Часть 25 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А заочно в каком-нибудь иностранном, чтоб не платить налоги родному государству?
– В принципе, можно. На этом я собаку съел, – сказал специалист по корпоративному праву, слегка улыбнувшись. – Как уменьшить выплаты фискалам.
Тут раздался стук в дверь, оборвав неуместные откровения. Про следующий шаг пока рано говорить.
– Ваш кофе, – сказала госпожа, занося большую чашку на блюдце.
– Зачем же вы сами, Евдокия Осиповна, – поспешно вскакиваю, принимая угощение.
– Может, мне интересно, о чем здесь говорят? – блеснула глазами.
Она моложе мужа лет на пятнадцать и совсем молода. Не сказать, что красива, до Анны ей далеко, но приятная.
– Деловые вопросы по юридической части, – говорю честно. – Я так понимаю, все пока идет хорошо?
– Даже страшно, – сказала она серьезно. – Через пару недель у меня… – Она закусила губу.
«Выкидыш случается стандартно», – осталось недоговоренным. Я все-таки попал в точку. Резус-фактор. Если б не беременела, то могли быть сотни причин. А многократная гибель плода – шанс на заочный диагноз крайне высок. Хотя кто его знает. Может, настоящий акушер назвал бы сотню причин. Попал в «яблочко» и прекрасно.
– Пока рано чего-то бояться. Для того и заглянул, чтоб убедиться – все идет хорошо.
Извлекаю из кармана небольшую металлическую коробочку. Специальная штука для стерилизации игл. Закрывается герметично. Мне только не хватает наградить ее столбняком. Потому еще и пузырек со спиртом, и ватку.
Она охотно протянула руку, уже зная. Маленький прокол. Пара капель крови на стеклышко, которое мне абсолютно не нужно. Любая гладкая поверхность подойдет. Капаю своей, проткнув другой иглой собственный палец. Ага. В лучшем виде. То, что бывший академик прописал. Я прекрасно обхожусь без электронного микроскопа и всяких центрифуг. Сенс – это прекрасно. Особенно для здешнего просвещенного общества. А то мы с Катей изучали «Олесю» Куприна. Хорошо, не так глубоко промахнулся.
Старательно изучаю стекло на свет и чуть не лижу. Надо ж сделать вид тяжкой работы.
– Полагаю, все хорошо, – говорю в итоге, и разом светлеют ждущие с напряжением приговора лица. – Через полгода необходимо повторить процедуру с уколом. На самом деле через двадцать восемь недель от зачатия. Вычислите потом дату…
Она сразу сказала точное число.
– Это не обязательно буквально. Можно чуток раньше. Я не забуду, но все ж непременно напомните.
Ну да. Черта с два забудет.
– Если почувствуете недомогание любого рода – сразу зовите.
Мне это радости не принесет, но юрист нужен, и стоит проявить участие.
– Так. Еще кое-что. – И меня понесло насчет правильного питания.
Трое детей, две жены. Обязательное присутствие на родах и посещение соответствующих курсов для поддержки матери. Как это тогда бесило! Эти сильные, независимые, работающие женщины, требующие, чтоб я вокруг прыгал с кудахтаньем. Со второй супругой проще оказалось. Уже знал, к чему идет, и был готов на определенные жертвы. Все ж с первой мы оба были молоды и уступать не хотели. Горячая страсть, перейдя в обыденность, куда-то утекла. Впрочем, обе мои бывшие не стервы. Нормально расставались, без битья посуды и судов. Дома им оставлял, а не делил со скандалом. Я и на детей честно платил, и даже свыше обещанного. Правда, когда видишь раз в неделю пару часов, очень быстро они перестают тебе радоваться. А когда подрастают, вспоминают, только когда требуются деньги или влипают в неприятности, но все так живут. Большинство и вовсе без росписи обходятся и меняют десятка три партнеров. Я все ж не такой был. Ответственный. Результат в итоге одинаков. Остался один.
– Если будущая мама плохо питается, особенно в первые недели, ребенок получает сигнал о том, что ему предстоит родиться в суровых условиях – с недостатком жизненно важной для него еды. Срабатывают глубинные инстинкты. Он рождается маленьким, в расчете на малое количество пищи. К тому же развивается «бережливый» обмен веществ, который способствует куда более эффективному накоплению энергии. В каменном веке это помогало выжить. А сейчас в обеспеченных семьях голода не бывает. Он толстеет вроде бы без видимых причин. А это ведет к развитию болезней. В общем, – закругляюсь, размышляя, насколько быстро дойдет, что у парня с окраины такого лексикона не бывает, – не надо себя ограничивать. Но продукты должны иметь сбалансированный состав.
