Из кабинета Александра Васильевича Вадим вылетел пробкой - покуда осерчавший шеф не придумал еще какого-нибудь наказания - и спустился в буфет Главнауки. Там сидел, дожидаясь, Макар Чубатюк, шофер особой группы, бывший матрос, рубаха-парень. Он сжимал коряжистой лапищей подстаканник и цедил горячий чай. - Что, не поверил? - пробасил Макар, увидев унылую физиономию приятеля. - Не поверил… - Огорченный Вадим сел напротив. - Еще и картотекой завтра заниматься заставил. - Едят тебя мухи! Видать, допек ты Силича, раз он так вызверился. А я тебе говорил: не лезь в пузырь! Заройся в мох и плюйся клюквой. - Да как же не лезть, Макар? - Вадим грохнул кулаком по замасленной столешнице. - Я нутром чую - Мурин не врет. Представь себе: вдруг там, под Загорьем, и вправду аномальная зона? Ее исследовать надо, уровень опасности для населения определить… А я тут буду над средневековыми шарлатанами корпеть? Макар отхлебнул еще чайку. На его великанской руке, державшей подстаканник, виднелась наколотая надпись «Все там будем», рядом с которой синело изображение, очертаниями напоминающее ленинский Мавзолей. - Мурин твой - хомяк небритый. Кефиром надышался и пошел пустыню пропалывать… А ты и уши развесил. - Ясно. - Выведенный из себя нахлобучкой шефа, а теперь еще и шуточками друга, Вадим встал из-за стола. - Не хочешь помогать, перебьюсь. Он повернулся, чтобы уйти, но Макар, чуток приподнявшись, дотянулся до его плеча своей граблей: - Эх ты, дичь покорябанная… Не шевели мозгами - перемешаются. Харэ воздух пинать, говори, что делать. Вылазку в лес, где завелась нечисть, наметили на послезавтра. Весь следующий день Вадим добросовестно глотал пыль, рассортировывая завалы картонных квадратиков, испещренных каракулями шефа и сваленных как попало в ящичках старомодного бюро. О вчерашнем он не заговорил ни разу, сделав вид, будто внял увещеваниям и выкинул вздор из головы. Провозился почти до полуночи. Александр Васильевич выполненным заданием остался доволен и, когда Вадим попросил выходной, возражать не стал. Под разными предлогами отпросились еще трое: Макар, доктор-мануал Готлиб Фризе и Пафнутий Поликарпов по прозвищу Гудини, славившийся умением высвобождаться из любых оков и герметически закрытых вместилищ. Все они влились в особую группу еще до Вадима и отлично себя зарекомендовали. На предложение произвести разведку в подмосковных рощах и вывести нелюдей на чистую воду откликнулись с готовностью, хотя выразили сомнение относительно законности такой экспедиции. - От Алексан Василича нагоняй потом получим мы, - поскреб окладистую бороду Пафнутий. Он происходил из семьи новгородских сектантов-отшельников, исповедовавших какую-то диковинную религию, и изъяснялся иногда довольно экзотично, расставляя слова в обратном порядке. - Зер шен, герр Арсеньефф… но я полагайт, что не есть гут уходить без ведом герр Варченко, - выразил свое мнение Фризе. - Знаю, что «не есть гут», - огрызнулся Вадим, - но если мы поставим его в известность, то, р-ручаюсь, он никуда нас не отпустит. Они подискутировали с четверть часа и сошлись во мнении, что ничего криминального в задуманной поездке нет. Подумаешь, выбрались компанией отдохнуть от столичной суеты! Попадется вражья погань - обезвредят, как велит служебный долг. Не попадется - скоротают свободный денек в собственное удовольствие. Пафнутий захватил удочки, наживку и топор - прорубать во льду лунки. Он был заядлым рыбаком и утверждал, что в Сенежском озере, на берегу которого стоит Загорье, можно наловить знатных окуньков. Почему Вадим отобрал для предстоящего похода именно этих троих? Кандидатура Макара не подлежала сомнению. Титан с геркулесовой силой, механик-виртуоз, человек-кремень - с таким хоть в огонь, хоть в воду. Пафнутий мог пригодиться при обследовании чучумовских хором. Они, вернее всего, обветшали, да и народец постарался - поломал, покорежил. Возможно, понадобится пробираться сквозь завалы и узкие щели. Гуттаперчевый новгородец будет очень кстати. Что до угрюмого Фризе, то его дурной характер компенсировался врачебной одаренностью. Вадим не старался внушить себе и тем более друзьям, что