— Джерри, — начала Дебора, — как по-вашему, о чем мы хотели вас спросить? — Об… об изнасиловании, — сделал он робкую догадку. — То есть о том, что я ее не насиловал. Где-то существует мир, в котором все имеет смысл, но мы, очевидно, к нему не принадлежим. — То есть о том, что вы ее не насиловали, — повторила Дебора. — Да, когда… она хотела, чтобы я ее, э-э… — промямлил он. — Ариэль Голдман хотела, чтобы вы ее изнасиловали? — переспросил я. — Она, она… — Он начал краснеть. — Она предложила мне, гм, секс. В обмен на хорошую оценку, — сказал он, глядя в пол. — А я отказался. — И тогда она попросила вас изнасиловать ее? — предположил я. Дебора ударила меня локтем в бок. — Итак, вы ей отказали, Джерри? — спросила Дебора. — Такой симпатичной девушке? — Тогда она пригрозила, э-э, что добудет высший балл любым путем. Потом она взяла и разорвала свою блузку, а потом начала кричать. — Он сглотнул, по-прежнему глядя в пол. — Продолжайте, — подбодрила его Дебора. — И она помахала мне рукой, — сказал Голперн, подняв свою руку и помахав ею, как бы на прощание. — А потом выбежала в коридор. — Наконец он поднял взгляд. — Я только в этом году получил возможность попасть в штат. Если пойдут слухи, моей карьере конец. — Ясно, — очень понимающим тоном сказала Деб. — Значит, вы убили ее, чтобы сохранить карьеру. — Что? Нет! — с жаром воскликнул он. — Я ее не убивал! — А кто же тогда, Джерри? — спросила Дебора. — Я не знаю! — сказал он обиженным тоном, как будто мы обвинили его в том, что он украл печенье. Дебора смотрела на него, а он переводил взгляд с нее на меня и обратно. — Это не я! — настаивал Голперн. — Очень хочется вам поверить, Джерри, — посочувствовала Дебора. — Но я ничего не решаю. — Что вы хотите этим сказать? — спросил профессор. — Мне придется просить вас пройти со мной, — пояснила она. — Вы меня арестовываете? — воскликнул он. — Я веду вас в участок, чтобы задать несколько вопросов, вот и все, — воодушевляюще сказала она. — О Боже мой! — произнес он. — Вы меня арестовываете. Это… нет. Нет. — Давайте все сделаем по-хорошему, профессор, — предложила Дебора. — Нам не нужны наручники, ведь так? Голперн взглянул на нее, потом неожиданно вскочил на ноги и бросился к двери, но, к несчастью для него, бежать ему пришлось мимо меня, а Декстер широко известен и справедливо превозносим за свою молниеносную реакцию. Я выставил ногу на пути профессора, и он растянулся на полу головой к двери. — Ооой, — протянул он. Я улыбнулся Деборе: — Похоже, без наручников тебе не обойтись. Глава 13 Меня никто не может назвать параноиком. Я не верю, что окружен тайными врагами, которые только и ждут, чтобы сцапать меня, а потом пытать и убить. Конечно, я очень хорошо знаю, что если лишусь маскировки и обнаружится моя суть, то все общество сплотится и станет требовать моей медленной и мучительной смерти, но это не паранойя, а просто спокойное и трезвое понимание, что такое событие однажды вполне может стать реальностью, и я его не боюсь. Я стараюсь быть осторожным, чтобы этого не произошло. В большой степени своими успехами я обязан едва слышимым нашептываниям Темного Пассажира, который до сих пор делился своими мыслями до неприличия скромно. Но вот случилось неожиданное — Темный Пассажир замолчал. Тревога нарастала, и от меня начали исходить флюиды беспокойства. Все началось с того ощущения около печей: я почувствовал, что стал объектом наблюдения, даже слежки. И потом, когда мы возвращались в участок, мне показалось, что нас преследует какая-то машина. Она действительно преследовала? Ее водитель имел дурные намерения? И если да, кто ему был нужен: я или Дебора, или все дело в обыкновенной привычке водителей Майами ездить нос в хвост? Я наблюдал за машиной, белой «тойотой-авалон», в боковое зеркало. Она не отставала всю дорогу до тех пор, пока Дебора не свернула на парковку, а потом просто проехала мимо. Водитель не замедлил движения и не показался из окна, чтобы рассмотреть нас получше, но меня по-прежнему не оставляла в покое бредовая мысль, что эта машина за нами следила. Однако я никогда не бываю уверен до конца, пока Темный Пассажир не подтвердит мои предположения, а он молчал — издал только какой-то шипящий звук, словно собирался что-то сказать, и поэтому мне показалось большой глупостью рассказывать о своих подозрениях Деборе. Позже, когда я вышел из здания и