Потом меня попытались накормить. Обед уже прошел, до ужина далеко. Наедаться впрок нет настроения. Я ж не верблюд. Все равно всучили в дорогу кучу всего. Пироги с мясом и грибами, пряники и почему-то американский бурбон пятилетней выдержки. Никогда не был любителем излишних возлияний, однако отдавать Ермолаю отнюдь не дешевый напиток преступление перед семьей и человечеством. Потому заворачиваю в аптеку. Феликс, как обычно, на месте. Трудится аки пчелка. Демонстрирую с простительной гордостью патенты.
– Обмыть положено! – провозглашаю.
– Я не могу закрыться, – неуверенно сказал господин провизор. – Еще рано.
– А где помощник? За что он получает жалованье? – возмущаюсь. – Или не доверяете ему?
В итоге мы перебрались в заднее помещение, где готовят лекарства, оставив за прилавком извлеченного из лаборатории работника. Совсем уходить Столяров не хотел. Ответственный работник, болеющий за производство. И это хорошо.
– На неделе, когда вам удобнее, – говорю, выслушав под пару рюмок отчет о продаже нового лекарства. Больших денег оно не принесло, но теперь уже можно подумать о возможности выйти на прямой контакт с владельцами аптек. Рекомендации и определенная прибыль обеспечены. От прямого воровства застраховался, – поедем в Москву. В правление вашего Товарищества Феррейн. Покажете им те же выкладки о доходе, положительные отзывы, нашу рекламу в газете, споете оду в мою честь. Я готов на мизер от прибыли. Тут главное – обратить на себя внимание. Да и с оборота копейка может стать полновесной тысячей. В Подольске этого не случится. Значит, сидеть не нужно. Шевелиться будем. Сумеете заинтересовать собственное начальство – половина ваша. Нет – пощупайте другие торговые сети.
– В смысле медицинские компании?
– Ну да.
Прорывается иногда прежнее, сколько ни стараюсь лишнего не болтать. Хорошо, все прекрасно в курсе моего недавнего косноязычия и относятся снисходительно.
– Можете прямо говорить, при условии готовности идти навстречу, скоро получат еще одно крайне интересное предложение. Гораздо более полезное и денежное.
– Вы действительно имеете нечто занятное?
– Ага, – подтверждаю сердито. – По дурацкой прихоти приобретаю все это оборудование в надежде на выигрыш в лотерею. Нет, господин хороший, есть не просто идея, а железная уверенность в результате. Поработать придется – да. За тем мне и нужен хороший профессионал. Я знаю путь, но не каждую мелочь. Ну, не нравится бурбон? – показываю на мензурку, куда разливал.
– Откровенно говоря, самогон. Из кукурузы. Водка лучше. Вкуса не имеет.
– Водка, – наставительно провозглашаю, – это разбавленный спирт. Проще говоря – дерьмо. Вся-то разница с самогоном, что очистка. Любой алкогольный напиток должен иметь вкус, как и еда. Настаиваться в бочке или с добавлениями. Лучше всего настойка. Фруктовая или ягодная. Вот посмотрите, нигде в мире не хлебают, как у нас. Текила, ром, виски, джин, коньяк. В Средиземноморье вино предпочитают. На севере Европы пиво. Только в России спирт, разбавленный водой.
М-да, опять меня несет куда-то не туда. Смотрит странно. Да уж, познания несколько неожиданные для моего происхождения. Опрокидываю в рот мензурку с бурбоном и заедаю куском пирога.
– Ладно, это мы обсудим как-то потом. Давайте я вам покажу ту самую сладкую морковку, дающую миллионы. Существует… э-э, – ну пока вы на чужого дядю работаете и договора у нас нет, поэтому некое вещество, губительное для стрептококков, стафилококков, дифтерийных палочек и помогающее при гнойных осложнениях. Достаточно универсальное и действенное средство. Добыть его элементарно. Проверку на больных я обеспечу.
Уверен, договорюсь с Евгением Карловичем. Я ему понравился, да и идея помочь страдающим людям не может не прийтись по сердцу. Все ж не просто гонорары вышибает у богатеньких, а парится в земской больнице, принимая всех. Значит, желание помочь людям имеется.
– Потенциал чувствуете? Инфекции, ранения.
– Зачем тогда моя помощь? – спросил Феликс осторожно.
Потому что знания мои теоретические. Я готов к роли администратора, а не биохимика. Все в курсе, что пенициллин изобрел Флеминг, фактически это не так. Он его случайно открыл. Заметил, что бульон, на котором разрослась плесень грибка Penicillium notatum, приобрел способность подавлять рост микроорганизмов, а также бактерицидные и бактериологические свойства. Все. Он не смог получить пенициллин в виде, пригодном для инъекций. В чистом виде препарат выделили Флори и Чейн из Оксфорда. При этом Нобелевскую премию за открытие пенициллина получили все трое одновременно, однако широко слышали лишь имя Флеминга.
