица становится пригородом Первопрестольной. Или наоборот. - Вот именно!… Так что прилечу и рвану сразу из Пулково на Московский вокзал, а там уж найдется хоть один билет на паровоз до Белокаменной. - Вы настоящий авантюрист, - глубокомысленно изрекла я. И уточнила: - В хорошем смысле этого слова. - А что остается делать? Мне завтра утром обязательно надо быть в Москве. - А вот мне не надо, - вздохнула я, вспоминая свою пустую квартиру. - Да? Что ж, - философски заметил собутыльник, - складывается ситуация, которая может служить аллегорией жизни вообще, в самом широком смысле этого слова. - Это как? - не поняла я. Парень усмехнулся. - Те, кому место в самолете (или другое благо - безразлично), фактически отнимают его у того, кому оно позарез необходимо. - А вы философ, - вслух заметила я, а про себя подумала: «Хайдеггер, блин!… Деррида!…» - Нет, я психолог. Коньяк был допит, виски незнакомца тоже. Однако посадку еще не объявляли. - Еще один коньяк и одно виски, - бросил парень барменше и пояснил: - Позвольте мне угостить вас. В его глазах блеснул азартный огонек. А когда барменша поставила перед нами бокалы, он вдруг молвил: - Давайте поменяемся! - Поменяемся? Чем? - Нашими рейсами. Я полечу в Москву, а вы, раз уж вам так нравится Северная Пальмира, - отправитесь по моему билету в Питер. - Что за ерунда! - воскликнула я, пригубив вторую порцию коньяка. - Абсолютно не ерунда! - горячечно выдохнул незнакомец. И заторопился: - Понимаете, все документы - паспорт, билет - у нас с вами уже проверили. На руках у каждого - только посадочный талон. По нему и пускают в самолет. Вы мне дадите свой посадочный, а я вам - свой. И вы полетите в Питер, а я - в Москву. - А багаж? - А у вас есть багаж? - У меня нет. Все свое ношу с собой. И я кивнула на сумку от «Вьюиттона». Пусть она куплена с дикой скидкой на суперраспродаже - не хватало еще, чтобы ее швыряли аэропортовские грузчики. Поэтому всеми правдами и неправдами я стараюсь протащить ее в самолет под видом ручной клади. - У меня тоже нет никакого багажа!… Поэтому давайте махнемся, а?… Ваш самолет - на Питер, - кстати, вылетает даже раньше моего, на Москву. - Ну, вы и жулик!… - засмеялась я. - Ладно: вам-то надо в столицу. Но объясните, пожалуйста, зачем этот чейндж нужен мне? - Как?! Вы же только что сказали, как любите Петербург. А там сейчас - белые ночи. Красота - неописуемая. Разводят мосты. Ночью светло, как днем… - Не надо мне рассказывать. Я очень хорошо знаю Питер. - Тем более! Соглашайтесь, милая девушка. А я вам оплачу обратную дорогу из Петербурга до Москвы. В вагоне СВ. И еще, знаете, у моего друга в Ленинграде совершенно пустая квартира. На канале Грибоедова. Я позвоню ему, и вы сможете поселиться там. С видом на канал и в двух шагах от Мариинки. - Ну, это уж слишком. Как-нибудь я смогу оплатить себе гостиницу в Питере. - Значит, в остальном вы согласны, - весело подытожил мой новый знакомый и шлепнул о стойку посадочный талон, а сверху - пятитысячную купюру. - Это вам на дорогу в Москву. - Ну, вы наглец! - рассмеялась я, а рука уже сама потянулась в сумочку за посадочным талоном. То, что я в итоге согласилась, вряд ли можно считать заслугой парня с его беззастенчивым напором. Скорее, мое согласие было связано с тем, что в столице меня ждала моя пустая квартирка в Свиблово. А еще - мне ужасно захотелось сорваться. Внезапно, вдруг - уехать. Причем сорваться именно в Питер - как срывалась я туда на выходные и семь, и шесть, и пять лет назад. Неожиданно, стремительно, не предупредив никого - и даже Георгия - о своем приезде. Сесть в поезд и умчаться. И упасть ему как снег на голову. Обрушиться наглым звонком и рухнуть в его объятия прямо в коридоре… Ужасно грустно, что в один прекрасный день срываться в Питер мне стало совершенно не нужно… И я подумала: вдруг еще можно что-то изменить?… Меня захлестнула теплая волна ностальгии, и страшно захотелось, чтобы все стало как прежде: я - желторотая студентка, и он, петербуржец, взрослый, сильный, мужчина моей мечты, и мы идем с ним в обнимку по Мойке, а потом выходим на Дворцовую и садимся в «Ракету», и она мчит нас в Петродворец… И его объятия, и соленый ветер с моря… Я даже не заметила, как мы с наглецом обменялись нашими посадочными талонами.