– Стой, прохожий! Остановись! На наше чудо подивись! – орал в рифму еще один зазывала. – Ударь! – потребовала Катя. «Вроде выросла из плюшевого медвежонка», – подумал, чувствуя себя отцом, к которому цепляется восторженная дочка, и спорить не стал. А чего ж не изобразить богатыря. За гривенник давали возможность треснуть со всей молодецкой силы по наковаленке. Видимо, там имелась пружина, поскольку производящие впечатление на своих подружек парни обрушивали удар кувалды, получая подскочившую на табло декоративную гирю. Весь смак состоял в надписях. «Старичок», «детка», «слабосильный», «крепкий парень», «мужик» и на самом верху «Илья Муромец». Если силушки достаточно и забросил на самый верх, получаешь плюшевую игрушку, вряд ли стоящую хозяину больше пятачка. Никакого обмана, все честно, но уж без прибыли владелец аттракциона не останется. Поднял молоток и грохнул по деревяшке. Вышел «мужик». Под подзуживания окружающих и зазывалы проделал вторично, и вышло даже ниже. Видать, требовался неведомый Илья из Мурома, чтоб совершить сей подвиг. – Все, – сказал Кате решительно, – иначе на животных и цирк не хватит. – Не богатырь, ага. Надо признавать реальность. Сестра насупилась, но надолго ее не хватило. Уж больно много новых впечатлений, да и приобретенное в качестве компенсации мороженое моментально улучшило настроение. Вкусное, кстати. Наверное, из натуральных продуктов, хотя приходилось читать в газете, как ловили за руку продавцов, добавляющих в пищевые продукты всякую гадость. Существовала какая-то государственная санитарная инспекция, однако Ульяна на них кривилась и говорила, что взятки берут напропалую. В огороженном скорее от подглядывания снаружи, чем с какой иной целью, загончике обнаружился небольшой зоопарк. В отличие от девочки, рассматривающей все подряд, животные и были моей основной целью. Просто направляться прямиком к зверям посчитал ненужным. Потом может всплыть излишний интерес, и начнут задавать вопросы. Если не полицейские, так сестра. На данном этапе излишне. Внутри находилось несколько клеток. Страусы, пеликаны, еноты, дикобраз, парочка зебр, обезьяны. У последних толпилось много народу, со смехом глядя на ужимки животных и нередко кидая подачки, за которые те дрались, вызывая новую волну оживления. Эта сторона не трогала, да и звери какие-то паршивые. Видать, жизнь в тесных клетках не особо сладкая. Я оставил Катю развлекаться самостоятельно, чай не младенец, и двинулся в сторону хищников. Черный ягуар, называемый почему-то на табличке пантерой, был стар и малоинтересен. Возраст немалый и меланхоличен. Медведица, напротив, зла и внимательно смотрела. По морде у нее ничего не разобрать, однако с животными работал много лет и эмоции считывать научился десятилетия назад. При первой возможности с удовольствием откусит руку. Не зря здесь специальный человек, контролирующий, чтоб не приближались. Она б подошла, однако брать самку неправильно. Почему – я и сам не очень понимал, так учили давным-давно в Африке тамошние специалисты. Люди-леопарды и люди-крокодилы сами толком ничего не знали, пользуюсь рецептами из неизвестно какой древности. Да и секретами своими они не стремились делиться. О чем и доложил по всей форме, вернувшись из командировки. А что основное я выбил достаточно неприятным способом из парочки тамошних шаманов и потом слегка усовершенствовал, то уже личное достижение. Уголовно наказуемое. Возможно, причина в изменении реакций после процедуры. Видимо, наложение женских черт на мужские дает путаницу. Все ж тут дело не в организме, а неких врожденных инстинктах. Еще две львицы и тигр. Похоже, единственно возможный вариант. Ну что ж. Достаточно здоровый и сильный экземпляр. Правда, спит, но это не от слабости. Привык к обстановке и вечному шуму. Все равно ничего приличнее не найти, а здесь, как по заказу. Не отправляться же искать хищника в леса или ловить собаку. Тоже вариант, но даже самая замечательная для моих целей уступает обычному волку. Даже не столько