Черт. Я не могу рассказать им все, что знаю. Я бы и сама не поверила. Да и что я должна сказать? «Эй, я видела, как ее убили. Кстати, я знала, что Джереми вернется домой раньше тебя». Даже в моей голове это звучит безумно. Меня запрут в психушке и выбросят ключ. Навсегда. Паника медленно ползет по венам. Холодная дрожь разрывает мой позвоночник, и я дрожу от холода, охватившего тело. — Я… — черт, Лекси, придумай что-нибудь, и побыстрее. — Я… Она была мила со мной, когда я пришла в себя после операции. Я помню ее. На лице и мамы, и Дорис появляется облегчение. — О, — вздыхает Дорис. — Она была одним из самых хороших людей, которых я знала, — ее голос стихает, когда она отворачивается от меня. Когда я замечаю слезы, сверкающие в ее глазах, мне хочется пнуть себя, потому что я это стала причиной этих страданий. Но мне нужно знать. — Она была очень мила со мной. — Подожди, это та медсестра, которая приходила за мной? Мама смотрит на меня, на Дорис. Я киваю. — Вот черт, — говорит Мама. — Ее застрелили? Дорис кивает, и я едва не выпаливаю, что знаю, кто ее убил. — У полиции есть какие-то догадки? — подталкиваю я Дорис, надеясь, что она скажет мне, что это парень со шрамом. Дорис качает головой. — Мы не располагаем информацией. — Они вообще что-нибудь сказали? Может, мне стоит рассказать им, что я видела? Черт возьми, я не могу. Они ни за что мне не поверят. Так обидно. — Они ищут парня или девушку? — черт, сказать или нет? — Они ничего не сказали. — Дорис медленно качает головой. Давай, Лекси, скажи ей. В голове кружится и кружится тайфун преследующих меня мыслей. Я должна поступить правильно, но я не могу рисковать, я не хочу, чтобы люди думали, что я схожу с ума. «Скажи им!» — требует моя совесть. «Скажи им сейчас!» Я провожу рукой по немытым волосам и тяжело вздыхаю. — Все нормально? — спрашивает мама. Вздохом я пытаюсь скрыть поглощающее меня смятение. — Все нормально. «Скажи им!» — снова кричу я на себя. Если я скажу им, а они не поверят, то меня заставят пройти психиатрическое обследование. На меня будут давить, будут допрашивать так, словно я инопланетянка. Но если я скажу им, и они мне поверят, они захотят узнать, откуда я знаю, кто этот парень. Они проведут еще больше тестов, и я буду выставлена напоказ, как животное в зоопарке. Я не знаю, что делать. Побежденная собственным разумом и собственными рассуждениями, я решаю вообще ничего не говорить. Я не могу рисковать тем, что мне не поверят. Расслабив плечи, я стараюсь как можно глубже загнать ощущение внутреннего противоречия. Мои родители всегда учили меня, что если я могу кому-то помочь, я должна. Но сейчас, если я помогу Хейли, я выдам себя. Боль пронзает мое сердце, и горе затапливает меня с головой. Она погибла из-за меня. 5 глава Я дома уже больше недели, и иду на поправку. Я еще не вернулась школу: доктор сказал моим родителям, что в моем случае нужен более долгий уход, чем после обычной операции. Но я чувствую себя хорошо. И я так рада, что те глупые видения, от которых я страдала, полностью исчезли. Мама и папа носятся со мной, как наседки. Я ценю это, несмотря на то, что иногда чувствую себя дома как в клетке. Мама ходила в торговый центр, но меня с собой не взяла, потому что побоялась, что кто-то врежется в меня и повредит мне швы. Но это не страшно. Я знаю, что она просто защищает меня. Но теперь я собираюсь вернуться в школу. Никогда не думала, что скажу это, но я так скучаю по школе. Даллас Райли — моя самая лучшая подруга. Она не смогла навещать меня, потому что готовилась к экзаменам, как сумасшедшая. Из-за этого я чувствовала себя дома еще более одинокой. Мы переписываемся и созваниваемся, по крайней мере, миллион раз в день, но это не одно и то же. — Ты готова? — зовет из кухни мама. Я кладу ноутбук в школьную сумку и снимаю телефон с зарядки. — Иду, — отвечаю я и оглядываю комнату, проверяя, не оставила ли я что-нибудь. Я быстро смотрю на себя в зеркало и улыбаюсь. Я как будто новичок. Нервы дрожат от напряжения, ладони потеют от нервов. Я счастлива вернуться в школу, мне хочется увидеть Даллас и остальных моих друзей. — Поторопись, Лекси, — громче зовет мама. Когда я подхожу к кухне, мама копается в своей сумке. Я подкрадываюсь сзади и наклоняюсь к ее уху. — Не надо кричать, — говорю я громко. Мама отскакивает назад, хватаясь за грудь. — Господи, ты напугала меня до полусмерти. — Она игриво шлепает меня по руке. — Кажется, я лет на десять постарела. — Старение — это нормально, если только ты не запачкала штанишки. Мама хмурится. — Может, ты и на голову выше меня, но я все равно могу надрать тебе задницу, юная леди. Наклонившись, я целую ее в щеку. Она тут же смягчается и одаряет меня улыбкой. — Я знаю, что можешь, — говорю я, успокаивая ее. — Точно смогу. А теперь поторопись, пока мы не опоздали. Она останавливается у двери, дожидаясь меня. — Ты в порядке? — спрашивает мама, беспокойство звенит в каждом слове. — Ты можешь остаться дома еще на неделю, просто чтобы убедиться, что все полностью зажило. — Нет! — воплю я радостно. — Я не могу больше оставаться дома. На «Нетфликсе» столько всего интересного. — Закатив глаза, я показываю ей, как скучно оставаться дома. — Со мной все будет хорошо. В любом случае, если я почувствую, что не готова, я позвоню тебе, и ты или папа сможете приехать и забрать меня. Моя мама — судья местного суда, а папа — помощник шерифа. Их часы работы не всегда совпадают, потому что мама обычно работает допоздна, а папа приходит домой довольно рано. Но она на эти недели договорилась уходить на работу позже и возвращаться раньше, чем обычно, потому что хочет убедиться, что со мной все нормально. — Идем. — Она проверяет дорогие часы на запястье и открывает входную дверь. — Но если что-нибудь случится — немедленно позвони. — Обязательно, мам. — Что угодно. — Ладно, мам. — Я закатываю глаза, когда прохожу мимо нее, чтобы она не видела. — И не закатывай глаза, — резко говорит она. Черт возьми, я ненавижу, что она всегда знает, что я думаю. Или делаю. — Я не закатывала. — Я закатывала. Я улыбаюсь. — Я знаю, ты думаешь, что я слишком опекаю тебя. — Да! — Но я просто беспокоюсь. Я опускаюсь на пассажирское сиденье, как только мама открывает брелоком дверь машины. Она права, она действительно такая. Может, она решительная и жесткая в зале суда, но дома она мама. Я знаю, что она любит меня и сделает все, чтобы защитить меня. — Я знаю, — говорю я тихо.