На протяжении нескольких кварталов расстояние между нами сохранялось стабильно. Потом «авалон» смешался с потоком, который образовался уже после той аварии, и я подобрался поближе, пока не оказался в двух машинах от него и не увидел темные очки, обращенные ко мне, в боковом зеркале. И вот, когда между нами оставалась одна машина, водитель «авалона» взял руль резко влево, так что машина отскочила на разделительную полосу, а потом крутанулась и скользнула внутрь потока во встречном направлении. Я даже не успел среагировать и только услышал смешки за спиной, когда преследуемая мной машина укатила в сторону Хомстеда. Однако я не сдавался. Дело не в том, что поимка этой машины могла бы дать ответы на некоторые вопросы, хотя и в этом тоже. И я даже не вспоминал о таком абстрактном понятии, как «справедливость». Нет, это был один праведный гнев, берущий начало где-то в неисследованных уголках души и изливающийся из моего отключившегося мозга, действовавшего сейчас только на уровне инстинкта, прямиком в кулаки. Все, чего я хотел на самом деле, — это вытащить ублюдка из машины и врезать по физиономии. Желание причинить телесные повреждения в приступе гнева стало для меня очередным открытием, и оно настолько опьяняло, что затмило собой все импульсы логики, которые еще оставались. И в пылу погони я махнул в сторону разделительной полосы. Моя машина издала пронзительный скрежет, вылетев на полосу, а потом еще раз, оказавшись уже по ту сторону. Огромный грузовике цементом едва не сшиб меня с дороги, проскочив всего в нескольких дюймах. Я гнался за «авалоном» дальше, в гораздо более просторном транспортном потоке, двигавшемся на юг. Далеко впереди мелькали движущиеся белые пятна, и моей целью могло быть любое из них. Я снова надавил на газ и поехал резвее. Боги дорожного движения были добры ко мне, и я успешно пробрался через размеренно двигавшиеся машины, прежде чем на светофоре впервые за весь путь попал на красный свет. На перекрестке покорно стояли несколько машин, и их никак нельзя было обойти, если только не повторить трюк со скрежетом и вылетом за разделительную полосу. Так я и поступил. Съехал с узкого конца разделительной как раз на перекресток таким образом, чтобы создать большие неприятности ярко-желтому «хаммеру», который по глупости соблюдал на дороге правила. Он резко вывернул руль, чтобы избежать столкновения, и это ему почти удалось; послышался тихий стук, когда я легонько задел его бампер, пролетая мимо перекрестка дальше, преследуемый очередным взрывом негодования в виде сигналов и криков. Если «авалон» все еще ехал по Первой, то сейчас он должен был находиться примерно в четверти мили впереди меня, и я не стал дожидаться, пока расстояние между нами увеличится. Я поднажал еще на своей послушной, чуть помятой машине и уже через две минуты сумел поближе рассмотреть два белых автомобиля впереди. Это оказались внедорожник «шеви» и мини-вэн. Моего «авалона» нигде не было видно. Я сбросил скорость только на мгновение и краешком глаза снова увидел, как он скользнул на парковку торгового центра по правой стороне. Я ударил по газам, пересек две полосы транспортного потока и влетел на эту парковку. Водитель «авалона» заметил меня, прибавил скорость и выехал на улицу, которая шла перпендикулярно Первой автомагистрали, устремляясь на восток так резко, как только мог. Я быстро пересек парковку и двинулся за ним. Он заставил меня проехать по жилым кварталам примерно милю, а затем повернул за угол и миновал парк, в котором проводилось мероприятие по программе дневного ухода за детьми. Я был уже достаточно близко и вовремя заметил, как на дорогу перед нами ступила женщина с грудным ребенком и еще двумя детьми, которых вела за руку. «Авалон» прибавил скорость и выскочил на тротуар, а женщина, продолжавшая неторопливо переходить дорогу, смотрела на меня так, словно я рекламный щит, который она никак не может прочитать. Я изловчился и объехал ее сзади, но один из ее детей внезапно вырвался и оказался прямо передо мной. Я резко затормозил. Машину занесло, и на мгновение мне показалось, что я вот-вот сшибу всю эту медлительную безмозглую компанию, которая стояла и наблюдала за мной без каких-либо признаков интереса. Но колеса снова обрели сцепление с дорогой, мне удалось «поймать» машину, прибавить газу и развернуться, описав круг на газоне одного из домов, расположенных против парка на другой стороне дороги. После этого я снова выехал на асфальт, шинами выбив из газона траву, и последовал за «авалоном». Расстояние между нами оставалось неизменным на протяжении нескольких кварталов, но мне наконец повезло. «Авалон» на высокой скорости пронесся мимо очередного знака «Стоп», и на сей раз за ним