экспедиция сопряжена с риском, однако осторожность никогда не помешает. И справный медик должен быть под рукой. Утром 6 января сели в почтово-багажный поезд, шедший в сторону Ленинграда, и доехали до станции Подсолнечная. Для соблюдения конспирации нарядились в штатское и прихватили с собой ящик «Столового» пива. Всю дорогу они пили эту темную бурду, произведенную Тулспирттрестом, заедали сушеной воблой и травили анекдоты. Ни дать ни взять бездельники, привыкшие транжирить драгоценное время. В поселке Солнечная Гора ушлый Макар ухитрился раздобыть аэросани «Бе-Ка», хранившиеся в сарае у одного запасливого дядьки еще со времен Гражданской. Макар взял их напрокат, пообещав вернуть в целости. По зимнему бездорожью этот «лыжный автомобиль», как его называли до революции, был незаменим. Чубатюк сел за руль. Затарахтел бензиновый двигатель, завертелся огромный винт, и моторизованные санки за считаные минуты домчали всю четверку до Загорья, отстоявшего от Солнечной Горы всего на пять верст. Здесь немного передохнули, дожевали воблу. Оставшееся пиво Вадим безжалостно вылил на снег. - Головы нам нужны трезвые. А то скажут, что мы, как Мурин, бельмы залили и нам черт-те что привиделось. Макар с Пафнутием высказали сожаление по поводу загубленного добра, на что баварец Фризе презрительно хмыкнул: - Это не есть добро. Это есть фу! Приезжайт Мюнхен, пить настоящий пиво… Дас вундершен! - Помолчал бы уж, ешкин дрын! - патриотично срезал его Чубатюк. - Навидался я на войне этих ваших колдырей! Вылакает граммульку, и рожа - как у китайца-пчеловода… А туда же - нация культурных алконавтов! Не умеешь пить - не хрюкай, едрить твою горбушку! Вадим поспешил прекратить назревавший межнациональный конфликт. Оставив Макара с Пафнутием сторожить аэросани, он вместе с недовольно сопящим немцем направился к черневшим поблизости избам. Диалог с сельчанами не заладился. Они выглядели напуганными, на заезжих смотрели с подозрением. Вадим подумал, что виной тому «Бе-Ка» - дымящая и грохочущая повозка, нарушившая патриархальную тишину Загорья. Но вскоре ему стало казаться, что всеобщая боязнь в деревне зародилась не сегодня и достигла уже хронической стадии. Чтобы сподвигнуть загорцев на разговорчивость, Вадим щедро совал чумазым детишкам медяки, а взрослым сулил премию в червонцах, если кто покажет гостям места на озере, где можно рассчитывать на богатый улов. От рыбалки плавно перешли к охоте. И тут Вадим пустил пробный шар - прикинулся дуриком и как бы невзначай упомянул обобранный лесной дворец. Дескать, толкуют, будто Чучумову удалось своими обрядами зверье приворожить, да так крепко, что оно и по сей день не уходит, шастает вокруг пустого дома. Как бы туда подобраться? Коли сыщется проводник - ему наивысшая награда. И цифру огласил такую, что у деревенских должно было дух захватить. С их доходами эдаких деньжищ и в полгода не увидишь, а тут в одночасье… Однако реакция вышла обратная. Прознав, что чужаков манит треклятая усадьба, загорцы накинулись на них с дубьем. Вадим с Фризе насилу ноги унесли, отделавшись всего двумя-тремя ссадинами, что следовало признать удачей. К товарищам вернулись несолоно хлебавши. За околицей им повстречался паренек лет четырнадцати, в больших сапогах, в полушубке овчинном. Он вел под уздцы сивую лошадку, которая тащила с недальней вырубки хворосту воз. Паренек оказался единственным из деревенских, кто не отпрянул в ужасе при упоминании Чучумова. Напротив, очевидно было, что он и сам проявляет интерес к данному вопросу - шепнул доверительно, что обучен грамоте, запоем прочел книжку про графа Дракулу и страсть как хотел бы воочию посмотреть на вурдалачью обитель. - Р-разве Чучумов - вурдалак? - уточнил Вадим. - Нам говорили, что он волшбой занимался, но касательно кровопийства - нет… Паренек посмотрел на него, как на невежду, и снисходительно пояснил, что все колдуны - суть кровопийцы. Это он узнал еще раньше, благодаря обрывкам готического романа, спасенным из соседского уличного сортира. - Эх ты, сельдерей ушастый! - пожурил его Чубатюк. - Читал бы лучше Чуковского… Подросток набычился, но Вадим сделал Макару упреждающий