сила, сколько ярость и готовность вцепиться в глотку важна. А этот может. Он так и не смирился в глубине души и способен порвать даже знакомого, хотя и подчиняется. Вот поднял голову и внимательно посмотрел. Почуял нечто. Потерпи, скоро придет освобождение. – Обезьяны забавные, – сказала Катя, беря меня за руку. – Ужимки, как у людей. А этот нет. Он опасный. Все-таки она потенциальная родительница сенса. Сама не может, но животных ощущает. Успокоить кошку, потрепать по башке соседского злющего пса – свободно. Даже не задумывается, а ведь врожденное. – Если не лезть в клетку, то нет. А вот сунь руку – непременно откусит. Так оно и понятно: посадить такого зверюгу в клетку все равно что тебя в шкаф. Скучно, двигаться невозможно, и постоянно раздражают люди. А по соседству добыча, – показал на пеликанов, – и добраться нельзя. У него здесь тюрьма, причем отвратительная. – Но, – нерешительно произнесла девочка, – это ведь и остальных касается? У нас куры хоть по двору ходят, а этим… – Ну, как-то так и есть. Просто травоядным проще переносить. Их кормят, возможно, лечат. А хищник в тюрьме либо ломается, либо ждет момента в глотку человеку вцепиться. Не потому, что плохой. Природа у него такая. Инстинкты. Пойдем, – сказал другим тоном, – скоро новое представление, слышишь? – Подходи, народ, – вопили снаружи. – Кто билет возьмет, в рай попадет. Неизвестно, что там, в раю, а посредине шатра врыт высокий и толстый шест, поддерживающий полотняную крышу. К тому же вместо общего сборища праведников оказалось разделение согласно стоимости билетов. В первых рядах скамьи со спинками, против оркестра места для высокого начальства. Там вроде и подушки на сиденьях. Все прочие располагались на обычных скамейках, да еще чем дальше, тем выше ножки, чтоб друг другу не мешали смотреть. Настоящий, поднимающийся вверх помост, видимо, излишнее удорожание. И так большинство перебьется. Все ж не капитальное заведение, а временное, и прежде местные жители вообще обходились дешевыми балаганами. Я не стал жаться, дополнительные два гривенника экономить уже незачем, и сидели мы впереди. По проходам постоянно курсировали торговцы и предлагали семечки, орехи, закуски, а еще пиво и водку. Шелуху со скорлупой, естественно, кидали под ноги, и атмосфера самая непринужденная. Судя по афише, в день давали два представления, но пришедшие начали кричать, требуя начала, не дожидаясь прописанного часа. Особенно старались двое мужчин, крепко поддатых. Дамы в ложе для солидных господ принялись подталкивать своих кавалеров, чтоб те навели порядок, однако те только посмеивались. Устроить свару в толпе народа никому не улыбалось. Да и пора уже. Ну, каждый занимается тем, что ему интересно. Я на специально прихваченной бумаге старательно рисовал морду тигра. Получалось плохо. Нет, общий вид вполне ничего, но я ж не детишек стараюсь позабавить. Нельзя просто щелкнуть пальцами и получить результат. Требуется специальная подготовка. В городе есть соответствующий салон, и там выполнят по заказу любой каприз клиента. Мода, понимаешь, в высшем свете. Все ж дикие люди здешние. Изобрели специальную машинку, и при этом никакой фантазии. Картинки набиваются отнюдь не для красоты, как недоумки думают. Она всегда обращение к магическим силам. Для воинов призыв к духам биться на твоей стороне, раба заставить быть покорным. Еще отмечают трусов и героев. Посмотришь, и сразу видно, с кем имеешь дело. Такие вещи просто так не делают, и работают они не хуже клейма. Правда, это слишком бросающийся в глаза след, и не стоит все ж идти в здешний салон. Ну, ничего. Есть Москва. Тут важно начальный рисунок не запороть. Зверь вообще не даст ничего. И хотя существует определенный стандарт, где в разинутой пасти обязательно человеческий череп независимо от породы хищника, непременно должны присутствовать индивидуальные черты конкретного экземпляра. Количество полосок, расположение, желательно цвет правильный. Чем ближе к образцу, тем удачнее впитывание. А