* * * Тридцать первого в четыре пополудни они встретились у пешеходного моста. Причем Дима, навьюченный неподъемным рюкзаком, пришел первым. А мог и опоздать - часов, как мы уже знаем, у него не было, равно как и привычки определять время по мобильнику. Закатное небо сияло малиной, предвещая мороз и ветер; Дима ругал себя за понты, но деваться было некуда. Имелась, правда, надежда, что Неда откажется - не полная же она дура переться по целине черт знает куда! Да еще и в Новый год! Но Неда не передумала. Дима заметил ее издали и чертыхнулся - в голубом костюме, с лыжами и рюкзаком. Она тоже заметила его, торчащего посреди моста, и помахала. Дима нехотя помахал в ответ. - Привет! Давно пришел? - спросил Неда. - А где все? - Лапика жена не пустила, а к Эльке приехала подруга. Может, передумаешь? В «Сове» поинтереснее будет. - Не передумаю. Я сказала, что иду в компанию мужа. Вперед? Они съехали с откоса моста и взяли курс на озеро. Ориентировались на корявые, едва видные ветлы по его периметру. Дима шел впереди, Неда за ним. Тропы не было, насколько хватало глаз, сплошная снежная целина. Снег скрипел, лыжи скрежетали; несмотря на мороз, Дима чувствовал, как по спине стекают горячие струйки; не хватало дыхания, и рюкзак резко потяжелел. Он остановился и оглянулся: сделал вид, что интересно, где там вторая половина, не делась ли куда. Неда обошла его, ткнула палкой в рюкзак и помчалась вперед. Дима потерял равновесие и свалился в снег. Употребляя всякие ненормативные слова, с трудом поднялся - мешал рюкзак, - отряхнулся и, сцепив зубы, побежал вслед. Что такое четыре кэмэ для подготовленного лыжника? Тьфу! А в погоне за лидером? Дважды тьфу. Правда, обидно. Дима стоял, согнувшись, делая вид, что изучает сухую травинку, торчавшую из снега, - дышал ртом, восстанавливал дыхание. - Это дом?! - Неда рассматривала перекошенное строение с проваленным крыльцом, с крошечным окном и высокой снежной шапкой на крыше. - Я сказал, времянка. Не нравится? В «Сове», конечно, получше. Еще не поздно! - Дима попытался сострить, но получилось не очень, даже самому неловко. Когда нас бьют женщины, мы самые битые собаки на свете, как сказал однажды эрудированный Лапик - цитата из одного англичанина. - Там можно спать? - Неда не обратила внимания на «Сову». - А она не завалится? - Можно. Там есть лежанка и сено. Было раньше… - Он хотел сказать «лет десять назад», но вовремя прикусил язык. - Насчет завалится… черт его знает! Не должно бы. Лично я буду на природе! - Он повел рукой, охватывая снежное поле и малиновое небо. - Разве в городе такие закаты! - Красиво, - сказала Неда. - Смотри, Спас! Золотая луковица! Ключ не забыл? Кстати, это твое? - Открыто. Не мое, одного адвоката… кстати, по разводам. Заходи! Крыльцо угрожающе трещало, дверь осела и не открывалась. Ручки почему-то не было вовсе. - Ну и хрен с ней! - плюнул Дима. - У костра еще лучше, свежий воздух. - А дрова? - Под крыльцом! К счастью, дрова были целы; Дима натаскал небольшую кучку и занялся костром. Неда тем временем пыталась открыть дверь ножом. Небо на глазах синело, малина сместилась к западу, а на севере зажглась первая дрожащая звезда. Морозец крепчал. Дверь нехотя подалась, и Неда радостно вскрикнула. Она вошла, споткнувшись о порог и ударившись головой о притолоку, включила фонарик. Здесь было тихо, пусто, пахло сеном - оно набросано на полу и на деревянной лежанке. По углам висела паутина, в крошечное окошко заглядывала ночь. На столе стояла треснувшая керосиновая лампа. Угол комнаты закрывала линялая ситцевая занавеска. Она застыла на пороге маленькой комнаты, испытывая странное чувство нереальности; вздрогнула, когда затрещало крыльцо - пришел Дима. Она хотела предупредить, что низкая притолока, но не успела. Он ударился и чертыхнулся; она рассмеялась. Он сопел у нее за спиной, рассматривая интерьер: - Ну и как тебе апартаменты? Не жалеешь? - Не жалею. Разжег? - А то! Пошли, погреемся. Морозчик