– А скажи мне, уважаемый, – тяжело дыша, проговорил Алекс. – Скажи мне – ты по какой причине отменил нормальные препараты Манукян? – Манукян? Это которая? – Доктор наморщил лоб, вспоминая, и Алекс разозлился еще сильнее. – В этом отделении только одна больная в таком состоянии, не делай вид, что ты этого не помнишь! Он угрожающе занес сжатую в кулак руку над лицом забившегося в угол дивана врача, и тот моментально «вспомнил»: – А-а-а! Да-да, конечно… Понимаете, дело в том… Словом, дела у девушки плохи. Там, знаете ли, сложнейшая травма позвоночника… Ни ходить, ни сидеть, ни шевелить руками, ни даже полулежать она никогда уже не сможет. Произошел почти полный перерыв спинного мозга чуть ниже седьмого шейного позвонка… ну, в общем, вам подробности ничего не скажут. Важно другое – девушка обречена на постельный режим до конца жизни. Будет лежать так, пока сердце работает. Она молодая, протянет еще долго… – сбиваясь и вытирая попеременно руками кровь и пот, пролепетал доктор. Алекс чувствовал себя так, словно сейчас не у Мэри, а у него разорвалось что-то внутри. Самое страшное заключалось в том, что Мэри все поняла и не хотела терпеть. Не могла. – Так какого черта, доктор, ты не можешь даже облегчить ей боль? – злым голосом спросил он, еле сдерживаясь, чтобы не врезать эскулапу еще раз. – У меня нет сильных обезболивающих, а наркотики… Как я обосную назначение? Такие боли у нее будут постоянно… – Если я достану лекарства, ты напишешь назначения? – перебил Алекс, уяснив причину проблем. – Да, конечно, но… – Все, можешь не продолжать. Через час лекарства будут. Алекс вылетел из ординаторской, едва не запнувшись о неподвижно лежавшего на полу медбрата. У палаты Мэри он остановился и постарался успокоить дыхание и придать себе как можно более равнодушный вид. Еще не хватало, чтобы она поняла, что он тоже знает, что она безнадежна. Лекарства придется доставать Джефу, поручать это беременной Марго он не собирался, да и вообще ей не нужно знать, насколько все плохо у Мэри. Нужно запретить здесь всем говорить ей хоть что-то о состоянии подруги, оградить от любой информации. Марго должна доходить до срока без потрясений, она так долго ждала этого ребенка, что сейчас просто обязана родить его. И вообще – лучше бы ей уехать… Алекс понимал, что не волен распоряжаться судьбой Марго, и заставить уехать куда-то он ее не сможет теперь, потому что есть Джеф. Значит, надо внушить ему, что… Нет, не годится. Марго моментально почувствует фальшь и поедет сюда, прорвется в палату, а тут… Алекс зажмурился, сделал два глубоких вдоха-выдоха и толкнул дверь. Мэри лежала, открыв глаза и глядя в потолок. Алекс подошел и сел рядом, осторожно погладил безвольно лежавшую вдоль тела руку: – Как ты, Мэри? – Ты поможешь мне? – спросила она бесцветным голосом, и Алекс снова вздрогнул – в пылу разборок с врачом он успел забыть, о чем просила его Мэри, и сейчас, услышав вопрос, понял – она не отступится. Может, даже хорошо, что руки у нее не работают… – Мэри… не говори глупостей. Ты поправишься. – Я могла бы сейчас назвать тебя дураком и еще чем похлеще, но так нечестно – я лишу тебя права ответить мне пощечиной, потому что даже у тебя не поднимется рука ударить обездвиженного человека, – грустно усмехнулась она. – Неужели ты не понимаешь, что мне конец, Алекс? Неужели ты не видишь, что от меня не осталось ничего? Так помоги мне… Я не хочу умирать по частям! Я не хочу грызть подушку от боли, не хочу выть от нее, не хочу смотреть, как мучаются