чтоб не объяснять, зачем и почему такое сделал, на плече или лопатке наиболее подходящее место. Раздетым по улице ходить грех даже на жаре, купаются и то в трусах. Что такого ужасного в голом красивом теле? Катя глянула на рисунок и открыла рот что-то спросить, но тут заиграл оркестр, и она потеряла интерес, повернувшись к более важному зрелищу. На арену стали выходить цирковые артисты в красивых блестящих одеждах. Издалека наверняка удобнее смотреть, однако вблизи излишняя краска на глазах, губах и щеках производила странное впечатление преувеличенно подчеркнутого. Один директор был во фраке и представлял выстроившихся в два ряда под дружные аплодисменты публики. И наконец марш обрывается, и громкий голос объявляет: – Программу сегодня открывают воздушные гимнастки. – И царственный жест в сторону трапеций, на которых повисли вниз головами две девушки в переливающихся, обтягивающих трико. Публика визжит в восторге. Гимнастки подтягиваются и поднимаются на ноги. Стоя во весь рост на трапециях, начинают их раскачивать, помогая движению своими телами, то приседая, то распрямляясь. Меняются местами, прыгая и кувыркаясь. Одна другую держит, и подброшенная вскакивает на мостик, а с него – на натянутый канат, и идут навстречу, на середине разворачиваясь синхронно. Представление, на удивление, оказалось по-настоящему впечатляющим, как и парни на кольцах, крутящиеся в самых немыслимых положениях. Да и в целом уровень был достаточно высокий. Жонглеры не просто кидали друг другу разные предметы, еще и выставили женщину, которая балансировала на большом деревянном шаре, не переставая показывать номер, передвигала кругляш ногами. Злобный на вид тип швырял ножи в самые разнообразные мишени на ходу, стоя, из-за спины. С завязанными глазами метал под дружное оханье зала клинки в привязанную к доске субтильную девицу. Казалось, еще чуть-чуть, и попадет в тело, но острие неизменно втыкалось в сантиметре от кожи. Затем на арену вынесли стол. На него поставили четыре бутылки. На бутылки воздвигли стул. На его спинку встал на руках акробат вверх ногами. Подали еще стулья и поставили друг на друга, пока число не дошло до шести. Это было действительно здорово, как и последовавшие за этим прыжки, стойки и пирамиды из нескольких человек. В промежутках между номерами выступали клоуны. С лицами, почему-то выкрашенными в черный и белый цвета. Шутки и репризы какие-то убогие, хотя народ смеялся. Наверное, я еще недостаточно вписался в общество, чтоб воспринимать юмор. В чужих культурах всегда сложно. Зато выступление дрессировщика оказалось выше всяких похвал. Нет, отнюдь не опасные звери тому виной. На арене бегали свинки и собаки. Вот такое странное сочетание. При этом они проделывали чудеса: ходили на задних лапах, с подушки прыгали через десять стульев, бегали по деревянным бутылкам и шару, играли в футбол, разбившись на две команды. – Неплохо, – сказал сосед, повернувшись ко мне. Неизвестно с чего решил поделиться впечатлением с незнакомцем. – Но я видел выступление самого Дурова! Я понимающе кивнул, отметив необходимость выяснить, кто это. А то скажут иной раз, и сидишь как полный дурак. – Униформисты проложили настоящую железную дорогу по арене, – принялся излагать, как будто его просили, – все маленькое, но как настоящее. Станция, платформа, турникет. Подходит паровоз, – все более возбуждаясь, – начинается посадка зверей. А Дуров каждому обозначение дает, и рассаживаются строго по рангу. Индюк большой начальник, собачки в третий класс. Заяц без билета пытался пролезть, так его за уши и вон! А как свинья пришла, закричал: «Дорогу его превосходительству!» – и начался скандал. Офицеры не потерпели, дело то еще в войну случилось… Тут, на счастье случайного слушателя в моем лице, представление продолжилось выходом на сцену лошадей, и сосед замолчал, как и Катя, завороженно наблюдая за происходящим. Всадник на бешено мчащемся коне на ходу подбирал заранее разбросанные предметы, прыгал через обручи и ленты, а