приличный, хорошо забирает! - Подожди, тут что-то есть! Она заглянула за ситцевую занавеску - там была печка и шкафчик без дверцы с двумя закопченными кружками. …Они сидели на пеньках друг против дружки, пили чай с коньяком и смотрели на огонь. Кружка обжигала руки. Запад все еще полыхал малиной, а над головой была ночь и звезды. Над городом стояло розовое марево реклам; золотых луковиц уже не было видно. - Мясо будешь? - спросил Дима. - Буду. - Ты ж веганка! - не удержался он. - Не отравишься? Неда слепила снежок и запустила в Диму. Он не сумел увернуться, и снежок шмякнул ему в лицо. Дима перескочил через костер, Неда взвизгнула и бросилась наутек. Он нагнал ее и пихнул в спину. Неда упала лицом в снег и, хохоча, перевернулась на спину. Дима рухнул рядом. Ее синяя шапочка слетела, темные волосы разметались по снегу; блики костра играли в глазах. Дима, недолго думая, привстал на локтях и поцеловал ее. Неда замерла на миг и ответила. Губы у нее были теплыми… * * * Дима уминал кусок хлеба с мясом и запивал чаем; Неда аккуратно откусывала и жевала манерно, как Соня, о чем он ей тут же сообщил. Без пяти двенадцать Дима открыл шампанское. Пробка выстрелила и улетела в костер, вино рванулось через край. От костра взметнулся сноп искр, и затрещали поленья; над городом расцвели красные и желтые цветы фейерверков. - С Новым годом! - Дима протянул Неде бокал, они чокнулись и выпили. Она рассмеялась: - Холодное! - У тебя есть семья? - спросил Дима. - Есть. Сестра в Германии, мама сейчас у нее, нянчит внуков. Папа умер десять лет назад. Преподавал математику в политехе. А у тебя? - Одна мама. Отца не было. Это он тебя приучил к математике? - Он. Я все олимпиады выигрывала, он очень гордился. А когда ты начал рисовать? - Сразу! Как родился, так и начал. Дима хотел спросить, почему она не замужем, но постеснялся. - У тебя кто-то есть? - спросила она. - У всех кто-то есть, - философски сказал Дима. - А у тебя? - У всех кто-то есть, - повторила Неда, и они рассмеялись… …Около двух она сказала, что идет спать. Дима ответил, что остается здесь. Неда, проходя мимо, пнула его; он слепил снежок и швырнул в нее. Крикнул: - Подожди! Она обернулась, и он протянул ей зажигалку: - Зажги лампу! Он сидел у костра, протянув руки к огню. Ладони были красными и казались прозрачными. Запад сиял уже не малиной, а розово-зеленым, восток же был мрачен и темен. Над городом все расцветали новые и новые малиновые и желтые букеты. Окно светилось неровным светом, и Дима представлял, как она там укладывается на сено. Сено шуршит, пауки глазеют, деревянная лежанка шатается. Он налил себе коньяку - пил мелкими глотками и смотрел на пламя. Потом поднялся, постоял немного и пошел в дом. Там горела керосиновая лампа; на стене выросла его гигантская тень. - Замерз? - спросила Неда. - Тут тоже собачий холод! Ты в гости или как? - Пока не знаю. Сейчас печку растопим. - А не угорим? - Боишься? Труба на месте, не должны. Он возился с печкой. Неда, кутаясь в плед, стояла рядом и смотрела. Она спросила: - А где ты будешь спать? На полу? На лежанку не пущу! Дима шагнул к ней, ухватился за плед; Неда захохотала и отпрыгнула. Метались их тени по стенам; трещали дрова; Дима притянул ее к себе и, теряя голову, впился в ее рот. Раскаленными пальцами дернул молнию куртки… …Он проснулся, когда солнце заглянуло в тусклое оконце. Неда спала. Дима с любопытством уставился на нее, осторожно пригладил растрепанные волосы и потрогал пальцем кончик носа. Нос у нее был теплым. Он выполз из-под спальника, охнув от холода - печка давно остыла; нагой, пробежал босиком и выскочил на крыльцо. Ночью вьюжило. Их следы исчезли. Лыжня исчезла. Остатки костра тоже исчезли. Белое искрящееся безмолвие и тишина царили в природе. Ни движения, ни ветерка. Испытывая щенячий восторг, Дима стоял на занесенном снегом крыльце и вбирал в себя окружающий мир. Вдруг, завопив дурным голосом, спрыгнул с крыльца и побежал по снегу к солнцу…