подалась полиция, включив сирену. Началась погоня. Я не знал, стоит мне радоваться такой компании или завидовать сопернику, но в любом случае ехать за мигающими огнями и сиреной было гораздо легче, так что я поплелся в хвосте. Два автомобиля, ехавшие впереди, совершили серию разворотов, и я надеялся подобраться чуть ближе, как вдруг «авалон» исчез из виду, а полицейская машина плавно остановилась. Через несколько секунд я оказался около полицейских и вышел из авто. Я видел, как полицейский перебегает низко подстриженный газон, на котором виднелись черные следы шин, ведущие вокруг дома и дальше прямо в канал. «Авалон» боком лежал в воде; из него вылез человек и переплыл на другую сторону канала. Полицейский постоял, а потом прыгнул в воду и поплыл к наполовину затонувшей машине. После этого я услышал визг тяжелых тормозов за спиной и обернулся. Желтый «хаммер» резко затормозил позади моего автомобиля, из него выскочил краснолицый человек с волосами песочного цвета и начал орать на меня. — Ты, обдолбанный сукин сын! — кричал он. — Ты мне машину изуродовал! Ты какого хрена творишь? Не успел я и рта раскрыть, чтобы ответить ему, как у меня зазвонил мобильный. — Извините, — сказал я, и, как ни странно, человек с песочными волосами смирно стоял, пока я говорил по телефону. — Где тебя черти носят? — требовательным тоном спросила Дебора. — В Катлер-Ридж, любуюсь вот на канал, — сказал я. На секунду повисла тишина, а потом я снова услышал ее голос: — Ну, суши свой зад и двигай в кампус. У нас новое убийство. Глава 21 У меня ушло несколько минут, чтобы отвязаться от водителя желтого «хаммера»; я, возможно, проторчал бы там дольше, если бы не коп, прыгнувший в канал. Он выкарабкался из воды и прихлюпал к тому месту, где стоял я под градом непрерывных оскорблений и угроз и при этом не слышал ничего нового. Я вежливо молчал: видимо, человек давно хотел облегчить душу, и я не хотел, чтобы он продолжал находиться под грузом психологического давления, но, к сожалению, у меня было одно срочное дело по полицейской части, которое не могло ждать. Я пытался намекнуть ему на это, однако он, очевидно, принадлежал к тем личностям, которые не умеют одновременно кричать и слушать. Так что появление злого и промокшего до нитки полицейского внесло свежую струю в очаровательный разговор, который становился монологом и начинал надоедать. — Мне необходимо знать все, что вы сможете найти на водителя этой машины, — сказал я полицейскому. — Мне тоже, — заметил он в ответ. — Удостоверение покажите. — Я опаздываю, еду на место преступления, — объяснил я. — На одно уже успел, — сказал он. Пришлось продемонстрировать ему свой мандат, он стал его с интересом изучать, роняя воду из канала на мою ламинированную фотографию. Наконец полицейский одобрительно кивнул и сказал: — Так, Морган, дуй отсюда. По реакции хамоватого водителя «хаммера» вы бы решили, что он предложил отправить на аутодафе папу римского. — Вы что, этого сукина сына просто так отпустите? — завизжал он. — Этот урод наскочил на мою машину! Тогда коп, да благословит его Бог, просто посмотрел на человека, еще немного покапал водой и сказан: — Ваши водительские права и регистрация. — Отличная ситуация для ухода, которой я и воспользовался. Моя бедная, видавшая виды машина издавала очень неутешительные звуки, но ехать было нужно, ничего не поделаешь — придется везти меня до университета. Я даже ощущал, что машина мне стала как-то по-особенному дорога. Вот мы, два ослепительных рукотворных образца, выбитых из равновесия обстоятельствами, над которыми не властны. Прекрасная тема для горьких размышлений, которым я и предавался в течение некоторого времени. Гнев, который кипел во мне всего несколько минут назад, унялся, испариной скатился на газон, как с копа вода. Наблюдая, как водитель «авалона» переплывает на противоположную сторону каната, выбирается из воды и уходит прочь, я думал, как это в духе всех остальных событий: стоит только подойти поближе, и чувствуешь, что из-под ног выдергивают ковер. А теперь очередное тело, хотя мы еще не знаем, что делать с первыми двумя. Такое ощущение, что нас, как гончих, выставили на трек и ждут, когда же мы поймаем липового кролика, который бежит всегда чуть впереди и прибавляет скорость каждый раз, как только несчастный пес подумает: «Еще немного, и я схвачу постреленка». Подъезжая к месту, я увидел два полицейских автомобиля и четырех представителей закона, которые уже оцепили территорию вокруг галереи «Лоу арт мьюзим», отгородившись от толпы зевак. Приземистый шкафообразный коп с лысым черепом подошел ко мне и указал в направлении дальней части здания. Тело ждало меня в кустах позади галереи. Дебора говорила с каким-то