сел в свою машину, чтобы наконец ехать домой, у меня опять возникло то же ощущение: будто бы некто или нечто следит за мной, — но только ощущение. Ни предостережения, ни проникновенного шепота из глубин подсознания, ни трепета черных крыльев в предвкушении боя — ничего, одно ощущение. И я стал нервничать. Когда мой Пассажир говорит, я слушаю. И действую. Но сейчас он молчал и только ежился. Я был в замешательстве и ничего не понимал. В отсутствие какой-либо плодотворной идеи оставалось только не спускать глаз с зеркала заднего вида по дороге домой на юг. Так вот каково быть человеком? Идти по жизни, понимая, что ты просто приманка на веревочке, спотыкаясь на каждом шагу и чувствуя, как тигр идет по твоим следам? Да, я уже далеко продвинулся в постижении природы человеческого поведения. Мне как хищнику хорошо знакомо захватывающее чувство, которое испытываешь, пробираясь в овечьей шкуре сквозь стадо потенциальных жертв, зная, что в любой момент можешь свернуть голову одной из них. Но без подсказки моего Пассажира я просто не имел представления, как мне теперь смешаться с толпой; я сам оказался беззащитной частью этого стада. Стал жертвой, и мне это не нравилось. Я призвал на помощь бдительность. И вот когда я съезжал с шоссе, моя бдительность явила мне «тойоту-авалон», следовавшую за мной. Конечно, в мире существует множество «тойот». В конце концов, японцы проиграли войну и теперь имеют полное право доминировать на нашем рынке автомобилей. И естественно, что какая-то часть «тойот» могла сейчас на совершенно законных основаниях возвращаться восвояси тем же запруженным маршрутом, который предпочел и я. Рассуждая последовательно, на свете много дорог, поэтому вполне разумно, что эта белая «тойота-авалон» выбрала одну из них. А вот полагать, будто кто-то станет следить за мной, было нелогично. Что я сделал? Я имею в виду, из того, что можно доказать? Получается, с моей стороны было совершенно неразумно думать, что за мной следят, однако остается необъяснимым мое решение ни с того ни с сего свернуть с Первой автомагистрали в переулок. К тому же непонятно, почему «авалон» упорно ехал за мной. Машина держалась на приличном расстоянии, как любой хищник, чтобы не спугнуть свою добычу, или любой человек, которому по совпадению тоже понадобилось свернуть в этот переулок. И так же нелогично я сделал очередной крутой поворот, теперь налево, на маленькую тихую улочку. Мгновение спустя за мной последовала та машина. Как я уже говорил, Душегуб Декстер не знает слова «страх». Так что, бешеный трепет сердца, пересохшая глотка, пот, льющийся с ладоней, — признаки легкого дискомфорта? Это чувство мне не нравилось. Я больше не Рыцарь Кинжала. Клинок и доспехи пылятся теперь где-то в подвале моего замка, а я оказался на поле битвы без них, неожиданно превратившись в легкодоступную желанную жертву, и чисто интуитивно я знал, что нечто уже взяло мой след своими жадными ноздрями. Я снова свернул направо и только теперь заметил, что проехал мимо знака с надписью «Тупик». Глухой переулок. Я попался. Непонятно почему я замедлил движение в ожидании, пока та машина догонит меня. Наверное, я просто хотел убедиться, что белый «авалон» все еще там. Вот он. Я проехал до конца переулка, до небольшой разворотной площадки. На подъездной аллее дома, который располагался рядом с площадкой, не было ни одной машины. Я остановился и заглушил двигатель, пораженный бешеным сердцебиением и своей неспособностью делать что-либо еще, кроме как сидеть и ждать неумолимого появления клыков и когтей, или что там есть у моего преследователя. Белая машина приближалась. Она снизила скорость, въезжая на разворот, словно целенаправленно подбиралась ко мне… А потом объехала по дуге, вернулась на дорогу и выбралась из переулка в закатный Майами. Я наблюдал, как она удаляется, и когда ее фонари скрылись за поворотом, неожиданно вспомнил, что нужно время от времени дышать, и, воспользовавшись этим вновь открывшимся знанием, почувствовал себя очень хорошо. Восстановив содержание кислорода в крови, я пришел в себя и обрел способность мыслить. Что, в конце концов, произошло? За мной следовала некая машина. А потом она уехала прочь. Существует миллион причин, по которым эта машина выбрала тот же путь, что и я, и большинство из них можно описать одним словом: совпадение. А пока Дрожащий Декстер сидел