Я б тоже не подозревал, если б не читали нам в университете лекцию о медицинских открытиях. Заинтересовался и кое-что раскопал. С тех пор прошло много лет, кое-что неминуемо забылось. Самому долго мудохаться, а статья об открытии должна выйти до здешнего Флеминга. Патент тем более. Ведь найти эту плесень совсем не сложно. Название известно, а значит, существует описание. Хотя, если правильно помню, это та самая гадость, от которой зеленеет хлеб при длительном лежании. То есть добыть – ерунда. И вырастить споры в бульоне тоже.
Опять же, почему почти десять лет не могли сделать пенициллин, имея сам грибок и зная, куда стремиться? Потому что есть условия, которые случайно не откроешь, а мне прекрасно известны. Освещение, температурный режим хранения, заморозка (!) культуры, чтобы избежать разложения уже готового пенициллина.
Вот в этом и суть. Никому достаточно долго не придет в голову сделать столь нетривиальное. Потребовались годы, чтоб серьезным ученым дойти до этой идеи.
Очищение тоже сложно, и здесь у меня идей нет. А проблема существует. Только чистый пенициллин помогает. Брать напрямую выращенную культуру – можно и уморить пациента. Правда, есть шанс спасти, но лучше не рисковать. Так и угробить идею недолго. И нельзя забывать про существование некоторого количества людей с аллергией, из-за этого в сороковые погибали люди, пока не сообразили врачи, что что-то не так. А я заранее в курсе и могу отсечь неподходящих при помощи элементарной проверки. Еще один плюс.
– Потому что я не химик и не провизор. Мне нужны результаты, которые никто не оспорит. Тем более тыкая не совсем в стандартные занятия и прошлую юродивость.
В помещении снаружи хлопнула дверь в очередной раз. Не толпы, но все ж ходят люди вечером. Феликс был прав, отказываясь закрыться. Неразборчиво побубнили голоса, а затем дверь без стука открылась. Михаил заявился. Я давно понял, что свел нас совсем не случайно. В принципе, необходимые материалы можно было добыть и в другом месте, не будь я столь малосоображающим в окружающем мире и практически неплатежеспособным. Просить у Ульяны меньше всего хотелось. Она б начала въедливо выяснять зачем, а объяснять не очень хочется. Чем меньше знают окружающие о моих возможностях, тем спокойней.
Мой репетитор свел с другом. Тому лечение, мне польза. Какая разница, выиграл нечто для себя или по знакомству помог. Любая практика полезна, и знакомство многообещающее вышло.
Михаил охотно присоединился к импровизированному застолью, когда объяснили, в чем дело. Он уже перестал стесняться ученика по части еды. Угощают, значит, надо брать.
В какой момент речь зашла о прогрессе, уж и не смог бы ответить. То есть мои самобеглые кресла для инвалидов сами по себе повод, и реальный, но где там связь с суфражистками, не успел заметить, отвлекшись. Такое бывает в разговоре, когда перескакивают с одного предмета на другой.
– Нет, – сказал на пассаж Михаила про замечательные достижения американской демократии. Вечно либералам США светоч в окошке. – Мало написать, есть право на то или это. Надо добиться осуществления. Не такие уж они замечательные. В Новой Зеландии и Австралийском союзе право голоса для женщин еще в конце девятнадцатого века ввели. Не вспоминая про Польшу, Германию и Канаду после Великой войны. Даже у нас в России, и то в тысяча девятьсот семнадцатом году закон приняли.
– Можно подумать, им пользуются, – пробурчал Феликс.
– Кто хочет – вполне. Если бабы не голосуют, так потому, что с ними нормально не работают. Ходили б агитаторы по домам, разъясняя политику, баланс в Думе давно бы сдвинулся.
– Ага, – иронически сказал Михаил. – И многое бы изменилось. Никто не заметил, у нас президентская республика с бессменным Корниловым? А как на последних выборах совершенно беззубых лидеров оппозиции избивали и сажали под административный арест без предъявления обвинений? Выйдите на улицу и выскажитесь отрицательно о Лавре Георгиевиче, и вся наша свобода сразу станет видна.
– Это все временные явления, – небрежно отмахиваюсь. – Рано или поздно все изменится.
– Твоими устами да мед пить, – усмехнулся Михаил.
