Пора утвердить какую-то наиболее целесообразную линию педагогического поведения 25 февраля 1959 года Я делаю что-то не то и вообще мало что делаю. Все ограничивается пока переживаниями по поводу того, что класс плохой. Иногда эти переживания становятся нестерпимыми, и тогда я бешусь и плачу, иногда – ничего, сносно бывает… Это очень неверно, и пора утвердить какую-то наиболее целесообразную линию педагогического поведения. Всё, что во мне неверно, я, пожалуй, уже поняла. Прежде всего, я подошла к классу как к «бывшему» 10 классу «В», выпущенному в прошлом учебном году. Подошла с теми же требованиями, с теми же «нюансами», хоть коллективы совершенно разные. Это ошибка. Нынешний 10 класс «А» имеет качественные различия – это производственный класс. Два дня они на заводе, у станков. Иные уже пользуются полной самостоятельностью – выпускают продукцию. Поэтому кроме возрастного болезненного самолюбия и переоценки ценностей, кроме острого чувства собственного достоинства и нежелания позволять взрослым «притрагиваться» к своим душам, у них есть «гордость производственников, умение ладить» со станком, знание техники. А мы, учителя, не умеем, не знаем того, что умеют и знают наши учащиеся. Они, далее, общаются на заводе с людьми, которые чаще всего обращаются с ними как с равными, а мы, учителя, «выговариваем», «нудим» по поводу пуговиц, воротничка, прически, двойки, прогула, грубости и т.д., и т.п. – все что мы делали 100 лет назад, пять лет назад и ни шагу вперед… Но что делать? Каким должен быть классный руководитель производственного класса – я не знаю. То есть я уверена, что нормы столетней давности необходимы и сейчас. Что педагогика Ушинского и Песталоцци, Макаренко и Добролюбова – великая педагогика. Но кто подскажет мне её диалектику, что делать с ней сейчас, сегодня? Недавно был скандал с Лобановым. Снова. Кончился он «мировой». Я поставила этого довольно сложного юношу в очень тесные рамки своих требований, и он вынужден был извиняться и говорить о своем несносном характере. Мне всегда мало доставляют радости такие минуты. Мальчик извиняется, обещает, он думает, что так никогда не будет, что он может резко, сегодня, изменить свой характер. Мне нужно быть очень внимательной к нему, очень чуткой, не заметить срыва. А он будет, этот срыв. Нужно, нужно, но не всегда возможно. Разговор по душам с Лобановым кончился очень хорошо. Мы оба решили «попробовать» не допускать больше ссор. Ходит он «шелковым» эти дни. Но почему-то мне не по себе. Самое ведь важное не допустить первой ссоры, как в семейной жизни. Завтра иду на завод. Зачем? Какова моя задача? Попробую сформулировать ее для себя. А) Увидеть у станков тех, кого не видела: Спросить, что каждого из них волнует, об их претензиях. Смирнова, Лобанова, Логинова, Колоскова, Воскова, Кузнецова, девочек. Поговорить о них с мастерами, с руководителями, с рабочими. Б) Еще раз узнать о «плохих»: Симонове, Дарьине, Меренкове. В) Договориться о концерте самодеятельности для рабочих, хорошо бы в день 8 марта для женщин. Г) Зайти в комитет ВЛКСМ завода: а) история комсомольской организации завода, б) встреча с бригадами коммунистического труда. Пожалуй все. Позвонить в институт теории и истории Розиной. На заводе была в той же смене, что и в первый свой приход. Это неудача. Но и не так уж плохо. Увидела, как Петя Божинский по чертежу самостоятельно вытачивал шайбы. Изредка его консультирует молодой рабочий Блинов. – Он на доске почета! – с гордостью представил своего консультанта Петя. Абрам Семенович в производственную характеристику П.Божинского включает фразу о том, что он «несмелый». Как это получше разъяснить мальчику? Костю Меренкова встретила за другим станком. Ему дали учителя – рабочего. Цапкин Федор Алексеевич. Вернее, встреча произошла не у станка. Он только подходил к работе. – Почему ходишь? – Устал, – ответил Меренков с улыбкой. Собственная лень вызывает у самого улыбку. Федор Алексеевич говорит о нем не плохо, но и не очень хорошо. Дарьин на вопрос о том, какие у него есть претензии, говорит: – Посложнее бы работу, а то скучно… Говорила с зам. нач. цеха о Дарьине, предала его просьбу, попросила за него. Обещал немного усложнить задания. У новенького станка выпуска 58 года Нина Пушкова. Она обучается фактически первый год. Рядом с ней – мастер-токарь 7-го разряда Василий Николаевич Тряскин. Это, по-видимому, очень веселый, жизнерадостный человек, любящий свое дело. Это он, любовно поглаживая станок, указал мне на его марку и дату выпуска. Будто хотел сказать, что на таком станке можно любого человека сделать мастером. Он уже обучил шестерых учащихся нашей школы, а Нина у него седьмая ученица. И он уверен, что она будет хорошей ученицей. Нина доверчиво улыбается. Разговор со мной окончен, и веселый мастер сразу приобретает строгий вид, подзывает Нину к себе и кладет руку на станину – начинается объяснение. Галахов очень недоволен. Ему не по себе. Он сегодня делает тонкие сверла. Работа простая, однообразная, не требующая мысли. Подходит Барышев, его учитель, и объясняет, что сверла необходимы «до-зарезу», что действительно неинтересно, но ведь надо выходить из прорыва. Галахов молчит. Работает. Понял ли он это «до-зарезу» или снова и здесь считает себя неудачником. Абрам Семёнович сказал, что «самый смелый» на заводе Смирнов Анатолий. Барышев вносит поправки: Смирнов смел, имеет большую отдачу, то есть большую производительность, но это ещё не главное. Та работа, которая требует внимания, не всегда получается у Смирнова. Он может «загнать» несколько штук (по-видимому, допустить брак). Работа, над которой нужно думать, не всегда радует Смирнова. Галахов – прямая противоположность Смирнову. С Барышевым договорились о совместном вечере класса и цеха, о самодеятельном концерте. Цех большой, чистый, красивый, и рабочие в нем – высокой квалификации. Они делают инструмент для всего завода. Беседа с зам. секретаря комитета ВЛКСМ завода шла на ходу, и необходимо более обстоятельно договориться обо всем. 28 февраля 1959 года На уроке немецкого языка. Нет: Лобанова, Меренкова, Салосина, Божинского, Смирнова. Божинский и Салосин больны, а остальные? Кузнецов ужасно отвечает, очень плохо знает. Иванова у доски. Ничего. Сносно. Посредственно. 3. Симонов у доски. Посредственно. Лисицын читал и переводил. Слабо. Посредственно. Учительница внимательна, но недовольна ребятами и скучна, её можно понять. Некоторые мысли А.С. Макаренко: «наша революция имеет свои великие книги, но еще больше у нее великих дел. Книги и дела нашей революции – это уже созданная педагогика нового человека. В каждой мысли, в каждом движении, в каждом дыхании нашей жизни звучит слава нового гражданина мира. Разве можно не услышать этого звучания, разве можно не знать, как мы должны воспитывать наших детей?» «Книга для родителей» Законы воспитания вытекают из законов всей советской жизни. «Истинная логика педагогического средства и системы средств заключается… в широкой общественной жизни Советского Союза, в области тех принципов и традиций, которые уже совершенно ясно отличают наше общество от всякого другого».