и обливался холодным потом в своем кресле, что сделала плохая большая машина? Она убралась. Никто не стал останавливаться, чтобы выглянуть из окна, накричать или кинуть ручную гранату. Человек в «авалоне» всего лишь проехал мимо, оставив меня наедине с собственным абсурдным страхом. Вдруг в окно постучали, я подскочил от неожиданности и ударился головой о потолок машины. Я обернулся и увидел наклонившегося к моему окну человека средних лет, с усами и безобразными шрамами от прыщей. Он смотрел на меня через стекло. Я не заметил, как он подошел, — лишнее доказательство того, что я был один и совершенно беззащитен. Я опустил стекло. — Вам помочь? — спросил человек. — Нет, спасибо, — ответил я, не представляя, чем он может мне помочь, а главное — зачем. Ответ не заставил себя долго ждать: — Вы мне путь загородили. — А, — сказал я и подумал, что, наверное, так оно и есть и надо бы срочно придумать подходящее объяснение: «Здесь где-то Винни живет». Не блестяще, но вполне сносно при данных обстоятельствах. — Вы не туда заехали, — сказал человек с твердой уверенностью, которая здорово меня подбодрила. — Извините, — отозвался я. А потом поднял стекло и выехал из переулка, а человек все следил за мной, наверное, желая убедиться, что в последний момент я не выскочу и не брошусь на него с мачете. Мгновение спустя я уже был в жаждущей крови мясорубке на Первой автомагистрали. И по мере того как привычная жуткая пробка обволакивала меня с двух сторон словно теплое одеяло, я ощущал, как медленно, но верно погружаюсь в себя. Снова дома, снова за стенами Замка Декстера, с пустым подвалом и все такое прочее. Впервые я почувствовал себя таким болваном, иначе говоря, таким человеком, насколько это возможно для меня. О чем я вообще думал? Точнее, почему вообще не думал, поддавшись непонятному приступу паники? Как-то все глупо, слишком по-человечески и невероятно смешно, если б я только умел смеяться. Отлично. Я был просто нелеп. Последние несколько миль я провел, изобретая ругательные слова, которыми можно обозвать самого себя за такую бурную реакцию, и к тому моменту, когда подъехал к дому Риты, так увлекся самобичеванием, что почувствовал себя гораздо лучше. Я вышел из машины, и на лице у меня было нечто напоминающее улыбку, которую породила радость из глубины Дубиностоеросового Декстера. Но стоило мне сделать первый шаг по направлению к дому, как мимо меня проехала машина. Конечно же, белый «авалон». Если на свете есть такая вещь, как справедливость, то настал мой час испытать ее действие на собственной шкуре. Много раз мне приходилось видеть людей с открытым от Удивления ртом, совершенно обездвиженных от удивления и страха, но Декстер в такой глупой позе оказался впервые. Замерший на месте, неспособный двинуться даже для того, чтобы подтереть собственные слюни, я смотрел, как машина медленно проезжает мимо, и думал только о том, как глупо я выгляжу в этот момент. Да, я выглядел бы еще глупее, если бы тот, кто сидел за рулем, решился на большее, а не просто медленно проплыть мимо меня, но, к счастью для людей, которые знают и любят меня — а таких по меньшей мере двое, включая меня самого, — машина проехала не остановившись. Мне показалось, что сейчас я увижу человека, сидящего в кресле водителя. Но тот немного прибавил скорости и не спеша направился к середине улицы. Свет на мгновение отразился от серебряной эмблемы в виде головы быка, и машина скрылась из виду. И я не смог придумать ничего лучше, чем захлопнуть варежку, почесать затылок и побрести в дом. Мне слышался ненавязчивый, но гулкий и мощный барабанный бой; я чувствовал, как накатывала волна счастья, порожденная ощущением облегчения и предвкушением того, что должно начаться. И вот затрубил и рога: теперь уже оставалось недолго, всего несколько секунд, прежде чем все начнется и произойдет в который раз. Радость переливалась в мелодию, которая разрасталась и, казалось, заполняла собой все пространство. Мои ноги несли меня туда, где голоса обещали скорый покой, исполненный восторга и блаженства, который вознесет до экстаза… И тут я проснулся; сердце бешено колотилось, ничем не мотивированное чувство облегчения, которое я испытывал, казалось мне непонятным, потому что ничего общего с тем, что ощущает жаждущий человек после глотка воды или уставший — на отдыхе, оно не имело, хотя что-то похожее было.