– Понимаете, я смотрю несколько отстраненно на недавнее прошлое. И представляется, кто б ни пришел к власти после Великой войны, социалисты того или иного толка, технари или даже монархисты, они были бы вынуждены работать по одним рецептам. В Российской империи накопилась масса проблем и противоречий. Их могла сгладить победоносная война, да вот не вышло. Кстати, не понимаю причин, по которым власти не сделали выводов из русско-японской. Революционный взрыв с необходимостью начать политические реформы неминуемо должен был повториться. Военное положение с трибуналом и виселицей по делам с антиправительственной пропагандой и нормирование продовольствия элементарно напрашиваются. Вся Европа пошла по этому пути. Французы свои полки расстреливали артиллерией. А Россия еле удержалась на самом краю.
Что лично меня крайне удивляет. Так и не обнаружил конкретной причины. Не могу заявить, так уж изучал это время. В самых общих чертах, рассчитывая на более поздний заброс, и все же, на беглый взгляд, все шло как было, за исключением поведения Керенского. Он передумал, категорически не устраивает. Нечто произошло серьезное. Другое дело, мне искать точку изменения неинтересно. Я живу позже, и исправить ничего нельзя. Между прочим, не уверен, какой вариант предпочтительней. Разница – там я точно знал, какую информацию подкинуть. Здесь приходится импровизировать.
– Нынешняя власть очень правильно стремится построить тяжелую промышленность, проталкивая нужные проекты. Тут не о чем спорить. Государство при любом правлении: красном, розовом, хаки или серо-буро-малиновом – должно наращивать промышленный потенциал. Отставание экономики от других держав смерти подобно. Достаточно вспомнить снарядный голод, отсутствие собственного производства грузовых машин, двигателей и прочих важнейших для развития вещей во время войны.
Приходилось уже выслушивать жалобы от самых разных людей, когда заходил разговор о недавнем прошлом. Хоть это в здешнем мире ничем не отличается от учебников.
– И очень правильно, когда параллельно речь идет о построении государства нового типа, где правят не деньги, не титулы, а некое общее мировоззрение. Полагаю, многих раздражает подчеркнутая русскость и православность. Я тоже считаю это лишним. Зачем противопоставлять себя минимум трети населения? Упор надо делать на солидарности интересов населения, а не противопоставлении народов. Правительство должно стремиться улучшать жизнь подданных независимо от пола, религии, национальности или цвета кожи. Оно обязано обеспечить юридическое равноправие для всех.
Кажется, нечто такое провозглашалось при создании США, но давно ушло по причине положительной дискриминации. А идея для любого времени актуальная. Уж мне-то точно близкая. Я несколько лет служил с парнями со всей Европы, с самыми разными предками. И мы не смотрели на происхождение, прикрывая камрада. А потом началось. Я был слишком белый и подчеркнуто немец. Вечно из-за этого проблемы с карьерой под лозунгом: «Все люди важны, но некоторые важнее». Больной вопрос. Это здесь я правильный русский, а там сколько ни говорили об одинаковом отношении, делились на кластеры и тащили своих.
– Гарантировать возможность социальных лифтов каждому.
– Занятное выражение. Не приходилось слышать, – сказал Михаил.
Похоже, опять понесло с чужим для данного столетия лексиконом. Но ведь на ком-то нужно проверить мысли? Прежде не смел делиться ни с кем.
– Я подразумеваю возможность подняться с самого низа до самого верха. У нас ведь нет сословий. Отменили в феврале семнадцатого года. Значит, и не существует ограничений. Да, я понимаю: ребенок состоятельных людей получит преимущество, имея с детства доступ к получению качественного образования. Но он вовсе не обязательно ума палата. При поступлении в университет или получении работы важно ориентироваться на результаты и талантливых учеников поддерживать государственными стипендиями. Не по национальной норме смотреть, а достижениям! Это ж какой стимул для развития и отсев никчемных, занимающих зря место.
Михаил непроизвольно кивнул. Ему такое не могло не понравиться. Только я от сердца говорю. Уж больно хорошо знаком с достижениями будущего по части «чтоб никого не обидеть». По факту все всё равно недовольны и требуют большего для своей группы. И отбирают не по способностям, а массе дурацких признаков от цвета кожи до индекса лояльности. Половину времени в своем институте убивал на протаскивание в обход всевозможных постановлений нужных специалистов. Потому что профессионалы и квота для его категории малосовместимы.
– Вы ж в курсе, – говорит Феликс, похоже, и его поднятый вопрос задевает, – российская идеократия пытается создать систему взаимных обязательств не только со стороны гражданина, но и вообще всех субъектов, начиная с самых верховных органов власти. Права тут имеют второстепенное значение, и о них нет смысла даже говорить, место прав занимают так называемые гарантии без всякого фундамента. Сегодня они есть, завтра отменят. На то и существует конституция, которую у нас игнорируют.
book-ads2