лошадь при этом брала барьеры. Все это в быстром темпе, уложившись в несколько минут. Зрители аж зашлись от восторга и бурно аплодировали. За ним последовали две наездницы. Уже не на страшной скорости, но не менее красиво гарцевали, стоя на одной ноге, и в этом положении или стоя на крупах двух идущих рядом лошадей брали препятствия. Даже скакали через веревочку и сделали прыжок назад через голову прямо на скачущей лошади. А ведь такое реально сложно. Закончилось выступление четырьмя пони, которых расставили симметрично по манежу друг против друга головами к барьеру. Выпущенная затем на манеж лошадь перепрыгивала через них. Она же принесла хозяину в зубах, как собака, брошенные им хлыст и платок. – А скачки здесь бывают? – задумчиво произношу, глядя на ухоженных, красивых лошадей. Как же это прежде не вспомнил про ставки. Здесь можно порезвиться всласть. Воздействовать на расстоянии достаточно сложно, но может дать исключительный барыш, если правильно рассчитать. Конь не пожалуется и объяснить, почему сбился с шага, не сумеет. А ведь прекрасный способ! – С этим лучше в Москву, – хохотнул сосед. – Там неплохой ипподром. А у нас что… провинция. Чемпионат по римской борьбе с подставами. Заранее договариваются, кто кого положит. Всерьез они соревнуются в столице. Зрители еще долго аплодировали, а циркачи вместо поклонов делали сальто или еще как демонстрировали умения, вызывая новый шквал аплодисментов. Расходиться стали далеко не сразу, но в узких проходах невольно возникали пробки. Пришлось отпихнуть особо рьяного мужичка, рвущегося наружу, иначе б Катю с ног сбил. Он было начал качать права, но что-то поймал во взгляде и заткнулся, постаравшись тихонько испариться. – Ну-ка постой! – командным голосом приказал околоточный, стоило отойти от выхода на два шага, оторвавшись от общего потока. Явно поджидал. – Здравствуйте, Иннокентий Васильевич! – с максимальной радостью вскричал я, готовый ко всему. – Со мной пойдешь. – Это куда еще? – тоном сварливой жены потребовала Катя. – За что хватаете безвинного человека? – Голос она при этом не иначе сознательно еще повысила, и люди стали оборачиваться. – Да никто его не хватает, – с досадой ответил полицейский. – Да?! А как это называется? – Вежливо просят пройти в отделение для пользы горожан. – Это какой такой пользы? Ничего он вам не должен! – Помолчи, – сказал я негромко. Полученное время дало возможность разобраться. Не было в околоточном знакомого азарта взявшего след пса или готовности напасть. Скорее смущение. – Что случилось, Иннокентий Васильевич? – Ну это, – очень знакомым жестом снимая фуражку и вытирая потный лоб большим платком, – инспектор из сыскной поговорить хочет. Помощь твоя нужна. – Болеет, что ли? – Нет. Говорят, ты и вещи находить можешь. – Кто говорит? – Это Подольск! – рассердившись, рыкнул полицейский. – Все про всех знают. Доктору часы находил? – Ну, было дело. – Вот и пойдем. Похоже, не врет. Чего-то найти хотят. Главное, не убийцу с пустыря. Очень не хотелось срываться с удобного места и уходить в бега, не особо зная обстановку. Слишком мало времени прошло. Должны быть любители пошарить в чужих карманах и всякие мошенники, раз даже в газетах попадаются заметки. Где ж лучше прятаться, как не среди изгоев. Однако просто так не заявишься. Подход нужен, а то такие люди чужаков не любят и заранее подозревают в дурных намерениях. – Я с тобой, – заявила Катя. – Домой ступай. Матери скажешь, что задержусь. Она посмотрела откровенно недовольно. – Меня не так просто теперь обидеть, – сказал на ухо, наклонившись. – А полиции помогать наш долг! – провозгласил уже громко, на публику. Мы даже не пошли, а поехали. Крайне недовольный извозчик уже дожидался. Уж не в курсе, платит ли доблестная полиция в таких случаях или приходится отдавать долг Родине забесплатно, но лично мне понравилось. Впервые катался на транспорте, да еще и конном. Лошади у нас не имелось, и продемонстрировать чудеса выездки при всем желании не способен. Я на них