человеком — по всей видимости, студентом, — а Винс Мацуока сидел на корточках возле левой ноги трупа и осторожно тыкал в лодыжку шариковой ручкой. С дороги тела было не видно, но убийца особенно не старался скрыть дело своих рук. Беднягу поджарили так же, как и предыдущих, и лежала она точь-в-точь как те: руки на груди, тело вытянуто в струнку, а вместо головы — керамическая бычья. Я забылся и снова по привычке стал дожидаться, что скажет мой приятель изнутри, но не услышал ничего, кроме легкого тропического ветерка в голове. Я по-прежнему один. Дебора подкатила ко мне, врубив звук на полную. — Долго добирался, — прорычала она. — Ты где пропадал? — Кружева плел, — ответил я и кивнул в сторону трупа: — Серия? — Похоже, — сказала Деб. — Ну что там, Мацуока? — Вроде есть зацепка, — заметил Винс. — Наконец, черт ее дери, — отозвалась Дебора. — Здесь ножной браслет, — сказал Мацуока. — Из платины, так что не расплавился. — Он взглянул на Дебору и одарил ее своей ужасной фальшивой улыбкой. — На нем написано «Тэмми». Дебора нахмурилась и посмотрела на боковую дверь галереи. Там стоял высокий человек в полосатом костюме и, нервно поглядывая на Дебору, разговаривал с полицейским. — Это кто? — спросила она у Винса. — Профессор Келлер, — ответил он, — преподаватель истории искусства. Он нашел тело. С тем же хмурым выражением лица Дебора поднялась и кивком головы дала понять копу, что хочет поговорить с профессором. — Профессор… — сказала Дебора, когда тот подошел. — Келлер. Гас Келлер, — представился он. Это был человек примерно шестидесяти с небольшим лет, со шрамом на щеке, словно он дрался на дуэли. Ему шел его возраст. В обморок он падать при виде тела, судя по всему, не собирался. — Значит, это вы обнаружили девушку, — сказала Деб. — Именно, — ответил он. — Я зашел посмотреть новую выставку — месопотамское искусство, мне это любопытно — и в кустах увидел ее. — Он нахмурился. — Наверное, где-то час назад. Дебора кивала с таким видом, будто она в теме и все знает, включая месопотамское искусство. Обычный полицейский трюк, который развязывает собеседникам языки, особенно если может оказаться, что они причастны, даже самую малость. Но с Келлером это не прошло. Он только стоял и ждал следующего вопроса, а Дебора только стояла и изобретала его. Я по праву горжусь своими натренированными коммуникативными способностями, и мне совершенно не хотелось, чтобы молчание переросло в напряжение, поэтому я покашлял, и Келлер повернулся ко мне. — А что бы вы могли сказать по поводу керамических голов? — спросил я. — С точки зрения искусства? Дебора посмотрела на меня как на сумасшедшего, а может — с завистью, потому что задала вопрос не она. — С точки зрения искусства? Не много, — ответил Келлер, глядя на бычью голову у тела. — Судя по всему, эту изготовили по шаблону, а потом обожгли в печке примитивной конструкции. Может быть, даже в большой печи. Но на это интереснее взглянуть с исторической точки зрения. — Что вы имеете в виду? — тут же вцепилась в него Дебора, и профессор пожал плечами. — Не скажу, что все безупречно, — начал он. — Тем не менее некто явно старался воссоздать очень древнюю традиционную конструкцию. — Насколько древнюю? — спросила Дебора. Келлер поднял бровь и пожал плечами, словно давая понять, что она неверно поставила вопрос, но тем не менее ответил: — Ей три или четыре тысячи лет. — Действительно древность, — подтвердил я, и они оба так посмотрели на меня, что я решил добавить что-нибудь более умное: — И в какой части света такое практиковали? Келлер кивнул. Ура, я умный. — На Ближнем Востоке, — сказал он. — Похожий мотив мы находим в Вавилоне, а иногда и в окрестностях Иерусалима. Голова быка, по всей видимости, имеет отношение к культу одного из древних божеств. Очень мерзкого, к слову. — Молоха, — дополнил я, и это слово поранило мне горло. Дебора пристально посмотрела на меня, и я понял, что она утвердилась в своем мнении, будто я от нее скрываю какую-то информацию, однако профессор продолжил, и она снова обратила взгляд на него. — Да, верно, — сказал он. — Молох любил человеческие жертвы. Особенно детские. Стандартный договор был таков: вы жертвуете своего ребенка, а он гарантирует взамен хороший урожай или победу над врагами. — В таком случае в этом году надо ждать приличного урожая, — пошутил я, но никто из моих собеседников не счел мою ремарку достойной улыбки. Вот так всегда: из кожи вон лезешь, чтобы скрасить существование в этом жестоком мире, а окружающие — ноль внимания, фунт презрения. — А какой смысл в том, чтобы сжигать тела? — осведомилась Дебора. На губах Келлера появилась едва заметная снисходительная улыбка профессионала в стиле «молодцы, что спросили».