Он посмотрел настороженно и вздохнул: – Шуткуете. – Теперь можем отправляться? – не выдержал Сергей Александрович. – Безусловно, – соглашаюсь. – Только, будьте любезны, загляните к его дядьке завтра и договоритесь, чтоб бумаги на мальца отдал. – Да не родич он мне! – возмутился обсуждаемый. – Если потребуется, пугните судом за жестокое обращение с несовершеннолетним. Нет, я могу и сам, но на то есть обученные люди. Сорвусь еще ненароком. Сломаю еще и этому челюсть, реально сяду, и за дело. – У меня хватает помощников, – сухо заявил адвокат, вручая два рубля для оплаты извозчику. Стоит поездка не больше двугривенного, однако ночь и явно прежде еще куда-то мотался. – Всенепременно верну, – бормочу, принимая. Он еле заметно скривился. Только не собираюсь влезать в долги к кому бы то ни было. Расплачиваться придется услугами. Наверное, можно и пройтись пешком, не отвалится ничего, однако устал. Спать хочу. И ничего так не экономит время, как наличие денег. – Садись, – показываю Ване. – Если берете его в дом, – язвительно сказала Анна на прощанье, – сначала в баню отведите. Очень правильное замечание. Еще не хватает подцепить вшей. – Ну, чего стоишь? – На извозчике поедем? – восторженно спрашивает мальчишка. – Предпочитаешь бежать сзади? – Опять шуткуете? – после короткого раздумья с надеждой. – Ага. Юморист я. Залазь! Нельзя сказать, что дома обрадовались приобретению малолетнего работника, особенно в комплекте с необходимостью топить баню. Ульяну аж перекосило, когда отдал старые вещи. Давно из них вырос, чего хранила? Вот и польза, как бы ни стонала скаредная душа. Стоило намекнуть, что приобрести новое в лавке обойдется уж точно дороже, нехотя выпустила из рук. Зато когда начал показ своих обычных хозяйственных утренних забот и парнишка моментально впрягся в знакомый крестьянский труд по чистке хлева и рубке дров, мамаша решила, что просекла мой интерес. Дать ей бесплатного работника, сбросив с себя лишнюю заботу. Ермолаю было без разницы. Лишь бы его не трогали. Худо-бедно заказы на инвалидные коляски поступали с тех пор, как тиснул объявление в московских газетах через Анну. Когда цена раз в десять ниже, всегда найдутся желающие присмотреться. Раз в неделю один-два заинтересованных появлялись. Иногда из довольно отдаленных мест. Внимательно осматривали образец и почти все заказывали. Минимум дважды приходили сомнительные типы, норовящие снять размеры, не иначе промышленные шпионы, а однажды пошел разговор о налаживании выпуска на нашем Подольском мотоциклетном заводе. Я последних заинтересантов отправил к адвокату, и вроде бы дело на мази. Скоро договор подпишут. Все домашние по поводу работы Ермолая были счастливы. Он имел занятие и даже денежку (мы честно договорились, что половина прибыли его доход) и мог выпить при желании, а также угостить приятелей, но по-прежнему не злоупотреблял. Предупреждение и наглядный пример Федота как-то резко убедили. Похоже, стал меня бояться. Хотя явно не проявлялось, но старался поменьше пересекаться. Оно и к лучшему. В поддатом виде мог полезть обниматься, а меня эти слезливые сантименты, спровоцированные градусами, под аккомпанемент лживых уверений, что он верил всегда в меня и ждал выздоровления, сильно раздражали. Катя на первых порах взревновала к Ивану, поскольку с ним возился. Затем успокоилась. Злиться долго она не умела, а когда попросил присмотреть, пока отсутствую, чтоб мальчишку не обижали, объяснив, насколько несладкая у того была прежде жизнь, принялась откровенно покровительствовать. Объясняла, что к чему, и даже с моей подачи пообещала научить читать. Похоже, до деревни новые веяния не очень дошли. Иван оказался неграмотным. Мог нарисовать имя, и не больше. Зато память прекрасная и впитывал сказанное как губка. Кажется, она после моих успехов по части развития ее памяти принимала подобные вещи как должное, уверовав, что брат все может. Феликс назвал его батраком, обнаружив поутру, а меня эксплуататором детей. Но когда выяснилось, что теперь можно часть простейших дел перегрузить на молодого подсобника, как-то забыл о неправильности работы несовершеннолетних без оплаты. Спихнув основные дела на других, как и положено нормальному разумному администратору, я сел за стол и принялся бодро барабанить по клавишам пишущей машинки. Сидение за решеткой крайне способствует оформлению идеи. Сразу два рассказа детективной тематики, помимо первого, стремительно рождались. Конечно, привык к латинскому варианту, а сейчас приходилось пользоваться кириллицей, однако никто и не требовал пулеметной скорости, а раскладка практически не