жест и достал из кармана гривенник. Поощренный таким образом недоросль лезть в бутылку не стал и разразился длинным монологом о чудесах, которые наблюдал в примыкавших к Загорью лесных массивах. В поисках тропы к чучумовскому логову он исходил немало верст, бесстрашно пробирался через буреломы и пару раз становился свидетелем непознанного. Видел мельтешащие за деревьями огоньки, людей, которые вели по просеке подводы, груженные черными гробами. Слышал наводившие жуть завывания, доносившиеся из сердцевины леса. А с недавних пор на озеро повадилась прилетать ночами невиданных размеров птица. Рассмотреть ее в деталях не представлялось возможным, так как являлась она всегда в самое темное время суток и садилась на воду далеко от берега. Паренек божился, что величиной она в разы превосходит все известные ему разновидности пернатых и в полете издает утробный рык. - Случайно, не аэроплан ли? - высказал догадку Пафнутий. Паренек снова оскорбился, заявив, что аэропланы он знает. Они выглядят совсем по-другому, и для них нужны аэродромы, которых близ Сенежского озера в помине нет. И еще. Одержимый искательским зудом, он облазил все прибрежье и нигде не видел следов от шасси. А крылатая тварь продолжает периодически наведываться, в последний раз прилетала накануне. Деревенская ворожея баба Марфа, по многочисленным просьбам общественности, проводила сеансы черной и белой магии, сыпала на воду пепел, бубнила заговоры, жгла куриный помет, но не помогло - к жалким знахаркиным чарам сатанинская птица оказалась невосприимчива. - Так, значит, дорогу к дому Чучумова ты не знаешь? - прервал Вадим словоизлияния, грозившие затянуться до вечера. Парнишка сконфуженно признал, что до вожделенной цели так и не добрался. Попытки вызнать дорогу у деревенских промысловиков неизменно натыкались на сокрушительный отпор и оборачивались для просителя порцией березовых розог. Отрок заверил, что и пришлым никто ничего не подскажет. Расспросы о Чучумове ввергают всех в трясучку и могут привести к непредсказуемым последствиям. В подтверждение этих слов с вырубки выбежали трое бугаев, один из которых сжимал в руках охотничью берданку, а двое других потрясали колунами. Увидев их, малец струхнул, рванул лошадь под уздцы и засеменил прочь так шустро, что хромоногая кляча едва за ним поспевала. Бугаи свернули к аэросаням с явным намерением разнести их в щепы, а группку любопытствующих превратить в винегрет. Макар не прочь был схлестнуться с ними, но Вадим отговорил. Вступать в свары с туземцами - себе дороже. Они погрузились и отъехали подале, не теряя, однако, деревни из виду. У поваленной осины приостановились и стали держать совет. - Дас ист унмеклихь! - бурчал оскорбленный немец. - Варвар… Ми ничего не сделайт, они нас колотить… За что? - Вот же вареники контуженные! - в кои-то веки поддержал его Макар. - Чтоб их в толчок мочалкой засосало… В какую сторону нам теперь помидорами ворочать? Лес вокруг - на сотни десятин! Вадим собирался с мыслями, но откуда ни возьмись появился невысокий сутулый старик - внезапно как из-под земли вырос. И до чего чудной! Шапчонка круглая, как шляпка гриба. Из-под нее волнами седые волосы выбиваются. Борода тоже седая, с прозеленью, точно лишайник в нее вплелся. Глаза подслеповатые, прижмуренные, кожа вокруг них белая и с крапинками, словно береста на березе. Из одежи - длинная, до пят, шубейка, расшитые узорами рукавицы, лапти. В правой руке - батог, окованный понизу железом, чтобы не скользить. Короче говоря, не человек, а иллюстрация к сборнику русских народных сказок. - Эй, папаша, ты че, от Мейерхольда сбежал? - спросил его вместо приветствия не очень-то галантный Чубатюк. - Странник я… по свету хаживаю, людей уму-разуму учу, - прожурчал старик распевно, с пришепетыванием. - Научить нас можешь ты чему? - поинтересовался Пафнутий, озадаченно оглядывая незнакомца. Старичок подмигнул ему, осклабился. - Слушок до меня дошел, что вы дорогу к чучумовской заимке шукаете. Могу подсказать. - Серьезно? - Вадим расцвел и нацелился в порыве благодарности заключить доброхота в объятия, но остерегся. - И проводить можешь? - А не