люди вокруг меня! Как они сочувствуют в лицо, а когда выходят отсюда, думают – когда уже ее бог приберет? Не хочу! – выкрикнула она и заплакала, закусив губу. И Алекс вдруг понял – она права. Права, как бы ужасно это ни звучало. Он опустил голову, изучая клетчатый линолеум пола. Нельзя заставлять гордого и сильного человека страдать и превращаться в животное от боли. И решиться на такую просьбу – это не слабость. Это, возможно, самое тяжелое решение в жизни Мэри, и она нашла в себе мужество принять его. Но тогда почему же ему самому не хватает мужества согласиться? Ему – пославшему на тот свет огромное количество людей? – Алекс… ты пойми простую вещь… – заговорила Мэри, перестав плакать. – Никто, кроме тебя, – понимаешь? Никто – потому что нет, наверное, в моей ситуации большего счастья, чем умереть от руки любимого человека. Алекс вздрогнул и поднял глаза – Мэри улыбалась. – А что – ты не знал? Не знал, что я все эти годы любила тебя? Разве это было так уж незаметно? Алекс почувствовал, что не может говорить – словно голосовые связки парализовало и ни один звук не рождается. Она носила это в себе все время, не давая чувствам одержать верх над разумом, и ей это удалось. Она все-таки переиграла его, маленькая рыжая колючка, переиграла даже вот так – обездвиженная навсегда, лишенная даже возможности вытереть слезы. Переиграла его, считавшего себя непобедимым. Ох, Мэри, Мэри… Его щеку что-то обожгло, и Алекс к своему ужасу понял, что плачет. Впервые в жизни ему не было стыдно и страшно, что кто-то увидит его слабость. Он был уверен в том, что Мэри все понимает и не осуждает его за эти эмоции. В конце концов, не этого ли она добивалась все годы, что они были знакомы? – Алекс… – Не дави на меня, – огрызнулся он. – Ты думаешь, это так легко? – Нет. Я думаю, что это очень трудно. Но уверена, что ты справишься. Мне больше не на кого надеяться. – Я сказал, мне надо подумать. – Только не тяни, ладно? – попросила Мэри. – Мне с каждым днем все хуже, я не могу терпеть боль… – Джеф привезет лекарство. – Ты не понял… Мне не нужно лекарство. – Я прекрасно тебя понял. Но пока я не приму решение… прошу тебя… не отказывайся… Алекс удивился сам себе – он не отдавал приказы, не требовал – просил. И даже у Мэри не повернулся язык отказать ему. – Хорошо, – сдалась она, закрывая глаза. – Но сделай так, чтобы мне не пришлось терпеть слишком долго, хорошо? – Конечно. Он встал и собрался уйти, но потом вернулся, наклонился и поцеловал Мэри. Она открыла глаза, удивленно захлопала ресницами: – Ты что? Зачем? – Я так хочу. – А-а-а… – протянула она понимающе. – Ну, что ж… Алекс давно не помнил себя таким пьяным. Он сидел в ресторане и, практически не закусывая, пил коньяк стаканами. В голове уже все плыло, лица окружающих сливались в одну мерзкую рожу, в которую хотелось заехать кулаком. Сигарета не прикуривалась, пламя зажигалки никак не желало облизывать ее кончик, и Алекс, разозлившись, швырнул зажигалку куда-то за спину. Остатки сознания вопили о том, что самостоятельно он отсюда не выберется, и последнее, что Алекс успел сделать, это набрать Джефу. Когда тот приехал, Алекс уже спал, положив голову на скрещенные на столе руки. Джеф оплатил счет, взвалил невменяемого Алекса на плечо и потащил к машине. Везти его к себе в таком состоянии Джеф не решился, чтобы не волновать Марго, а потому пришлось воспользоваться ключом от квартиры Мэри. Уложив Алекса на кровать в спальне, Джеф вытер вспотевший от напряжения лоб и пошел в кухню. Оставлять