изменилась. На немецком я печатал вслепую десятью пальцами и редко сажал ошибки. Здесь приходилось работать замедленно, пока не набью руку. Ульяна с Катей не удивились внезапно прорезавшемуся умению. Они уже спокойно принимали мои странности, привыкнув. Зато Феликс, пришедший на обед (кормежка входила в наш договор), посмотрел несколько удивленно. Кушали мы всегда в строгом молчании. Особой религиозностью родители не страдали, хотя мать регулярно по праздникам посещала церковь. Невзирая на это, входя в дом, надлежало перекреститься на иконы, а перед едой положено прочитать молитву. От Николки этого не требовалось, но теперь и я следовал ритуалу. Уж не знаю, обычай то всеобщий или лично нашей семейки, однако мы строго следовали правилу «за столом я глух и нем» и набирали в тарелки в строгом порядке старшинства. Вставали тоже. Если присутствовал Ермолай, он должен первым отодвинуть тарелку и встать. Остальные ждали. Иначе недолго и по лбу получить. Может, и правильно. Уважение. Поэтому, когда грохнул в очередной раз колокол в неположенное время и загавкал пес, никто и не пошевелился. Свои все на месте, а чужим во дворе нечего делать. Прямо на входе лично наклеил объявление с отказом принимать с любыми проблемами из-за притеснений полиции и два дня не высовывался наружу сознательно. Не считающих нужным читать написанное гоняли Ермолай с Ульяной. Ей это было поперек сердца, но спорить не пыталась. Начальства любого рода она всерьез боялась, и не зря. При желании тот же околоточный мог устроить «черную» жизнь. Кстати, Иннокентий Васильевич появился вчера, обозвал меня всячески за наглость, однако никаких претензий не предъявил и дал понять, что постарается предупредить, ежели чё. – Это к тебе, – ядовито сказала мамаша, глядя в окно, после третьего «бум». Некто настойчивый проверять клыки нашего сторожевого барбоса не хотел, однако о себе настойчиво напоминал, – сынок. Приподнимаюсь и обнаруживаю Сергея Александровича в полуоткрытой калитке. Бум! – «говорит» она в очередной раз. – Можно выйти? – спрашиваю с постной рожей. – Раз надо, – говорит солидно Ермолай, кивая. Ему нравится выглядеть значительным, хотя б в нашей компании, – ступай. – Простите, – говорю, быстро подходя к воротам и цыкая на пса, – проходите. Краем глаза засек парочку баб, внимательно наблюдающих за происходящим у соседского забора. То ли ждут позволения тоже заскочить. Пусти одного – остальные набегут. То ли просто посплетничать охота. – Что это за демонстрации? – резко потребовал юрист. – Евдокии Осиповны ни в коем случае не касается происходящее. Я ж ее не лечу, а просто захожу с деловыми визитами, не правда ли? Он кивнул непроизвольно, понял. – Иногда, – медленно, разделяя слова, – у меня ощущение, что вы не тот, за кого себя выдаете. Я нервно хохотнул. – Слишком рассудительно и скользко себя ведете. Хоть ума палата, но парень с окраины в вашем возрасте, не сталкивавшийся прежде с иными сторонами жизни, не может расписывать юридические документы с такой тщательностью и плевать на окружающих, сгибая под себя. Причем, подозреваю, про многое не в курсе. – Меня подменили магацитлы из Атлантиды на марсианина[18]? – А почему бы и нет? – вполне серьезно сказал юрист. – А цель? Завоевать Землю? – Вряд ли это смешно. – На самом деле – очень. А почему бы и нет? Пусть попробует кому рассказать. Точно смеяться станут над фантазером. Никогда ж не подтвержу такой разговор, а свидетелей нет, кроме собаки. – Вы ж почти в точку попали. Только меня никто не подменял. Просто пока лежал без сознания в больнице, умудрился прожить еще одну жизнь. Большую и не всегда приятную. А потом умер и очнулся. – Это как? – оторопело спросил Сергей Александрович. – Вот так. Наверное, потому что юродивый был и не только лечить способен. Я помню ту, другую судьбу. Как учился, воевал, дважды женился, воспитывал детей, по правде говоря, не самым лучшим образом, ездил в отпуск. Стал ученым в Институте изучения мозга. Почти шестьдесят лет достаточно разнообразной жизни, в которой приходилось убивать, заполнять кучу всевозможных документов и ругаться с коллегами и начальниками. Кое-что сохранилось вот здесь, – постучал по голове, – очень подробно. По части специальности, некоторых медицинских вещей. А математику с физикой, например, напрочь забыл, и пришлось учить снова. Я помню некоторые факты истории, но не все подряд, а важные для меня. Полагаю, спросить вас, что было пять лет назад в Думе, тоже не ответите. Разве громкий скандал, да и то без цифр и четких дат. А у меня гораздо больше промелькнуло. Не сохраняется это, в отличие от