сроду не садился. Да и коров с прочими свиньями и курами в основном наблюдал по голо или издалека. Едешь, скажем, по Швейцарии в отпуске, хотя совсем не желаешь, но жена потребовала модного курорта, и видишь на склонах гор овечек. Наверняка и после них куча навоза там остается. За тем и выгоняют на пастбище. Заодно удобрение. А мне теперь приходится ручками ежедневно выносить. Не беда, научился. Ничего сложного. В конце концов, я из более развитого мира и летал неоднократно на самых разнообразных видах техники. Тем не менее смотреть свысока на прохожих достаточно приятно. Некоторые реакции непроизвольны. Химия моего организма изрядно отличается от прежней. Возраст влияет. Когда о переброске задумался, такое в голову не стукнуло. А зря. Совсем иные ощущения, и проконтролировать это невозможно. Но реально здорово ощущать себя молодым! Приехали мы на окраину в какие-то трущобы. Среди халуп возвышался длинный четырехэтажный дом, вокруг которого торчали многочисленные полицейские и толпа злого народа. В ней попадались личности самого разного пошиба, от вполне прилично одетых до явных уркаганов и нищих с алкоголиками. Кажется, понял, куда попал. Знаменитый «гроб». В начале двадцатых из Москвы выселяли неблагонадежный элемент и криминальных типов, на кого ничего серьезного не имелось. Просто запретили проживание на прежнем месте и отдали под жилье недостроенное здание рабочего общежития в Подольске. Собирались расширять производство чего-то, относящегося к военной амуниции, а война закончилась всем на радость, кроме вложившихся. В результате так и бросили. А сюда загнали кучу сомнительной публики от анархистов до карманников. В паспортах у них ставили неприятную пометку. Никто в Москве и еще десятке крупных городов на жительство не имел права брать. Но чего-то там, в МВД, не додумали. Слишком близко поселили. На заработки уголовная шушера все равно ездила во вторую столицу – Петроград, а жила и гуляла в Подольске. Кстати, возле лежки они практически не гадили. Про убийства и грабежи у нас не слышали, разве по пьяни и из-за ревности. А воровали все больше на вокзале и иногда на рынках. Но там эту публику прекрасно знали и пойманных били смертным боем. – Ты уж меня не подведи, – неожиданно просительным тоном произнес Иннокентий Васильевич. – Я за тебя поручился. Знать бы еще, по какому поводу и почему молчал как рыба всю дорогу. Сторожившие выход полицейские пропустили не спрашивая. Мой околоточный им прекрасно знаком, и если ведет, значит, надо. А внутри было гадко. Темные коридоры с непонятными ответвлениями и мусор на полу. Воняет. Не плохо пахнет, как бывает, где много людей проживает и висит запах курева, пота и нестираных вещей, а именно воняет. Стены, расписанные и ободранные до камня. Штукатурка лишь местами сохранилась. Внутри весь этаж поделен на маленькие комнатушки. На иных и дверей нет. Тряпкой загорожено. И чуть не в каждой человек десять набилось всякого возраста и пола, настороженно глядящих. Не удивлюсь, если здесь везде так и разные семьи вместе. Совсем конченым сдают угол или койку на двоих. Пока один отсутствует, другой спит. В очередной комнате, перевернутой вверх дном, на полу валяются тряпки. Собственно, и мебели никакой, картонные коробки вместо ящиков, и спят прямо на полу, на матраце. На колченогой табуретке сидел злой даже на вид щеголеватый полицейский с капитанскими погонами. Что хорошо в нынешней России – прежний табель о рангах отменили. Не пришлось учить еще всяких титулярных и статских советников. У всех государственных чиновников простейшая система, аналогичная армейской. Просто цвет и петлицы разные. Ну и форма. Значит, этот капитан, уже заучил звездочки с полосками. Не такой уж маленький чин для нашего городка. Как бы ни начальник участка или того выше, здешнего сыскного. – Вот это он и будет? – спросил брюзгливо. – Так точно, – вытянувшись во фрунт, доложил мой сопровождающий, – Иван Львович. – И ты можешь находить спрятанное? – уже обращаясь прямо ко мне.