приятеля в одиночестве он не решился, позвонил Марго и сказал, что встретил друга, с которым много лет не виделся. Марго задала пару вопросов и, получив вразумительные ответы, успокоилась и сказала, что ложится спать. Джеф облегченно вздохнул и отключил телефон. Алекс спал, раскинувшись в постели Мэри, и Джеф вдруг подумал, что это символично. Мэри крайне редко позволяла ему ночевать здесь, а теперь, когда ее нет, Алекс спит в ее постели. Джеф, как и Марго, искренне считал, что эти двое подходят друг другу как болт и гайка, но почему-то боятся признаться в этом. Он вышел на балкон, закурил, облокотившись на перила. Мэри не признавала остекления, а потому, купив квартиру, заставила рабочих снять рамы. – Как я попал сюда? – раздался вдруг за спиной голос Алекса, и Джеф, вздрогнув, выронил сигарету. Алекс стоял на пороге балкона, ухватившись руками за переплет двери. Глаза его были мутными от выпитого, его пошатывало, однако он довольно неплохо держался на ногах. – Я забрал тебя из ресторана. Джеф подошел вплотную, и Алекс шагнул назад в комнату, впуская его. – Есть что выпить? – спросил он, и Джеф пожал плечами. – Я тут не живу. – У нее всегда есть, я знаю. Поищи в кухне. Джеф вздохнул и отправился на поиски спиртного. Идти в магазин не хотелось, и, найдя в шкафу бутылку коньяка, он обрадовался. – Пойдет? – спросил он, демонстрируя находку усевшемуся в углу за столом Алексу, и тот удовлетворенно кивнул: – У девочки всегда был хороший вкус на спиртное. Почти армянский. – Говорят, ее муж хорошо разбирался в коньяке, – заметил Джеф, откупоривая бутылку. – Да уж… он хорошо разбирался во многих вещах… только в Мэри ошибся. – Как она? – поинтересовался Джеф, усаживаясь за стол и наливая коньяк в две рюмки. Алекс обнял свою длинными пальцами и замер, глядя куда-то в пространство. Когда же он перевел взгляд на Джефа, тот невольно вздрогнул – глаза Алекса сделались совершенно черными и страшными, как два бездонных колодца. – Ее почти нет. Понимаешь? Почти нет. Залпом влив в себя коньяк, Алекс даже не поморщился и протянул руку за бутылкой. – Тебе не хватит ли? – с сомнением протянул Джеф, но, наткнувшись на взгляд этих страшных глаз, понял – лучше не лезть. – Я должен решить… сейчас должен решить… – пробормотал Алекс, наполняя рюмку. – Что решить? – Ты не поймешь… и никто не поймет… а она вот поняла бы. И не осудила бы, я знаю… Бормотание Алекса становилось все невнятнее, и Джеф перестал напрягать слух и разум – завтра, когда проспится, расскажет нормально. Если, конечно, захочет. Через три дня Алекс сидел в палате Мэри, смотрел на спящую и думал. В кармане лежал шприц, но вынуть его у Алекса не хватало духу. Следов препарата не обнаружила бы никакая экспертиза, это почти физиологическая жидкость, но дело не в этом. Алекс не мог – физически не мог себя заставить сделать это. Наверное, это будет единственный прецедент, когда лишенный жизни человек станет являться к нему во снах. Алекс точно знал, что не сможет больше спокойно жить – в любом случае. Как раз та ситуация, из которой нет выхода. Все, что ни сделай, обернется против него. Знать, что Мэри живет и мучается, он тоже вряд ли сможет. Она внезапно открыла глаза, словно почувствовала его присутствие и душевные терзания. Едва взглянув на него, Мэри, кажется, поняла – он сделал то, что обещал, нашел способ, однако что-то смущает его, не дает закончить. – Не мучайся так. Поверь – будет лучше всем. Ты же сам говорил – нужно поступать так, как подсказывает сердце.