родов жены, на которых присутствовал. Вот это никогда не забуду. На порог вышла Катя, не иначе позвать в дом. Холодно нынче, а вышел, накинув полушубок, без шапки, и моим родичам тоже интересно, зачем пришел юрист. Резко отмахнулся, чтоб не подходила. Она нечто тихо сказала Феликсу с Ваней, и те пошли напрямую в сарай-лабораторию. Мальчишка на ходу оглянулся. – И первого убитого. Совесть не мучает нисколько, он с оружием был, и не меня, так товарища застрелил бы, но лицо помню. И уж точно не смогу предсказать чье-то будущее. Особенно незнакомого. Я не гадаю. Знаю. И в курсе результата двадцатого столетия для страны и мира. Может быть, войны, в которой погибло сорок миллионов, не считая с Китаем и Японией, можно избежать, убрав парочку ключевых фигур. Мало нам Первой мировой? Неизвестно, понял ли он, здесь она просто Великая, однако уже несло. – Может быть, убив знакомых деятелей, я сделаю только хуже. Много месяцев, как очнулся, все пытаюсь прикинуть последствия своих действий. И когда решу – надо приступать, иначе станет поздно, переступлю через кого угодно. – Но ведь это все может быть сон! Похоже, ничуть не сомневается в готовности убивать. И правильно. Цель не изменилась, лишь подход иной. – В октябре тысяча девятьсот двадцать девятого года произойдет обвальное падение курса акций на Нью-Йоркской фондовой бирже. Это отразится на всем мире, и назовут Великой депрессией. Если мое предсказание не сбудется, можете смело записывать в сумасшедшие. – А раньше? Проверить хочет. Ох, если б настолько был предусмотрительный. Я знал историю Германии после начала Великого кризиса и немного СССР, как запасной вариант. Но под репрессии неохота было попадать и со Сталиным общаться тем более. Не от него зависело начало. От Адольфа. А почему подробнее – не смотрел, так не собирался же попадать раньше. Точнее, считал невозможным. Ну, скажу, кого выберут следующим премьер-министром Великобритании и президентом США. А вдруг нечто изменилось? Ходить надо с козырей. И дай бог, чтоб Великой депрессии не случилось. Пока все не особо отличается, кроме неизвестно с каких щей побежденных большевиков. – Вы помните, что произошло в мире в тысяча восемьсот семьдесят пятом году в подробностях? Он невольно отрицательно мотнул головой. – Антитурецкое восстание в Боснии! – радостно доложил, вспомнив. – Все! Вот и я приблизительно столько же помню о тысяча девятьсот двадцать седьмом – тысяча девятьсот двадцать восьмом годах. Молод был и больше о девушках думал. Китай отменит все неравноправные договоры. Когда точно, увы. Одно могу сказать с уверенностью: серьезных катаклизмов до двадцать девятого года нас не ожидает. Хотя хрен его знает. Здесь же политика другая, но пускаться в дополнительные откровения излишне. Точно за психа примет. И так много сказал. А про дальний прицел не ко времени. Не поймут меня. Это на своей шкуре почувствовать нужно. – В общем, – ставлю точку, – даже если у меня мозга за мозгу заехала, от кое-каких знаний будущего пока никому плохо не стало. И если мы с господином Столяровым, – он все равно видел и заверял договор с Феликсом, – сварим то, на что надеюсь, множество жизней будет спасено. Буквальным образом. Это не от головной боли лекарство. Настоящее открытие, которое в том мире сделали лет через десять. Не вижу ничего плохого в помощи людям. Помолчал и продолжил: – Сделайте одолжение, не только с хорошими знакомыми, но и с женой моими откровениями делиться не надо. Спокойней всем. Ведь если я прав и не сумею сломать историю, вашему сыну как раз на той войне и доведется побывать. А там двадцать с лишним миллионов жителей России убили. Половина из этого числа гражданские. Опять пауза. Молчит. Глаза стеклянные. Да, такое нелегко переварить. – Вы что-то привезли? Он молча протянул портфель. Пришлось тянуть за собой в тепло за руку. Просто переставлял ноги машинально. Мамаша выставила чай, и, так же не думая, точнее, о чем-то своем размышляя, Сергей Александрович принялся прихлебывать, невпопад отвечая на вопросы. А я стал изучать документы. Договор с ПМЗ. Приятно и выгодно. И мне, и им. У них детали оптом и половина от уже продаваемых моделей, если практически не все. А мне денежка начнет капать без малейших усилий. В этом и выгода патента. Выписки из банков. Хм… А почему оба – Ротшильдов? Нет, фамилию я знаю и про довоенную финансовую мощь слышал. С тех пор многое изменилось. Австрийская ветвь вроде бы прогорела… Или еще прогорит? Ох, как плохо, когда такие важные моменты не помню. Да, я учил совсем не то. Подходы к будущему фюреру и Черчиллю. Кто ж знал, что так повернется.