испужаетесь? - вопросом на вопрос ответствовал старик, и его по-азиатски сощуренные глазки под белесыми бровями сжались в совсем узенькие щелочки. - Бояться нам чего? - фыркнул Пафнутий с пренебрежением. - Люди пуганые мы. Вадим сообразил, на что намекает престарелый бродяга, и взялся живо расспрашивать: - Неужели все эти басни про нечистую силу - правда? Ты сам что-нибудь видел? Р-расскажи! - Басни? - Старик затрясся в мелком беззвучном смехе. - Басни у Крылова были, а я вам истину глаголю. Про лоскотух слыхали? Они возле озер живут, таких как это… - Он указал скрюченным пальцем на Сенежский водоем. - Оглянуться на успеешь, как до смерти защекочут… А еще волколаки рыскают. С ними и вовсе беда: смотришь - был человек, а стал волк. Ну, про Огненного Змея вы, чай, и без меня знаете… Издевается? Или сумасшедший? Вадим буравил глазами старикашку, который, как заметил Макар, смахивал на актера, сбежавшего из театра. Залезть бы ему в голову! Но старичок оказался гипнотически неподатливым - балагурил себе как ни в чем не бывало, сыпал персонажами из славянской мифологии. - А еще мавки здесь водятся. Это тоже навроде русалок, но злющие - спасу нет! Они из заложных покойников выходят… - Из кого? - переспросил Пафнутий. - Из тех, что не своей смертью померли: самоубийц, пьянчуг, утопленников… - Слухай, папаша, - подал голос Чубатюк, которому надоела затянувшаяся лекция. - Зачехли насос и громоздись сюда. - Он хлопнул заскорузлой ладонью по корпусу аэросаней. - А то наваял тут сорок бочек арестантов, у меня от твоего базара уже унты всмятку… Старик был, судя по всему, не из робкого десятка - он не заставил себя упрашивать и с помощью все того же Макара угнездился на переднем сиденье, сбоку от руля. Самое удобное место для штурмана. Прочие тоже расселись, Чубатюк завел мотор, и ревущая повозка углубилась в лес. Был день, до наступления темноты оставалось часа три. Вадим рассчитывал за это время доехать до анафемского поместья, пошерудить там и возвратиться в деревню. Чем больше заливал старик, тем прочнее становилась уверенность, что никаких мавок и волколаков в здешних лесных угодьях не существует. Прав Александр Васильевич: враки это. Вредоносные предрассудки, специально пущенные в народ, чтобы смутить несознательные массы, вызвать брожения, а то и спровоцировать беспорядки. Не иначе это хитроумный план, сработанный в западной империалистической среде. А разносят ахинею такие вот благообразные калики, которым низшие слои особенно доверяют. Потому и глядится этот бородач таким неестественным, что никакой он не странник, а засланный белоэмигрантский шпион. Вадим принял решение дождаться конца пути, посмотреть, какие доказательства приведет аксакал в подтверждение своих бредней, а там уж задержать его и доставить на Лубянку - пусть разбираются. Не исключено, что потянется от него ниточка, которая позволит вскрыть опасный заговор. Вот и будет оправдание сегодняшнему отгулу. А все потому, что тов. Арсеньев революционную бдительность проявил, не отмахнулся от досужих россказней, самолично все проверил. «А как же Мурин?» - пискнул внутренний голос. Его-то к несознательным никак не отнесешь: учился в Казани в одни годы с Владимиром Ильичом, философскую брошюру написал… Но Вадим не стал затевать спор со своим альтер эго. Объяснений при желании найдется сотня. Злоупотребление алкоголем - самое простое, что приходит на ум. А если копнуть глубже? Кто поручится, что Мурин не вступил в сговор со смутьянами? Может, и его тоже используют для одурманивания советских граждан? «Атеист» - издание авторитетное, его собкорам доверяют, к их мнению прислушиваются… Не лучший вы денек выбрали, чтобы к Чучумову скиту идти, разглагольствовал между тем словоохотливый старик, перекрикивая шум двигателя. - Не лучший почему же? - не согласился Пафнутий. - Сносный с утра морозец, нет почти ветра, солнышко… - Солнышко опосля обеда закатится. А ветер и мороз… Не в них дело. Нониче Сочельник, завтра Рождество. Столько всякой пакости в мир выползет - не сосчитаешь! Упыри, вештицы, водяные… Для них Святочные деньки - самое раздолье! Вы хлеб с чесноком захватили?